Эпизод в поезде

Сегодня ездили с дочкой в райцентр на электричке. Конечно, на автобусе можно поехать, но только автобус стоит сорок пять гривен, а электричка тринадцать -- разницу мы отлично прокутим на всякие глупости, на которые денег обычно жаль.

Электричка у нас экзотическая -- раньше было три вагона, потом два, а теперь остался один. Неизвестно, куда остальные делись -- то ли рассыпались, то ли в другом месте нужнее. Понятно, что экономического смысла нет -- паровозу один тот вагон таскать, но это же, типа, социальный  транспорт, всегда нужен, хоть и едет пятнадцать километров почти полчаса, останавливаясь под каждым кустом.

Обратно тоже на электричке отправились. Обратно народу больше в поезде было, а нам еще повезло, что напротив нас цыганское семейство сидело. Дочка, что из еесу на побывке, отвыкла уже от такой экзотики, пришлось приказать ей не глазеть -- совершенно неприлично.

Цыганское семейство состояло из трех очень юных мам с грудными детьми, двух таких же юных пареньков и одной прожженой особы около тридцати(но кто там знает точно, сколько), покрытой татуировками и нетрезвого вида.

Прожженая особа подробно рассказывала юному пареньку из их компании, что с ним будут делать в тюрьме, если он туда попадет -- в смысле сексуальных извращений. Паренек в тюрьму не собирался, о чем своей визави сообщил, но та не верила -- как же это можно так жить, если в тюрьму не попадать. И давай дальше распространяться про сексуальные действия насильственного (впрочем иногда и по согласию) характера, что в тюрьме случаются -- уж она-то знает...

Какой-то немолодой мужчина сделал прожженой особе замечания, поскольку лекции ее по тюремным нравам были полны нецензурной лексики -- а в вагоне дети! Прожженая особа обрадовалась расширению публики и начала просвещать того мужика, а также пугать, что вот на станции ее встречает муж, уж он-то  покажет -- за оскорбление дамы! -- уж тогда все узнают про извращения на деле... Пошла она к тому мужику решительно, джинсы с низкой посадкой обнажили ее пышные бедра, показались кружевные трусы малинового цвета и яркие татуировки -- бабочки и драконы... Неизвестно, чем бы дело кончилось, да только проводница пришла, билеты проверять. А у всей цыганской компании, при стоимости одного билета до их пункта назначения в пятьдесят две гривны, было сорок восемь на всех. Проводница предлагала убраться  на ближайшей станции, раз денег нету ехать дальше, грудные дети плакали, юные мамы суетливо искали в своих котомках свидетельства о многодетной семье... Ну, в смысле того, что они сами, мамы эти юные, дети несовершеннолетние и им положен по закону бесплатный проезд, а у младенцев, любому понятно, и так он бесплатный. Пареньки, скромно глядя в окно, заявили, что у них тоже свидетельства такие есть, но они их дома забыли... И, конечно, как обычно бывает, проводница вздохнула бы и пошла бы дальше, проклиная свою судьбу проводницы в социальном вагоне, где ездит всякий нищий сброд... 

Но была же  прожженая особа, вполне взрослая и работоспособная, которая точно обязана платить. Но та заявила что ее муж(который вот только что, вроде бы как, должен встретить обидчика на ближайшей станции) на войне страдает, а тут какая-то хамка денег за проезд требует... Ну и пошла дальше песня про извращения -- какая-то странная фиксация у той прожженой особы на некоторых действиях сексуального характера, то ли ей нравится про что говорит, то ли напугали ее этим очень.

Проводница удалилась. Другой пожилой пассажир рискнул сделать замечание -- очень опрометчиво. Таким особам нельзя давать трибуну -- их надо или бить, или игнорировать, не в коем случае не относиться всерьез. Перекричать их невозможно, они перекручивают, переиначивают, взывают к исторической справделивости и прочему бреду... Муж превратился в брата, который прикрывает всех... Потом братьев стало двое и они уже умерли, а то бы показали всем кузькину мать за издевательства над сестричкой... Юной матери с ангельским лицом, лет пятнадцати-шестнадцати, было неловко, она смущаясь, поглядывала на меня, но вынужденно подхихикивала бреду полоумному своей старшей родственницы, другая юная мать отстранялась, глядя в окно, пареньки смотрели на свои руки, не поднимая глаз. 

И не потому, что они такие законопослушные, а потому, что знали, что ничем хорошим для них это не кончится. Что вместо того, чтобы всем этим детям -- младенцам и их родителям, бесплатно доехать до места, сейчас их высадит на ближайшей станции наряд полиции, начнут разбираться и морочить голову, что ночевать придется с младенцами под кустом... Но не делали ничего, чтобы остановить ненормальную. То ли из солидарности своей цыганской или субординации, то ли по молодости и слабости.

Ангельское дитя, что сидело на коленях матери, гугукало мне и улыбалось. Это был прекрасный ребенок. Такой, каким изображают маленького Кришну в религиозных брошюрках. Я не знаю, мальчик это был или девочка. Но к сожалению, с большой долей вероятности, могу предсказать, что прекрасное дитя повторит судьбу своей юной матери, а потом и превратится в такую вот прожженую особу... И страшно жаль.

Нужно разрушить гетто. Гетто, которое отделяется от всего мира. Гетто, что придумывает себе, отдельную от всего мира, историю. Гетто, которое оправдывает преступления детским лепетом или необоснованной наглостью... Гетто, вожак которого и его личные сексуальные комплексы портят дорогу множеству людей, а своей компании -- особенно сильно...

Так, размышляя, экстраполируя случившееся и прижимая к груди рюкзаки, выходим мы из поезда, отходим сразу вбок, давая дорогу группе полицейских с решительными лицами...

...Это просто бред. Это какой-то бессмысленный и нецелеосообразный бред. Нет никого, кто бы от этого выиграл.