Сны персонажа

К флэшмобу о снах персонажей от Михаила Юрьевича Салтыкова.

 Пророческие, выверты подсознания и просто сны. Значимые для дальнейшего сюжета и просто ради воды лулзов.

У меня, кажется, обращение к снам главной героини служит другой цели: они раскрывают ее образ и показывают мучительное для нее несоответствие мира, в котором она живет, миру, который она ощущает своим. Да, это возрастное (героине всего 14 лет, а психологический возраст у нее даже меньше). Но пройдет ли оно до конца со временем? А не уверен.

А пророчеств в ее снах нет, это проекция реальных событий на ее мечты, фантазии и переживания.

___________

1)

Мглистые горы, надвинувшиеся на Одинокие Земли с востока, куда выше камбрийских. Местность в Срединной Земле, где сейчас оказалась Этайн, расположена совсем недалеко от их отрогов и сама покрыта высокими холмами. Вокруг сиды раскинулся лес – старый, величественный, могучий. Прямо перед ней смиренно застыло странное существо, одновременно похожее и на гигантского неуклюжего человека, и на могучую старую березу. Существо это склонило большую лобастую голову, покрытую плакучими березовыми ветвями, молитвенно сложило перед испещренной трещинами и поросшей лишайником грудью белые в черную крапинку руки и смотрит на сиду умными темными глазами с мольбой и надеждой.

Этайн и две ее соплеменницы из народа нандор готовятся к великому таинству. Западный ветер – посланец Манвэ Сулимо, верховного короля Валар – несет с дальних Синих гор теплый воздух, развевает зеленые платья девушек и их длинные по-ведьмински распущенные волосы – золотые у Митреллас, серебряные у Нимродэли, медные у Этайн. Сейчас они втроем направят дарованную им Владычицей Земли Йаванной и Владыкой Деревьев Ороме силу на это существо – пастуха берез – и оно обретет способность говорить, а вместе с нею – свое имя, Фладриф. Вот Митреллас начинает Песнь, дарующую речь, – ей петь лишь первый куплет, потом ее сменит Нимродэль, а потом настанет очередь Этайн. Язык, на котором звучит Песнь, – даниан, нандорский диалект синдарина, и Этайн вдруг начинает сомневаться, правильно ли это – направлять силу Валар искаженным вариантом искаженного квенья. Но раздумывать уже некогда, свой куплет заканчивает Нимродэль, Танька сменяет ее… Слова Песни сами рвутся из ее груди, и вот уже на берестяном лице пастуха берез прорезается извилистая линия рта, вот она растягивается в радостной улыбке, вот Фладриф благодарно кланяется сотворившим чудо нандорским девам, вот произносит свои первые слова...

–Холмовая, холмовая, проснись! Что с тобой? Ты сейчас пела во сне на каком-то непонятном языке! – длинная ирландская фраза, выкрикнутая испуганной Орли, обрывает сон в самый интересный момент.

–Это на даниане… – машинально поясняет сида, не отрешившаяся еще от яркого сновидения.

–А, язык народа Дану! Понятно, – кивает головой подруга.

Какое там понятно! Танька не помнит ни единого слова из того, что она только что пела. С трудом вспоминается, что и народ нандор, и загадочные языки квенья, синдарин, даниан – всё это из маминых сказок про сидов, так же, как и народ пастухов деревьев, и Мглистые горы, и Срединная Земля… Шутка, выкинутая дальними закоулками памяти и образным складом мышления «правополушарной» сиды-левши? А самое загадочное – это странное чувство, как будто бы Орли своим криком вырвала Этайн с ее настоящей родины и забросила обратно в Камбрию, где она родилась и выросла, но где никогда не станет своей – из-за глаз, из-за ушей, из-за обновлений, из-за неспособности стареть…

__________________

2)

Увы, не поняла тогда Танька ничего. В том и призналась, честно покачала головой. Мэтресса Бриана огорченно вздохнула.

—А подумай-ка получше, Танни!.. Ладно, подсказываю. Допустим, старое в куколке разрушилось бы, а вот этих самых зачатков в ней не оказалось? Что бы с такой куколкой стало?

—Ну, погибла бы, конечно! — Танька недоуменно пожала плечами. — Только при чем тут это всё, мэтресса Бриана?

—А очень даже при том! — мэтресса Бриана даже чуть нахмурилась — правда, тут же улыбнулась. — Ты книгу-то про устройство своего тела читала? Помнишь, что происходит с вами при обновлениях: старые органы разрушаются, а новые развиваются из стволовых клеток, хранящихся в особых обновительных железах? А у обычных людей новому-то вырастать и не из чего: никаких обновительных желез у нас отродясь не бывало... Ну вот, кофе совсем остыл! — мэтресса Бриана отхлебнула из своей чашки и чуть слышно вздохнула. — И ничего уж тут, Танни, не поделать!

В общем, хоть и поняла тетя Бриана Таньку, хоть и не обиделась на нее, но ничем и не утешила. Вышло, что у людей одна судьба, а у них с мамой — другая: людям — стареть, сидам — каждые десять лет мучиться. А удастся ли хотя бы когда-нибудь эту несправедливость исправить — разве что через много столетий, когда ученые придумают, как управлять старением. И, хоть домой она вернулась и не совсем уж в расстроенных чувствах, мама почувствовала неладное. Пришлось во всем признаваться — и в своих размышлениях о старости и об обновлениях, и в разговоре с тетей Брианой. Вот тогда-то Танька и услышала впервые историю про остров Нуменор, жители которого решили оружием завоевать себе бессмертие, но добились лишь страшного наказания. Кажется, мама пыталась объяснить ей на этом примере, что такие сложные проблемы нельзя решать поспешно и без должных знаний — но Танька поняла рассказ по-своему...

И на следующий день ей приснился кошмар.

Громадная, неотвратимая волна надвигалась с моря, накатывалась на землю. Была глубокая ночь, усыпанное звездами серебро неба освещало мирно спящий город, так похожий на родной Кер-Сиди. Потом волна обрушилась на дома, погребла под собой и людей, может быть, вовсе и не повинных в том, что их соотечественники дерзнули пойти войной на страну вечной юности, и домашних животных, наверное, даже не подозревавших ни о старости, ни о смерти, а просто живших рядом с человеком, верно служа ему из века в век. А когда море успокоилось, на месте цветущего края ничего и никого не было — одна бескрайняя свинцово-серая рябь.

Этайн, как Лютиэн, летучей мышью носилась над волнами, тщетно стараясь найти кого-нибудь живого, выплывшего — а потом вдруг поняла, что в обличье крошечного зверька у нее не хватит сил помочь даже маленькому ребенку. И тогда она, позабыв обо всем, обернулась собой настоящей — и, бескрылая, рухнула в равнодушно колыхавшуюся под ней воду...