Встречи
Автор: Влада ДятловаПопытаюсь поддержать флешмоб о встрече с иными народами. Для меня это скорее встреча с иной культурой, не всегда понятной и принимаемой, что всегда главная проблема. И пусть не принятие, но понимание. Понимание, что все мы люди в первую очередь. Хотя и с носителями сходной культуры иногда найти язык не намного проще. Довольно актуально зазвучал «Протокол Омега» в этом плане.
Космическая дальнобойщица Нэй Дафф всегда видела лишь рафинированный и стерильный космопорт «Арварах», вышколенный, унифицированный для принятия международных гостей со всех уголков галактики. Задумывалась, конечно, о разности мировоззрения.
У Арвы растрепанное апельсиновое солнце и семь подружек вокруг. Но она одна при этой звезде сподобилась завести себе жизнь. Не очень-то и организованную при такой нехватке воды, но довольно агрессивную. А потом была заселена колонистами, которые по мере сил боролись с ее засушливостью. А когда все силы уходят на то, чтобы побороть природу, то обычно это приводит к появлению очень жесткой веры. У нас на Таре сплошное разнообразие и терпимость. А Арва всегда славилась довольно экстремальными верованиями. Когда земля неплодородна, когда мужчины только и делают, что воюют за плодородные участки, тогда женщина становится одновременно и ценностью, и имуществом. Мне, привычной к тарской свободе, тяжело понять, как бы я смогла здесь жить. Но как-то они жили, постоянно воюя и веря в очень жестоких богов, просить милости у которых не имело никакого смысла. Милосердие для Арвы было понятием непонимаемым.
Но судьба показала ей другую Арву. Очень разную Арву, где есть место самоотверженным людям, спасающим слабых, и фанатичным последователь закостенелой веры.
Общий зал «Арвараха-2» был совсем небольшим, особенно по сравнению с многоуровневым главным терминалом. На пассажиров в таком количестве он рассчитан не был, да и зачем это грузовому космопорту. Люди сидели на оранжевых сидениях, в проходах, спали на узлах, укачивали детей. В основном женщины и дети: пестрое море разноцветных накидок, расшитых серебряной нитью платьев, шароваров. Отдельным ярко-синим озерцом под неработающим табло прилетов и отлетов — девчонки в одинаковых платьях и накидках, лет пятнадцати-шестнадцати. И мелкими вкраплениями молодые ребята в бежевом камуфляже, у каждого возле ноги сидела песочная, под цвет Арвы, собака, замершая в неподвижности. Наметанным глазом я б сказала, что пареньки правильно заняли все стратегические точки зала. Если вдруг паника, может и не остановят, слишком мало, но попытаются. Когда мы с ал Варахом зашли, все глаза обратились на нас — словно бездонные дула ружей. Я споткнулась, ал Варах подхватил меня под локоть, махнул рукой залу и произнес что-то похожее на птичью трель. Глаза опустились, потухли.
— Кто все эти люди? Это ж не пассажирский терминал! — спросила я начальника космопорта.
— Вы ж хотели увидеть, внесен ли ваш груз в общую базу, — Он, продолжая стискивать мой локоть, поволок меня вглубь коридора.
— А люди, — отойдя подальше, вздохнул ал Варах, — разве мы люди? Это те, кто поумней, хотя и это только отсрочка. Когда войска «Чистой веры» подошли к столице, большинство кинулось на космодром, надеясь, что федеративные суда заберут людей, сотрудничавших с Федерацией. Но транспорты забрали только граждан Федерации. Можно подумать, мы в таком уже не бывали?! Говорят, там собралось до двух сотен тысяч: служащие местного военного контингента, нон-комбатанты с семьями, обслуга дипломатических миссий, врачи, преподаватели, всего кого Чистые считают предателями веры. Ну, вы же видели, что случилось с главным терминалом. А по нашей связи передали, в терминалах Би и Си просто расстреливали всех, взрывчатку пожалели — на нас оставили. А кто-то додумался и прибежал сюда: та же матре Дживи погрузила своих девчонок из первого и единственного колледжа для девушек на Арве в два раздолбанных автобуса и привезла сюда. Кто пешком, кто на машинах — их около двух сотен, да еще мои ребята и Ирвинга. Транспорты Федерации взлетали и взлетали, но места местному «мусору» не нашлось. Вот так, капитан. Может поверите мне на слово, и я вас отвезу снова к вашему грузовику. Еще есть шанс взлететь. Дадим самый крайний к каньону коридор и не вертикально, а градусов под семьдесят. Может, не достанут?
Собственно, у Нэй, да и у нас тоже, нет много времени на выбор. Нам выбирать на какую сторону встать: ревнителей «чистой» бессмысленной веры, для которых понятий «понимание» и милосердие» в доктрине просто не существует, убивающих за малейшее отклонение от генеральной линии; или на сторону простой человечности. Не знаю какой там век у Нэй, но мне всегда казалось, что в ХХI веке, наученном горьким опытом, этого выбора и не должно уже быть. Но увы! Можно закрыть глаза и «попробовать взлететь, вдруг не достанут». Но это иллюзорная надежда. Нэй в будущем об этом знает хорошо и потому:
— А у вас, капитан, разве там никого нет? Почему не взлетели?
Есть у меня там! Только мне уже тоже не взлететь. И даже не потому, что боюсь их уже пристрелявшейся батареи. Эти девчонки из женского колледжа не старше моей Бэтси. И замотанные в кучу пестрой ткани женщины и дети, такие же как на Таре. А собаки почти как кони. Не взлететь мне уж самой. Вот подобьют нас с «Пеструхой», драпающих, как вспугнутых зайцев, на взлете, и что я скажу там, за сводом неба?
Я пожала плечами:
— Религия не позволяет.
Ирвинг усмехнулся:
— Приятно знать, что мы с вами, капитан, единоверцы.
Я обращаюсь сегодня исключительно к «единоверцам», потому что все равно наивно продолжаю верить в понимание и милосердие, выстраданные тысячелетней историей. Но учит ли она?