Новости + обложки

Мира взяла сперва высоко, так чтобы окинуть взглядом весь город, не встречаясь глаза в глаза с проклятым домом Вако. Особняк Калькаров – бывший Дом Бала – темным пятном выделялся в блистательном ожерелье Короны, северного район города. Корону, а с ней и всю Карду делил надвое Несс – река, в свою очередь ровно как по линейке пересеченная черточками мостов. К западу от Несса на холмах предгорья расположился Сальтус, новейший район Карды, с клетями одинаковых кварталов, к востоку – центральный и самый обширный, Патенс, и следом старейший, темный, с редкими звездами фонарей над дверями домов, Вастус. За Вастусом же было только черная пропасть громадного кардинского кладбища и севернее – руины Старого города. По остаткам крепостной стены, храмов и дворцов угадывался облик былой Карды, как по человеческим костям угадывается облик человека и то, как его настигла смерть. От руин начиналась белая дорога Виндекса, у церкви Микаэля переходящая в длиннейшую в Короне Карнавальную улицу. Вся Карда была нанизана на нее, как на меч.

Мира опустилась на Старом мосту через Несс, недалеко от дома Вако. Концы крыльев чиркнули по холодным каменным перилам, оставив два тонких, как от бритвы, пореза.

Дом был за спиной. Не поворачиваясь, Мира чувствовала на себе взгляд темных, глубоких, как глазницы черепа, глаз-окон. Она давно ждала этой встречи, мечтая проверить себя. Что почувствует, когда увидит вновь дом, где они с Аланом прожили первые, самые счастливые и самые страшные месяцы? Что накатит волной и погребет под собой: тоска, злость? Равнодушие? Как же Мира хотела последнего! Уйти из-под власти жестокого прошлого, разорвать его оковы. Целый год после смерти любимого оно придавливало железной дланью к земле, теперь пришла пора скинуть ее. За этим – за освобождением она пришла в свиту Дэви… Обернись же, Мира, посмотри на дом!

 Порыв ветра ударил в лицо, и Мира вынужденно вдохнула знакомый, холодный от присутствия не-жизни, тяжелый от чар, пахнущий кровью воздух. Тело задрожало. Все вокруг было как тогда, в далекую ночь обретения бессмертия, и эта память не желала уходить. Яростно сигналила запахами, звуками… знаками. Улица за мостом была знакомо пуста, будто дочиста вылизана: ни людей, ни экипажей. Знакомые чёрные тени залегли в глубоких четырёхугольных глазницах домов. Тот же ветер, с ночи ее обращения не раз облетевший страну, шалил: подкидывал крупу снежинок и вновь бросал на мостовую.

Холодный ком встал в горле. Горечь полилась по сосудам вместо крови, ядом заполняя тело. Одна Бездна знает, что намешано в нем: обида, ненависть… отчаяние:

«Я не хочу больше вспоминать это! Все в прошлом. Бездна, пожалуйста…»

Дойдя до пика, перевалив через него, эмоции угасли. Быстро, полно, только отголоском в груди билось разбуженное приступом отчаяния сердце. Мира медленно обернулась. Жадный взгляд охватил сразу весь дом на углу улицы, не оставив ни одной тайны. Ничего сверхъестественного. Просто небольшой и не самый богатый в Короне двухэтажный грязно-белый особняк в классическом стиле. Крыло большого зала, где когда-то гремели балы, совсем обветшало, ступени бокового входа осыпались. Дом окружал маленький сад старых, как все тут, уродливо кривых яблонь. С каждым годом они вытягивали руки-ветви ближе к окнам, царапая стекла, но это никого не беспокоило. Дом Вако давно пуст, никто не ждет ее здесь, кроме призраков памяти… Да и те с каждым новым шагом по знакомой дороге к воротам будут делаться из горьких сладкими и растворяться, исчезая навсегда.

Мира сошла с моста. Странно легко, будто влекомая потоком ветра, направилась к дому. Знакомым эхом отдавался под каблуками каждый камень мостовой. Знакомым холодом коснулся ладони поцелуй незапертых чугунных ворот. Да, когда-то она точно так же шла по дорожке, меж уродливых, будто войной искореженных яблонь-стражей, а еще живое сердце заходилось в стуке.

Мира поежилась. Взгляд скользнул по деревьям сада, и она замерла, не дойдя до крыльца. Прислоненный к яблоне, невдалеке, у тропки чернел небольшой фигурный силуэт. Бездна возьми, игрушечная лошадка?!

Какие-то дети играли в саду проклятого дома Вако и забыли игрушку? Невозможно. Мира не врала Гектору, особняк надежно охраняло проклятие выстроившей его прабабки, но еще сильнее его была зловещая память о ведьме Регине. К этому дому никто, кроме хозяев, не смел подойти близко.

…Или смел? И не просто подойти, а поселиться? Только теперь Мира сообразила: а кем обозначена тропинка, которой она идет к дому? Кто подмел ступени, ведущие к дверям? Дом Вако не пустует… Но кто здесь живет?!

 Невозможная догадка назойливо звенела на границе сознания… Мира взошла на крыльцо, погладила знакомую резную ручку в виде львиной головы. Потом сжала холодную руку в кулак и постучала трижды, чувствуя, как эти глухие удары отдаются болью волнения в теле.

Дверь долго не открывали, пришлось постучать еще – громко, требовательно. Наконец, послышались шаги, щелкнул замок. Дверь отворила служанка, женщина лет тридцати. Отворила – и отшатнулась. С ужасом смотрела она на гостью. Её лицо показалось Мире знакомым.

- Ты знаешь, кто я?

- Госпожа Мира Вако, - служанка избегала смотреть ей в глаза.

- Кто у меня дома? – зная, как зловеще это выглядит при ее резких, ведьминских чертах, Мира широко улыбнулась.

- Г-госпожа Линтер, - привычно учтивый тон.

- Агата?!

Старшая сестра. Смертная. Они не виделись с тех пор, как Мира накануне собственной свадьбы сбежала с младшим братом ее мужа, Аланом. Всего через день после знакомства… Отворившая ей женщина служила Агате ещё в столице, вот почему лицо показалось знакомым. Невозможная догадка оказалась единственно верной. Но внезапное возвращение к событиям и людям прежней, довампирской жизни ошеломило Миру, она-то полагала разрыв с семьей окончательным. И теперь не могла решить, что делать дальше: уйти? Войти в дом?

- Ясно, - после паузы кивнула она служанке, делая шаг вперёд… а не назад. – Любопытство? – может быть. И сила привычки: маленькая девочка возвращается домой, к старшей сестре. Женщина прижалась к стене, пропуская её. Она нервно теребила фартук.

- Ну-ну, - усмехнулась Мира. – Чего ты боишься? Это же я, малышка Мира.

Сама ошеломлённо озиралась по сторонам. Обстановка в доме за прошедшее время изменилась так же мало, как его вид снаружи. Тот же холодный темный холл, из ниши под лестницей поблескивала паутина разбитого зеркала Регины Вако в тяжелой железной раме с мелкими узорами – око чудовища. Знакомая тёмная мебель, даже в зимнем вечернем мраке отливающие красным деревянные стенные панели… Возвращение было почти полным, не хватало лишь светлоглазого вампира, так долго державшего ее замершее, как пойманная птичка, сердце в клетке ледяных пальцев.

- Лина? – голос Агаты – как давно Мира его не слышала! – с верхнего этажа. – Лина? Кто пришёл?

Служанка взбежала на второй этаж. «Приехала ваша сестра», - доложила она, тревожно косясь на Миру.

Возглас Агаты: «Мира! Не может быть!». Мира сделала шаг к двери, но удрать не успела – сестра уже бежала навстречу. Лина поспешила ретироваться. Агата, подбежав, заключила в душные, шумные, со слезами и всхлипами, объятия. Высокая ростом, чуть пополневшая за время, что они не виделись, брюнетка. Мира окаменела сначала, потом оттаяла и даже погладила сестру по теплой спине.

«Не спрашивает, где моя верхняя одежда. Даже не чувствует, что я такая же холодная, как деревья сада. Сильны же чары Карды!»

- Почему ты не предупредила, что приедешь? – спросила Агата, наконец, выпустив ее.

- Прошу прощения за столь поздний визит, - заговорила Мира, медленно, подбирая слова. - Я полагала, этот дом в Карде пустует…

- Где ты пропадала? Почему перестала писать? Никаких вестей от тебя не было уже…

- Да, долго, - отрывисто сказала Мира, не давая сосчитать, сколько точно времени прошло. Сама же силилась вспомнить, что вообще писала сестре, когда.

Скандал после их с Аланом побега был знатный. Агате пришлось объясняться с Алиенами – семьей тогдашнего Мириного жениха. Сейчас она едва помнила, как он выглядел, в памяти осталось только его смешное заикание на ее в общем-то короткой и легкой фамилии… Мире же до улаживания конфликта дела не было: она училась азам бытия carere morte.

Сначала она стремилась убежать подальше от опостылевшей жизни обычных людей, позже, когда очнулась совесть и пришла тоска по утраченному хорошему – стремилась убежать еще дальше, чтобы жестокий мир ночных убийц не коснулся никого из родных и близких даже краешком. А потом, когда голодные одинокие ночи в быстром беге времени слились в сплошную тьму, Мира не думала уже ни о ком, ни к кому не стремилась, ни от кого не бежала. Вокруг была только пустота.

Вначале Агата искала сестру. Рассылала письма всем родственникам, знакомым, друзьям: не видели ли ее – по крайней мере, так было написано в письме, пришедшем в старый дом Вако через два или три месяца после Мириного обращения. Агата искала ее даже здесь – в доме, стоявшем пустым уже три поколения: после смерти прабабки Регины ее потомки перебрались в столицу, подальше от тяжелой памяти. Искала, и не знала, как близка была, не знала, что два юных carere morte читают ее послание и посмеиваются.

- Прости, что я тогда сбежала! Расстроила тебя, - выпалила Мира на волне чувств. Агата моргнула, и теперь стала заметна пленка сонного тумана в ее глазах – тумана чар Карды.

- Виктор сказал мне тогда, что ждал он своего младшего брата чего-то в этом духе. «Алан с детства всем морочит голову, но он не злой мальчик, и Миру не обидит», - еще сказал он. И потом, вы же поженились? Я получала письмо с вашей фотографией…

Настал черед Миры хлопать глазами. Никакого письма она не писала. Может быть, Алан?

- Алан писал, вы обосновались в Меторе. Виктор переслал ему его долю наследства, - продолжала Агата. Теперь поняв простейшую манипуляцию Алана, Мира пристыженно хихикнула. Тем временем, они прошли холл, Агата зажгла свечи в гостиной и потребовала у служанки принести вечерний чай. Так она, пожалуй, затащит сестру обратно в свою жизнь!

Болезненно знакомо скрипели половицы паркета под ногами. Порхнуло рыжими крыльями пламя камина – Мира спрятала вспомнившую прикосновения углей этого очага, вновь запылавшую руку в складки платья. Все возвращалось, только первая любовь оставалась в прошлом. От этого было больно… и легко, будто от тела оторвали кусок плоти, но, избавленная от его тяжести, она теперь может взлететь.

- Мы жили в Меторе… какое-то время, - уклончиво сообщила Мира, очерчивая кончиком пальца фигурку птицы на фарфоровой чашке с чаем перед собой.

«Бездна возьми! Как его пить? Меня тут же стошнит. Скажу, что чай слишком горячий».

- Я приехала одна. Я уже год одна. Алан… мой муж умер. Он… простудился и…

«Получил серебряный болт в сердце»

…Долго болел и… не поправился. Его похоронили…

«Распался пылью в ритуале охотников».

 …в Карде. Да, здесь, в Карде. Я поэтому приехала, - вдохновение, наконец, подхватило, ложная история начала сплетаться, как коса в ловких девичьих пальцах. – Прости, мне нечем тебя порадовать. Порадуй ты. Надеюсь, у вас все хорошо, сестра? Ты приехала на пару дней, по делам?

«И завтра уезжаешь?»

…А муж, дочь с тобой?

«Очень надеюсь, они остались в Доне».

Встреча с Виктором и Кристиной казалась совершенно излишней. Будут ли чары работать на них также хорошо, как на Агате?

- Хорошего мы не видели давно, - Агата вздохнула. – Увы, мне тоже нечем тебя порадовать, Мира. Дочь я потеряла два года назад. Пневмония… Виктор погиб через полгода после твоего отъезда. Ужасный случай! Его зарезали почти на пороге нашего дома в Доне… Теперь ты понимаешь, я была не в силах достойно вести твои поиски. Прости. В кардинский особняк мы переехали, потому что дом в столице после смерти мужа пришлось продать. Увы, мы разорены, осталась лишь бабушкина рента.

- «Мы» - это вы с Линой? - вставила Мира. Про себя отметила бесчувственную монотонность этой реплики, как у Владыки Дэви, но не стала смягчать. В конце концов, нужно выяснить, сколько смертных в этом доме, чтобы решить, что с ними делать дальше.

Видно было, Агату обидела неумная и жестокая реплика сестры, но она лишь поджала губы. Мира усмехнулась: пусть привыкает к ней такой. Равнодушие и голод – и более ничего. Избавившись от цепей прошлого, она окончательно перестала быть живой, и это… хорошо. Больше не больно, не страшно смотреть в пустую пропасть вечности впереди.

- Мама! – прозвенел вдруг детский голос. Мира подняла голову от черного круга чая в чашке. В дверях гостиной стоял малыш лет двух-трех. В длинной белой ночной рубашке с кружевным воротником, золотистые вьющиеся волосы до плеч – но напомнил он ей не ангела. Светлые глаза, немного капризный изгиб бровей, тонкие губы – это был Алан. Такой, каким он мог быть в детстве, до обращения.

- «Мы» - это мы с сыном, Мира. Это Винсент, - Агата грустно улыбнулась. – В феврале ему уже три. Ты и не знала о нем…

- Мама, я видел в окне тень! – в запале начал мальчик, но, заметив гостью, осекся и замолчал. Посмотрел хитро и неожиданно пронзительно. Этот взгляд легко проник сквозь покров чар, но ребенка не испугал бледный изможденный облик carere morte. Он будто посмотрел и сквозь тень проклятия – в человеческую суть, и словно теплая маленькая яркая звездочка зажглась в сердце.

- Винсент? – обронила Мира и не узнала свой голос.

- Да, - спохватилась Агата. – Винсент, познакомься с тетей.

Пряча клыки, Мира улыбнулась, и он смутился.

- Он маленький актёр, - засмеялась сестра, - не обращай внимания.

- Верно, ведь ты была беременна, когда я сбежала с Аланом, - тихо, будто сама себе заметила Мира. – Надо же, как он похож…

- На кого?

- Неважно. …Могу я остаться до утра? – Мира опять обвела пальцем фигурку птицы на чашке. – Поднимусь наверх, отдохну. Угловая комната в левом крыле свободна?

Агата рассеянно, но чуть тревожно глядела на неё:

- Только до утра? А… как же ужин? Приказать принести его тебе в комнату?

- Спасибо, нет. Я сыта, - довольно уверенно заявила Мира.