Выбор
Автор: Тамара ЦиталашвилиЭтот небольшой фрагмент из одной из неопубликованных пока глав романа "Новая Жизнь":
Выбор
— Анна Михайловна!
Меня окликает Виктор Павлович, наш нейрохирург. Давно уже я не вспоминала о том, чем ознаменовалось наше с ним знакомство, как оно началось. Сейчас всё совсем иначе, я точно знаю, что Виктор уже не представляет ни для кого из наших никакой опасности, наоборот, но тревожность его очевидна.
— Я вас слушаю, Виктор Павлович.
Давно уже они с женой Диной, и сейчас работающей здесь же, где они познакомились более десяти лет назад, наши друзья, и вне стен лазарета я просто Аня, а они Витя и Диночка... но не сейчас.
— Анна Михайловна, поговорить хотел о вашем муже.
— Может, не здесь? — немного испуганно предлагаю ему.
— От чего же, здесь. Я сейчас не как знакомый, не как друг, который многим вам двоим обязан, поговорить хочу, а как врач. Не обязательно нейрохирург, просто как врач.
Ваш муж еще не старый, физически сильный, выносливый мужчина, но за последние годы его организм уже перенес много травм, стресса, испытаний.
Поймите, я считаю себя не в праве говорить ему об этом лично, в глаза, но прошу передать мои слова. Вернее, мой совет.
Анна Михайловна, Юрий уже сделал людям много добра, многим единолично жизнь спас, не раз рискуя жизнью.
Вы не подумайте, я в курсе, почему ваш муж ведет себя так, а не иначе, часто вообще не думая о себе. Не потому, что ему не дорога жизнь. Это искупление, молитва Создателю о защите близких.
Но я сейчас даю совет как врач – человек смертен, неизбежно, и любой организм изнашивается.
Силы людские не безграничны. Разум для того и дан человеку, чтобы трезво оценивать свои возможности.
А мужчине с хроническим пиелонефритом, с титановыми позвонками, с обще ослабленным иммунинетом в связи с тяжелой физически работой, в возрасте за пятьдесят, давно пора подумать о здоровье сначала, а о всеобщем благе потом.
Анна Михайловна, ну не сочтите мои слова за жестокость или тем более стёб. Ваш муж много лет назад посрамил меня с моими предыдущими представлениями о человеке и о том, способен ли он меняться.
Но ему правда пора перестать задвигать своё чувство самосохранения подальше.
Я смотрю в глаза доктора, хорошо знающего, что значат для Юры его... "шажочки к искуплению", как он называет это сам, понимаю – не будь всё так серьёзно, и Царёв не стал бы говорить со мной на эту тему, и мне страшно.
Виктор Павлович замечает мой страх, берет за руку, смотрит в глаза:
— Анна Михайловна, я не собирался вас пугать.
Не говорю, что ему нужно стать проженным циником и никому не помогать. Но, чтобы помочь, не обязательно купаться в ледяной воде в ноябре, или ночевать полуголым в лесу в декабре.
Ваш муж спас двоих детей, и иначе поступить не мог. Он – герой! Но геройствовать ему стоит прекратить!
Я молча киваю, не отводя глаз от глаз Царёва.
— Я рад, что вы правильно поняли меня.
Неожиданно Виктор Павлович целует мне руку и удаляется в сторону операционной, а я медленно бреду в сторону палаты Юрочки.
Скрипнула дверь, Юра мгновенно открыл глаза, следя за моими движениями.
— Привет. Я только что говорила с Виктором Павловичем.
— Да? — теперь тревога слышна в его голосе.
— Он просил передать герою, что ему пора перестать геройствовать. Передаю слово в слово.
— Аннушка, я...
Юра краснеет, прячет глаза, вижу, как он нервничает. Приходится подойти вплотную и крепко поцеловать.
— Ты должен перестать заниматься самоедством, если не хочешь, чтобы тем же занялась и я.
Царёв всего лишь сказал, что силы человеческие небезграничны. Организм твой и так ослаблен, ты же...
— Аннушка, не мог иначе...
— Знаю. Это было и уже прошло. Впредь будь немного более...
— Циничен и эгоистичен? Я таким и был... до нашей встречи.
Смотрю на него и хочется рыдать. Ну что за фигня! Кто умудрился убедить этого мужчину в том, что он – был – циничным эгоистом.
— Бедный мой мальчик, — тихо говорю ему и глажу по волосам. — Ты мог считать себя таковым, но ты таким не был. Помнишь тот вечер, когда ты рассказывал мне о своей прошлой жизни? Помнишь, как исповедовался – перед Богом и передо мной?
Я сижу и жду его кивка.
— Помню, да.
— Ну так вот. Моё мнение осталось прежним – будь ты сволочью и гадом, как они говорили, люди из твоего прошлого, никакие потрясения не заставили бы тебя измениться. Изменить своё отношение ко всему произошедшему.
Ты был бы и сейчас убежден в своей правоте.
Настоящие бытовые злодеи не знают раскаяния и не стремятся к искуплению.
Что до эпитета "мстительный", они опять же категорически ошибаются.
Одно дело отвечать ударом на удар, раз такова была твоя природа. Одно дело помнить о предательстве, помнить, что предавший раз предаст снова. Не уметь прощать причиненную боль потому, что тебе самому ничего не прощали. И совсем другое вредить другим даже тогда, когда тебе не вредят. Быть инициатором вреда.
Пойми, Юра, стремящемуся творить зло, не нужен для этого повод.
Ты никогда не являлся инициатором. Пускай не всегда ты правильно себя вел по отношению к сыну, но и в этом тоже нет принципиально твоей вины. Потому что, если учесть то, как ты рос, это вообще чудо, что у тебя тогда были самые верные и точные представления о том, какие ценности должны быть у человека.
Так что не стоит быть излишне строгим к себе. Тем более теперь.
Ты в праве бережнее относиться к себе. Сейчас самое время начать.
Я очень тебя люблю.
Мой монолог окончен, теперь я молча жду реакции на свои слова.
— Я тоже очень тебя люблю. Просто раньше я жил, до одури лелея своё "хочу". Теперь его лелеешь ты. А я стараюсь жить так, чтобы возмездие за мои грехи не прилетело в вас...
Чувствую, что убедить его мне не удалось. Он всё равно считает, что делает недостаточно бескорыстного добра.
— Знаешь, родной, это всякий раз лишь твой выбор. Твой. Я же просто раньше времени не хочу остаться вдовой. Помогать людям реально и не подставляясь всякий раз под смертельную угрозу.
Но, так или иначе, делай так, как тебе легче.
Просто иногда думай – и о своей семье. О нас думай. Я не смогу без тебя жить. Детям без нас будет плохо.
Судя по выражению его глаз, лёд таки тронулся.
— Я попробую.
И то хлеб. Ведь я понимаю, что Царёв прав.
А еще в очередной раз, снова, понимаю, настолько Юра хороший, и насколько несправедливо то, что его, полжизни его, считали – плохим.
***
Роман "Новая Жизнь" живет здесь: