Субботний отрывок. Луч, вейлени и загадка из прошлого

      Его кружево окуталось облачком грусти. 

      — Был друг… одна леди, которая стала супругой Рыцаря. Его я неплохо знал тоже… отчаянный мальчишка, как раз ей под стать. Как их обоих оттуда не выгнали, чудо вроде Великой Тайны.

      Он улыбнулся мягко и печально, совсем непохоже на моего магистра, саркастичного резкого Каэрина.

      — История, достойная поэмы менестреля. Юноша из Ордена повстречал прекрасную леди и полюбил её, а она — его. Но леди оказалась вейлени, много старше юного Рыцаря… и хуже того — она была Открытой. Их пути должны были разойтись, но он дал ей клятву лейан, а она её приняла. Как и положено в сказке… — я искала в его усмешке особую горечь, знак отвергнутой страсти и потерянных надежд, но не могла найти. — И юноша привёл свою супругу в Тень, но не в стены замка: он построил ей дом у озера, кругом цвёл сад, полный плодов и ароматов, и они были счастливы… недолго.

      Так я и знала. У подобных историй счастливых концов не бывает. Разве что в детских сказках.

      — Она разлюбила его? Ушла?

      — Нет, она родила ему дитя.

      — Вейлени?!

      — Да, вот так. Жизнь порой бывает причудливее любых фантазий. Вейлени и Рыцарь, владеющий Чар, — оба понимали, что дитя унаследует их дар, и разрывали в клочья все правила и законы ради своей любви. Они ужасно рисковали, ведь рождение ребёнка вэй звучит столь сильно, что их бы неминуемо кто-то услышал. Если не за Чертой, то внутри. Слухи о том, что Рыцари чувствуют вэй, появились не на пустом месте. Но она любила его… сумасшедшая женщина, не ведающая страха. И он не лучше.

      — Они… погибли? — тихонько спросила я. Не решаясь уточнить, как именно.

      — Да. Но не тогда. Ребёнок родился, и эта безумная парочка сумела сберечь секрет. Понятия не имею, как. Хотя я сам не выбрал бы место для дома лучше — крохотное слепое пятно, булавочный укол в ткани Поля… Такие пятнышки практически неощутимы. Но кто-то из них двоих нашёл его. Один шанс на миллион. Никогда не поверю, что это вышло случайно.

      — Ты бывал там? Ты… — я осеклась. Спросить у Луча, хранителя законов Тефриана, помогал ли он Открытой скрываться от Звезды, нарушая один из главных законов? Не только она рисковала до безумия!

      — Я знал её с юности. Она проявила ко мне доброту, хотя могла не делать этого… а я не мог в ответ предать её. Да, я знал о ней. И о нём тоже. Ему хотелось разбить стену меж Орденом и Звездой, а ещё — изменить ситуацию с Открытыми… и в Тени — тоже. Он и впрямь стоил её, с подобными мыслями. И он бы добился своего, знаешь ли. Упорный, не свернуть. И поразительно ясно видящий — для Рыцаря. А впрочем, его идеи даже меня иногда смущали. Отменить Черту, переписать законы… полагаю, знай он Великую Тайну — он бы додумался до того, чтобы открыть и её. Но им приходилось таиться, притворяться не теми, кто они есть, защищая друг друга и ребёнка… А через несколько лет она умерла.

      Я растерянно молчала: скажи он, что секрет раскрыли и отдали обоих Звезде, я удивилась бы меньше. Но просто умереть… Вэй живут дольше неслышащих; двести лет для них — едва ли зрелость. Женщина, способная иметь детей, по вэйским меркам совсем молода. Вэй не умирают от болезней, с ними не бывает несчастных случаев; по слухам, их не убьёт даже укус бешеного бира (хотя в это верилось с трудом). Так что же могло случиться с вейлени, матерью — среди свято верующих в ценность жизни людей Ордена?

      — Подробностей я не знаю. Её супруг навестил меня после, и он был невероятно окутан виной. Вина и боль. Казалось, прояви я настойчивость в расспросах, и он на коленях будет молить о прощении… или о смерти. Я подозревал, что его смерть — вопрос времени. Он ухитрился продержаться целых два года — полагаю, ради ребёнка. И это потребовало немалых сил. Он готов был уйти с той минуты, как потерял её.

      — Ты думаешь, он был виноват в её смерти?

      — Скорее всего. Они были не из тех, кто отвергает свою натуру из страха перед традициями, правилами, осуждением прочих… Она, конечно, учила его. А ты знаешь, как опасны игры с Чар, когда это делается втайне. К тому же её дар был неистов, ярок… она поистине повелевала Сумраком во всех проявлениях — невольно вспомнишь страшилки о вейхан из сказок. Её всегда манило пламя. Когда она решила стать лейан Рыцаря, а я отговаривал её, пугая орденским костром, — она смеялась, заверяя, что огонь попросту неспособен повредить ей, что он станет ласковым котёнком в её ладонях. И я верил ей. А затем пришёл он, шатаясь под грузом вины, похожий на призрак, а не живое дитя сумрака, и сказал, что их дом сгорел — с нею вместе. Если бы я уловил хоть намёк на ложь, на тот самый костёр — я выбил бы из него правду любой ценой. И страх перед Орденом меня не остановил бы. Но он не лгал, её не раскрыли.

      — Она сама… — горло отчего-то сжалось, словно мёртвая вейлени была мне сестрой. — Она ошиблась? Не сдержала вспышки Чар?

      — Или он. А может, ребёнок. Дети вэй часто страдают от своего дара. Обида, гнев, боль, и вот дар уже на свободе; а с их воспитанием, включающим суровые тренировки и сражения, это почти неизбежно.

      — Но ты мог узнать точно! Разве тебе не хотелось? А если дело в ребёнке, то его же надо было забрать!

      — Насильно? Против воли отца? Чтобы потом он узнал об убитой им матери? Или что его отец убил её?

      — Ты просто всё оставил как есть, — пробормотала я. — Но так же нельзя. Если из-за дара кто-то погиб, носителя нельзя оставлять без присмотра.

      — Да, но только если носитель не находится в Тени. Звезде с её законами туда нет ходу.

      — Ты из Тени сам!

      — Но мне учителя позвали. И спросили, чего хочу я. Меня не выдернули насильно из мира, который я любил и считал своим. А тот Рыцарь не звал меня. И это также доказывало, что виноват кто-то из семьи, и он знает, кто именно. И от этого знания стремится уберечь сына. Да, я мог настоять на расследовании, и отказать он не имел права, но чего бы я добился? Умершую не вернуть, сломав жизни живущим. А жену вэй ему бы не простили. И на ребёнка упала бы тень в любом случае. Клеймо «сын лжеца и Открытой» — не то, что требуется малышу, потерявшему мать.

      — Но когда отец умер…

      Каэрин вздохнул.

      — Если бы он хоть раз намекнул, что желает для сына участи вэй, я пришёл бы. Но явиться в Тень незваным… чем он оправдал бы мой визит? Если слухи о том, что Рыцари чувствуют Чар, — не сказки, его и так могли подозревать. А тут к нему заявляется Луч Звезды с секретным разговором. Что он ответил бы собратьям на вопрос, какой трясины мне от него нужно? Я не хотел добавлять ему бед. Но мальчик… за ним я пытался следить. Дети наследуют ноты родителей; а голос матери я бы ни с кем не спутал. Однако за все годы ничего похожего на неё оттуда не доносилось.

      — А во время пожара? — удивилась я.

      Учитель покачал головой.

      — Они умело прятались. Я говорил тебе, их дом стоял на слепом пятне. Я уловил тогда что-то странное, короткий звук, тотчас затихший… — он непонятно хмыкнул. — Совсем как давеча во время Призыва.

      Меня охватил знакомый азарт — я шла по следу за усиливающимся чувством почти разгаданной тайны.

      — Ты услышал его? Во время Призыва. Её ребёнка!

      — Ах, Диш, не выдумывай. — Его ответ был слишком быстрым и резким для истины. — Я имею в виду сходство совсем иного рода. Мимолётность, а не тональность. Но Тень искажает звуки. В день её гибели я слышал не боль и не отчаяние, а нечто, напоминающее гнев, ярость хищника в смертельной битве, но какой в этом смысл? Кто в Тени Ордена мог напасть на неё? И главное, разве стал бы любящий муж защищать кого-то, кроме неё и ребёнка? А сам он никогда её ранить не мог бы.

      — Люди ссорятся. А ты ощущал его вину.

      — Да, но не вину того, кто намеренно совершил убийство. Не того, кто вызвал у вэй ярость поражения.

      — Она была… такая?

      — Яростная? Непримиримая? О да, но не с теми, кого любила. Да и если бы её ярость вызвал муж, это он погиб бы в том огне. Не она. У него бы не хватило сил сладить с нею в открытом противоборстве.

      — Не считая Великой Тайны Ордена.

      Он помрачнел.

      — Не неси чушь. Подобными речами не бросаются.

      — Но почему нет? Ты сам сказал — звучало странно!

      — Не настолько. И я не верю, что удар Великой Тайны прошёл бы незамеченным. И сам по себе, и — в мелодии того, кто ею воспользовался. Этот человек был здесь, в этой комнате, совсем рядом; и я слышал лишь боль утраты и вину мужчины, не сумевшего спасти любимую. Он был тих и прозрачен. И для вэй довольно слаб. Обычный Открытый мальчик, толком не постигший всю глубину своего дара. Никогда не поверю, что легендарная Великая Тайна, что развеяла в пыль огромную армию, не звучит вообще никак.

      Итак, мой наставник и будущий супруг не только скрывал Открытую, но и помог ей затаиться в Ордене в качестве супруги Рыцаря. Открытого номер два. Далее появился ребёнок — несомненно, тоже носитель дара. Далее мать странно погибла в огне, а ведь вейлени могла запросто погасить пожар — тем более, в «слепом пятне», где колебания Чар скрадываются, не отзываясь в Поле. Каэрин думает на сына или мужа, но ничего не стал предпринимать. И не собирается. Даже теперь, когда из Тени замка Эврил доносятся отголоски непонятно чего, неведомо кем создаваемые. И плюс к этому букету, Брэйвин учиняет Призыв, отлавливая — возможно — именно обитателя Тени. А мой учитель, хранящий столько смертельно опасных тайн, продолжает хранить их. Хотя любой разумный человек скажет, что единственно верное решение — забрать из Тени это дитятко Открытых в ученики, и чем скорее, тем лучше.

      Особенно если Верховный что-то услыхал и о чём-то догадался.

      Да он вот-вот попросту убьёт Каэрина и меня заодно, и в общем-то, будет прав. Закон об Открытых придумали не из прихоти, а ради сохранности Поля, психики самих Открытых и жизней тех, кто их окружает. И вот пожалуйста: женщина-то мертва. И муж её — тоже. Яркое следствие Открытого дара.

      — Ди, — мягко сказал Каэрин, и я снова убедилась, что все мои мысли для него — как на ладони. — Не всё так однозначно. До Войны Чар даже слова «Открытый» не было. Зато Звёзд было несколько.

      — Знаю, — невежливо буркнула я.

      — И не было Черты, — вкрадчиво продолжал он.

      Песенка знакомая. Он давно подвёл меня к мысли, что появление Черты сразу после войны, вместе с костром для вэй и поркой для менестрелей, пересекших Черту без приглашения, означает вовсе не охрану Великой Тайны, как заявляет Орден. Будь Тайна столь уязвима, её бы распрекрасно спёрли за века с момента постройки первого замка до Багровых Лет, пока в Тенях мог спокойно шастать кто угодно. А раз не спёрли, то и причина создания Черты совсем иная, и если Орден что и защищает, так тайну иного рода.

      Например, что наделённых даром у них там множество. Или Открытых, или обучаемых — на свой лад.

      А раз этот факт прячут, то ещё вопрос, кто для страны опаснее: горстка полубезумных от дрёмы бедняг Открытых — или Орден.

      Ведь Поле повреждено войной, и едва в каком-то краю взаимосвязь магистров ослабевает, возникают сбои — мелкие, вроде размытых изображений и лёгких нарушений баланса погоды, но чинить-то всё это безобразие приходится постоянно. Нам. То есть, Звезде. Магистрам, как Каэрин. А их поди воспитай.

      И помощь ещё одной Звезды тут точно не помешала бы. А они вместо этого сидят за Чертой в обнимку со своими секретами. Если, конечно, Каэрин прав.

      Хотя сам он обожает повторять своё любимое «всё неоднозначно»… видно, чтоб вовсе меня запутать.