Сергей Мальцев о романе "Серебро".

Раз уж поставил про магический реализм, то вот еще и Сергей Мальцев из «Повестки дня» о романе «Серебро».

Несмотря на то, что каждый критик всегда приводит цитаты из романа, не думаю, что из-за этого о нем можно составить полное впечатление. 

Что касается «Поколения Лимонки», то это тема отдельного рассказа.  

Сергей Мальцев пишет: «Диникин хорошо вписал свой роман  в картину мира Пелевина/Сорокина. Не нужно четкого сюжета. Не нужно драматургии – только эмоции и ощущения». 

Вот уж не соглашусь – сюжет там есть, но не линейный. А многолинейный. Вот и всё. Главные герои появляются в первой главе, а в последней…. В общем, там всё и заканчивается. 

Пелевин-Сорокин? Dick, как сказал бы Илон Маск.  И я с ним, соглашусь. Мало общего, конечно. 

Насчет игр с историческими фактами? Ну… если Дмитрий – это Дмитрий Шостакович, то никаких игр. Шостакович говорил, что любит музыку Ильича. Петра Ильича, конечно. 

Но вот текст рецензии.

А на фото Константин Крылов, сидя между Пелевиным и Рубановым, смотрит на автора «Серебра», который смотрит на вас, кстати. 

Странный сон

Роман Эдуарда Диа Диникина «Серебро» оставил у меня ощущение воспоминаний о странном сне. Да, в снах нет логики и сюжета. Но в них есть сильные эмоции и ощущения, которые ты вновь проживаешь и переощущаешь в своих воспоминаниях.

На сайте издательства «Чтиво», издавшего его новый роман, автор назван «одним из ярких представителей литературного направления «Уральский магический реализм». Не будем вдаваться в значение этого термина, тем более что формулировка, в общем-то, говорит сама за себя.  Отметим лишь, что ввел его российский литературный критик Виктор Топоров. Он же и причислил Диникина к этому направлению литературы.

О чем же эта книга? Вот что говорится в аннотации.      

«Действие романа начинается в Петербурге 1913 года — в период, когда реальность бурлила предреволюционными процессами, идеи сталкивались с идеями в словесных баталиях, после претворялись в дела — и сталкивались уже на улицах. Известные представители «Серебряного века», такие как Хлебников, Бурлюк, Брюсов, Белый, Тиняков, Волошин, пьют в ресторанах, читают свои и чужие тексты и выбрасывают рукописи, которые попадают в руки чекистов и агентов охранки.

Поначалу произведение Эдуарда Диа Диникина напоминает историко-литературный роман, но реальность оказывается двулика: в мире, где на глазах простых смертных меняются вековечные устои, на поверхность прорывается обратная сторона. Известный поэт здесь может оказаться вампиром или прорицателем, случайный телефонный звонок — связать друг с другом людей из разных эпох, а дешёвый медальон — оказаться волшебным талисманом.

Границы между сном и явью, литературой и действительностью, добром и злом, оказываются зыбкими и проницаемыми в мире магического реализма, в котором у каждого свой шорох за спиной».

Так и есть, загадочные и интересные сюжеты переплетаются между собой в какой-то невообразимой фантасмагории. И пусть взаимосвязи – сразу видимой - между ними нет. В снах, повторюсь, тоже нет логики. Но попробовать литературный фьюжн должен каждый.

Есть и послевкусие: литературные игры.

— Ха-ха-ха-ха, — рассмеялся Валерий Брюсов в угловом, литераторском зале «Вены», ресторана не для всех, — а вот как было на самом деле. Как я написал вначале: «Товарищ мой. Один из многих. Вот-вот откинет свои ноги. И с Богом встретится душа. Крадусь к нему я не спеша. Он тихо близится к концу. И я, шепча слова проклятий, его бью с силой по лицу!»

На мой взгляд, это – самое лучшее, что я видел, применительно к оригиналу Брюсова.

Мне снилось: мертвенно-бессильный,

Почти жилец земли могильной,

Я глухо близился к концу.

И бывший друг пришел к кровати

И, бормоча слова проклятий,

Меня ударил по лицу.

22 июня 1895

Такие моменты читатель найдет каждый для себя: их там много.

Диникин хорошо вписал свой роман  в картину мира Пелевина/Сорокина. Не нужно четкого сюжета. Не нужно драматургии – только эмоции и ощущения.

Что зацепило? Вульгарность. Впрочем, сегодня читателя этим сложно удивить…

«Особенно забавно было это осознавать в моменты интима, когда, задрав ноги к потолку, она кричала в экстазе: «Ишшо! Ишшо!»

В эти секунды Шорох ощущал себя приказчиком, завалившим крестьянку где-то на скотном дворе. Это его не раздражало, напротив, смешило. Но, как и раздражение, смех — плохой помощник в амурных делах.

К тому же, каперанг просто не мог кончить, а именно это — кончить, причём раз и навсегда — было главной целью его пребывания в этих меблированных комнатах последние три дня».

С другой стороны, если автор хотел показать в этой сцене атмосферу тянущейся  пошлости, тоски и безнадеги, то ему это с блеском удалось.

Не буду раскрывать сюжет, но эта сцена кончается очень неожиданно.

Тем не менее, пошлость, безнадега, серость, смерть – все это в главе «Шорох», названной так по фамилии одного из героев, представлено обильно и где-то даже со вкусом, если это слово применимо к пошлости, безнадеге, серости и смерти.  

Что еще? Животная антисоветчина.

Буквально каждый герой Диникина, кроме, пожалуй, Максимилиана Волошина, смертной ненавистью ненавидит новоиспеченную советскую власть.

Не будем забывать, что каждый герой писателя – это, буквально, его «ребенок», которому он вкладывает свои смыслы из головы. Что, к слову, удивляет, учитывая, что Диникин публиковался в сборнике «Поколение Лимонки».

— Наглости большевиков нет предела, — не сдержавшись, повысила голос Александра, — «по просьбам трудящихся» переименовать град святого Петра!

— Господи, они людей пытают, грабят, убивают, что им захваченный город! И всё это под лозунги о свободе, равенстве и братстве, — горько усмехнулся блондин. — Помните ту историю с картиной Репина «Иван Грозный убивает своего сына»? Когда сумасшедший изрезал её ножом с криком: «Хватит крови!»? Это был тринадцатый год, кажется. Газеты шумели, общественность негодовала, хранитель музея Хруслов, узнав о порче картины, от стыда бросился под поезд. От стыда! Какие все чувствительные были. Честь, совесть, стыд — большевикам неведомы такие понятия. Вот с одной стороны — хрусловы, а с другой — варвары-безбожники. Сейчас они храмы разоряют и картины из Эрмитажа за границу продают, и ничего — спят спокойно, да ещё объясняют этот грабёж революционной необходимостью в пользу голодающих. Которых сами же голодом и морят. А вы говорите — честь, совесть. Нет, чтобы их победить, надо стать такими же, как они. То есть цугцванг, господа.

Правда, не стоит и забывать, что большинство поэтов Серебряного века не приняло октябрь 1917 года, а видение происходящего дано именно через их оптику.

С другой стороны, читатель нисколько не сочувствует ни одному из героев Диникина. В книге попросту нет однозначно положительных героев. Не самое ли время поизучать то, что они ненавидят?

— А вы сами какую музыку предпочитаете? — поинтересовался Константин.

— Музыку Ильича, — лаконично ответил молодой человек.

— Этот кровавый прохвост мало того, что лампочку «изобрёл», так ещё и музыку «сочинял»?! — воскликнул Константин.

— Я про Петра Ильича, — коротко ответил Дмитрий. И по его лицу можно было предположить, что он уже не первый раз так шутит.

— В такую погоду, похоже, только бесовское на ум приходит, — Иван закурил сигарету.

Автор в угоду своей концепции играет историческими фактами, но читается это крайне приятно!

Вот вам напоследок.

В комнате находятся трое мужчин. Один из них мёртв. На нем шёлковая русская рубашка, штаны, заправленные в сапоги. Двое других одеты в элегантные и дорогие костюмы.

Одному из них, темноволосому красавчику, дурно.

— Легче, Феликс, — говорит ему по-английски второй и хлопает по плечу, — спокойно. Этот выстрел ознаменовал большую перемену — дом Романовых-Юсуповых сменится домом Юсуповых-Романовых.

Спорно, но… Забавно.

Такая книга – это цветные, сюжетные сны. Проснувшись, читатель такой: вначале отрицание, потом споры, потом принятие. Но безусловное достоинство этой книги - с ней хочется поспорить и ей хочется восхищаться.

Как и собственными снами. С ними сложно спорить. Так и с книгой Диникина «Серебро».

Да, из этой книги можно вырасти, но помнить ее будет каждый читатель.

Сергей Мальцев