Пока не пойдёт снег

Дождь за окном. Самое время почитать что-нибудь искреннее и глубокое. Рассказ Ребекки Поповой "Лючия" написан 17 лет назад. За это время образы набрали силу времени и стали хранителями автора в его собственной Вселенной.

источник

Лючия. Фонетика напоминает русскоязычному уху слово, которое любят идеалисты — лучшее. В русском звучании это устремление к совершенству похоже на змеиный шип: твердые гласные, пара шипящих, тягучий йот окончания. Как раз все то, что нужно для похода по головам к светлым идеалам.

Имя Лючия, не в пример этому прилагательному, таких ассоциаций не вызывает, и первый слог устремляется в волну людей и любви. Еще до чтения ассоциативный ряд отбрасывает тень памяти к сказке Люка Бессона про пять элементов и оперной вставке с синей дивой Плавы Лагуны — арии из оперы Гаэтано Доницетти "Лючия ди Ламмермур". Это сцена безумия, которая исполняется новобрачной перед гостями с ножом в руках, на котором — кровь убитого нелюбимого мужа.

Любовь и смерть похожи. В искусстве их часто ставят рядом. А так по жизни они рассыпаны на осколки инсайтов и тихие заводи одиночества, создавая третью сторону света — жизнь.
Такая подстройка к Италии через оперу легко перебросит мостик в Европу и одну из старейших ее локаций. Описание весны, начинающее рассказ, медитативно замедляет внутреннюю скорость, летящую с экрана, и чтение позволяет находиться в том состоянии, когда слова не глотаются, а всё-таки оседают в подсознании.

Время действия в новелле не обозначено. Но по некоторым реалиям его точно нельзя отнести к периоду современности. Отталкиваясь от хронотопа событий, можно сказать, что это время, когда традиция Карнавала в Венеции стала уже приятной и ожидаемой историей.

По сюжету без спойлеров, это история молодой девушки, пытающейся раздуть костер угасающей любви и вернуть охладевшего к ней героя. Маскарад традиции позволяет встретиться с ним под маской незнакомки и попытаться вернуть утраченное или начать отношения с нового листа (перезагрузить эмоции). Для чувственной Лючии желание реализовать задуманное сосредоточено на двух уровнях — романтическом и телесном.

Если отвлечься от Венеции, Италии и исторического времени, то эта история — своеобразная калька современных отношений в сети, где маски — это ники, карнавал — клонирование аккаунтов, перезагрузка отношений — общение со знакомым под маской другого профиля. Интересно, что временной отрезок проведения карнавала совпадает с русской Масленицей. Он оканчивается за день до Прощенного воскресения перед началом Великого поста. Эти языческие пересечения позволяют провести параллель в некоей цикличности ритуальных событий, а так же увидеть различие конфессий, там, где католики прекращают лицедействовать, православные ритуально каются перед всем и вся.

Образ Лючии раскрывается не только с помощью ее переживаний, поданных как лирические отступления в виде внутреннего монолога, но и в восприятии ее другими героями: продавцом масок, торговцем в книжной лавке, ее остывшим другом Марко. В закономерности концепции угасания чувства ощущается некое влияние школы философии пессимизма и одного из ее адептов Шопенгауэра. Он считал, что свобода мужчин — область покушения женского обаяния. В то время, как героиня пробует стать тенью своего возлюбленного, растворяясь во всем, что ему дорого, он ощущает в этом угрозу личному пространству и находит область, где этих пересечений нет. Занятие алхимией и поиск своей разновидности философского камня полностью поглощают его, заставляя Лючию искать способы возврата  — своей власти или любви. Судя по некоторым деталям, героиня эти явления не разграничивает.

Повторяющиеся знАчимые детали в тексте — образы двух лавок: сувенирной, с карнавальными масками, и книжной. Такая аналогия позволяет провести параллели между литературой, как способом карнавализации жизни и непосредственно языческой традицией. Еще одна говорящая деталь - голубь. Его образ трижды повторяется в самых эмоциональных сценах рассказа.

Впервые — когда героиня видит маску Коломбины и не решается ее купить. Это карнавальный архетип служанки, помогающей госпоже устраивать альковные дела. Персонаж-маска пришел из коллекции итальянского театра (комедия дель-арте). Она является всеобщей любимицей и неким вектором обновления жизни. Топовая маска карнавала позиционирует легкое отношение к жизни, раскрепощенность, импульсивность., спонтанность. В переводе имя Коломбина обозначает - голубка. Второй раз — бьющийся почтовый голубь в окно — появится, когда героиня узнает о важном событии, меняющем весь уклад ее жизни. И в третий — когда будет вспоминать о том, как пускают бумажную голубку с колокольни в начале карнавала.

Мотив золота, как некоего противопоставления живой, а не искусственно созданной жизни, в рассказе становится несущей сюжетной конструкцией. Формат этой великой субстанции несколько отдален от банального его восприятия, как денежного эквивалента. Скорее, оно приравнено к некоей проводящий сверхсиле. Она способна превратить мир людей из хаоса социума в легко поддающееся управлению сознание. И через отдельного человека, как через ЦУП ракетой, можно управлять всем остальным, подменяя, или даже замещая функции, ранее приписываемые богам или природе.

Подача мотива золота чем-то напомнила последнее интервью Хокинга, где он рассказал о внеземных предпосылках возникновения этого металла.  И здесь связь с алхимией и современной наукой своеобразным мостиком соединяют разные временные пласты. А если учесть что у времени — искусство, это своеобразный вечный мост, то такое совпадение помогает увидеть не разобщенность, а близость науки и культуры.

Тема жизни, как явления противоречивого, и только в таком формате способного стать реальностью, связана тоже с этим металлом. Тема "золотого ребенка", финальной коронации и ранее рассыпанные детали интерьера позволяют прочитать сюжет слегка отстраненно, с поправкой на вечные ценности, влияние на которые со стороны человека малы и ничтожны. И в такой подаче утрата любви воспринимается уже не как трагедия, а как болезненное, но преодолимое явление, не поддающееся диктату рационального мира.  

Но настоящий карнавал в рассказе случился во второй сюжетной линии, связанной с разоблачением, или скорее, со снятием маски нового знакомого героини. Почти в самом финале сюжет получает такой временной и смысловой тоннель в теме отношений мужчины и женщины, что заставляет переосмыслить все, что сложилось во впечатлении до этого твиста. Так иногда знакомые вещи или события меняются изнутри при смещении ракурса восприятия.  Акцент на чувственную сторону влияния главной героини в рассказе легко перебивается правом свободы от этой зависимости.  И та неизвестность, в которой она пребывает в отношении будущего ребенка, в какой-то степени еще до рождения делает его свободнее обычных детей.

Дождь кончился. На улице снова безжалостное блюдо солнца. Пора покинуть Венецию и снять маску критика, оставаясь простым читателем.

за маской карнавала
не лица прячешь
время
когда не ждут не помнят
и падают колени
то в снег дешевых истин
то на горох сомнений
но остаются близкими
прочитанные книжки
свет тишины и тени

Любовь это не вечный огонь, скорее, осенний костер. Сначала ярко горит, дымит подольше, пока не пойдет снег...