Какой заяц? Какой орел?

Думаю, Вам стоит указать там в комментариях, что аннотация не верна, иначе в дальнейшем у читателей могут возникнуть вопросы.

Кошмар! Ничего себе сервис. Это как раз "Шестерни"? Или другая книга?
Аннотация очень похожа на то, что стряпает сейчас ИИ. Лишние детали? Ну, это мелочи, совсем как лишние пальцы.

А имя автора ваше указано? Или себе приписали?

Хех. Сразу вспомнилось.

У него  был чудесный,  мягкий,  наигранный голос,  убедительный и прямо

доходящий до сердца.

     - Ваш роман,  Ле...  Сергей Леонтьевич?  Не правда ли? Ваш роман очень,

очень хорош...  В нем...  э...  как бы выразиться, - тут оратор покосился на

большой  стол,  где  стояли  нарзанные  бутылки,  и  тотчас Ермолай Иванович

просеменил к нему и подал ему свежую  бутылку,  -  исполнен  психологической

глубины,  необыкновенно  верно  очерчены персонажи...  Э...  Что же касается

описания природы,  то в них вы достигли,  я бы  сказал,  почти  тургеневской

высоты! - Тут нарзан вскипел в стакане, и оратор выпил третий стакан и одним

движением брови выбросил монокль из глаза.

     - Эти,  - продолжал он, - описания южной природы... э... звездные ночи,

украинские... потом шумящий Днепр... э... как выразился Гоголь... э... Чуден

Днепр,  как  вы  помните...  а  запахи  акации...  Все  это  сделано  у  вас

мастерски...

     Я оглянулся на Мишу Панина - тот съежился затравленно в кресле, и глаза

его были страшны.

     - В  особенности...  э...  впечатляет  это описание рощи...  сребристых

тополей листы... вы помните?

.......

- Вам не удалось в вашей пьесе передать весь аромат  вашего  юга,  этих
знойных   ночей.   Роли   оказались  психологически  недочерченными,  что  в
особенности сказалось на  роли  Бахтина...  -  Тут  оратор  почему-то  очень
обиделся,  даже попыхтел губами:  - П...  п... и я... э... не знаю, - оратор
похлопал ребрышком монокля по тетрадке,  и я узнал в ней  мою  пьесу,  -  ее
играть нельзя... простите, - уж совсем обиженно закончил он, - простите!
     Тут мы встретились взорами.  И в моем говоривший прочитал,  я  полагаю,
злобу и изумление.
     Дело в том, что в романе моем не было ни акаций, ни сребристых тополей,
ни шумящего Днепра, ни... словом, ничего этого не было.