Все наше

В 1970 году, когда мне было 7 лет, мы переехали в новую двухкомнатную квартиру на Черемушках, по улице Алтайская. Перебрались летом, и это хорошо, потому что сразу жить в этой квартире было невозможно: требовался ремонт. Нет, разрухи не было, двери открывались-закрывались, пол, сантехника, окна и прочее были на месте. Но такого ужасного качества, что все рукастые мужики новоселье начинали с ремонта.

Для начала отец снял всю половую доску, потому что щели были такие, что мышь пролезала. Вкривь и вкось, на разной высоте. В качестве помощника позвал дядю Петю. Когда доски сняли, оказалось, что большую часть поставить назад невозможно: плохо просушенные, кривые. Надо было искать новые. Половая доска тогда в теории продавалась, в реальности ее можно было найти только по блату или втридорога. Но вокруг строились Черемушки, так что вскорости бойкие строители принесли нужное за небольшие деньги. Я слышал разговор отца с продавцами, те клялись, что прораб сам сортирует товар: плохие доски на пол, хорошие — на продажу.

Начали класть доску, я немного помогал — таскал гвозди. Потом те же люди принесли чугунные батареи, и мы стали их присоединять.

Я спросил дядю Петю:

— А что, доски и батареи ворованные?

— Не, — ответил тот, — взятые у государства. — Ты же сам видишь, что нормальный стройматериал иначе не достать.

— Но все равно это воровство, — уперся я.

Дядя Петя оторвался от прикручивания батареи и спросил:

— Какой основной девиз коммунизма, к которому мы идем?

— От каждого по способностям, каждому по потребностям! — бойко отбарабанил я.

— Верно. Потребности любые?

— Конечно!

— А если у меня потребность взять пулемет и расстрелять весь дом?

— Ну… Так нельзя!

— Именно. Значит, потребности не любые, а разумные. А кто определяет разумность? Партия. Через кодекс строителя коммунизма. А там написано, что главная потребность у нас одна: построение светлого общества во всем мире. А как его возведешь, если строители загнутся? Одна батарея на всю комнату в панельном доме, когда мороз бывает за тридцать — кто так планировал? И потом, государство — это кто? Это мы! У нас все общее. Только плохо распределяется. Но есть хорошие люди, которые этот недостаток исправляют.

– Ну… — подумал я. — Если все будут таскать, коммунизм не построить.

— Почему не «построить»? — удивился взрослый. — Начальство давно удовлетворило свои потребности, они уже при коммунизме живут. И если не дураки, не гоняют рабочих, кто за свою семью радеет.

— Так их мало, а коммунизм должен быть для всех.

— Верно. — Дядя Петя закончил прилаживать батарею и начал разводить краску. — Он и будет для всех. В одной отдельно взятой стране, за железным занавесом, как нас учит партия. Пока внедряется в разных местах в качестве эксперимента. В трудовых лагерях. Строят железные дороги, предприятия. Каждый вкалывает по способностям (за этим тщательно присматривают), и получает по потребностям. Потребности там маленькие…

— Ты что мальцу рассказываешь? — вмешался в разговор отец. — Рано ему такое еще знать.

— Ну не знаю, — не согласился дядя Петя. — Будет думать лозунгами, хорошо не устроится. Всю жизнь будет по баракам маяться, как мы, здоровье положит на заводе…

— Хватит! — резко прервал отец. — Чтобы нормально жить, надо еще помалкивать. Вырастет, сам разберется.

— Да, разберется, — согласился дядя Петя, начиная красить батарею. — Главное, чтобы сам докумекал. А то, что написано в первой строке кодекса строителя коммунизма?

— Я не помню, — признался я.

— Там написано, что ты должен быть предан делу коммунизма, любить родину и страны социализма. Но главнее первые слова: «Партия считает…». То есть твои нравственные принципы определяются не тобой, а партией. А это…

Отец отобрал кисти у дяди Пети и увел его на кухню обедать. Видимо не хотел, чтобы я слушал антисоветскую агитацию. Интересно тогда было: те, кто пытался думать своей головой, становились врагами советской родины. Именно родины и народа, а не партии.

Я думаю, социализм развалился потому, что мало кто хотел работать «на дядю». Сначала требовалось вытравить в людях индивидуализм, агрессию, конкуренцию. Что-то сделать с семьями, чтобы человек общество любил не менее, чем родных. После чего дать ему взамен этой любви не менее сильную мотивацию. Кто не поймет или не воспримет, заставить работать насильно. И да: как ни крути, получится трудовой лагерь.

P.S. Я пошел в ученые потому что думал: умственно работать не заставить. Это же не лопатой махать. Хорошо, что в детстве я не знал о «шарашках», в которых в военное время заставляли работать ученых. Но и после была масса возможностей управлять «высоколобыми», например, распределением финансирования и доступом к публикациям. Глупо думать, что можно быть где-то свободным в несвободном государстве.