Хирургия полевая против стационарной

Могут присутствовать натуралистические описания… Много букв.

Давно дело было, но что-то вспомнилось. Болел у меня тогда ныне покойный муж, ситуация плавно приближалась к развязке, но диагноза всё не было. Муж панически опасался клиник, потому что, во-первых, там плохо кормили, во-вторых, запрещали курить, а в-третьих, отчего-то пациентам стационара запрещалось различное веселье. Когда у него случился свищ от уже покидавшей его предстательной, пациент решил проблему по-своему, и заявил, что это фурункул и никуда он не поедет. Не поедет, для меня не означало ничего хорошего. Живое воображение рисовало развернутую картину септического шока, и летальный исход, в котором меня бы обвинила его многочисленная родня. Уголовное преследование и другие радости жизни.

К слову сказать, больной в своей святой уверенности, что все врачи криворукие, активно занимался самолечением. Горстями поглощал антибиотики, но ситуация, требующая полостной операции никак, не улучшалась. Не вскрытый свищ только рос в размерах, затягивая в воспаление все больше окружающих тканей.

Вспомнив, что родня его любила устраивать панику, я заманила их к нам под благовидным предлогом, описала все ужасы, что ждут больного без помощи, и уговаривать пациента начали уже они. Среди персонажей был один из родственников, всю свою жизнь лечивший язвенников. На «фурункул» он смотрел с нескрываемым ужасом. Так уж вышло, что специалисты, работающие с узкой темой, на всё что не про нее, смотрят с каким-то суеверным страхом. В общем, номер все же удался.

Так в сопровождении свекрови и недовольного больного мы оказались в смотровой хирурга местной больницы скорой помощи. Стоит отдать им должное, результаты анализов появились нереально быстро, и живо отображали самые мрачные предположения. Но когда в кабинете появился хирург, весь персонал начал перешептываться. Что-то про не присоединенные на тот момент регионы, и про то, что врач немного того. На наше семейное собрание начали смотреть с легкой жалостью.

Хирург был мужчиной лет сорока с небольшим. Сухой и поджарый. С озорным взглядом, в котором хороший экзорцист быстро бы пересчитал всех бесов. Во всяком случае, когда наши взгляды встретились, было такое ощущение, что мы по каким-то общим приметам узнали друг друга. Не с хирургом, а с его бесами… В решениях мужчина был быстр, говорил мало, все больше приказным тоном. Но нашел время выслушать мою версию, ибо его к этому принудил остальной персонал. В тон ему я словно рапорт подавала, без воды, и причитаний, на какие была щедра свекровь, а так, словно отчитывалась старшему по званию, о случае самострела.

Почему за успехами переведенного полевого хирурга наблюдали местные, в количестве трех человек из сестринского состава, я тогда не особо задумывалась. Но радость моя быстро кончилась, когда он, хирург, сказал, что решит проблему сразу здесь в смотровой. И начал натягивать перчатки, ища глазами одноразовый скальпель. Больному идея понравилась, «фурункул» вскроют, и он уедет домой, к трехразовому питанию в постель и любимым «танкам». Кивала головой и свекровь, успевая шикать на меня, что я развела панику на ровном месте, перепугала её, и в принципе создала проблему.

Наш увлекательный разговор услышал хирург, услышал уже из операционной, вышел весь такой в маске и заявил:

- Вы это зря. Это действительно свищ. Мы сейчас местную анестезию вколем, удалим все пораженные ткани, и пойдет домой. Ибо делов тут на пять минут, и не фиг на него койкоместо занимать, вдруг сегодня кого с пулевым привезут, а мы тут время тратим. У нас тут не хоспис, инкурабельных держать.

Тут три медсестры как-то побледнели и одна громким шепотом выдавила: «Началось». Хирург уже торопил пациента занять место на столе, но сестры переглянувшись, но не договариваясь вслух, быстренько посчитались между собой, и одна убежала в отделение, а остальные облепили хирурга, предлагая подождать пока для консультации не спустится врач из гнойной хирургии. Приход другого хирурга мужчина воспринял в штыки, взгляд его стал каким-то агрессивным, но к счастью, специалист из гнойного практически прибежал, вламываясь в кабинет. Мельком осмотрев анализы, он сразу заявил, что пациента забирает и оперировать будет сам. Кажется, развязка, где я попадаю домой приближалась, но радоваться было рано.

Украденный пациент начал спускаться со стола, и все бы закончилось хорошо, но такой весь холеный, сытый хирург гнойного решил прокомментировать ситуацию:

- Может в ваших палатках и нужна скорость, но честь нашей клинической больницы, должна быть выше ваших вредных привычек, быстро работать под обстрелами.

Странно, но стыдно от хамства стало мне. Сестры были довольны красноречием спеца за которого болели.

Полевой хирург как-то побледнел, сжался, но для броска, а в следующее мгновение уже стоял около оппонента, выдавая ему серию неласковых ударов, поставленных где-то далеко от мирного спокойствия. Местный сначала просто в шоке огребал, но быстро очнулся, и завязалась настоящая драка. Потом их разнимали, а пациента все же под шумок положили на каталку и потащили в отделение. Я бы, конечно, досмотрела, чем закончилась драка, но свекровь уже тащила меня к отделению, а то, как же мы пропустим все самое важное.

Потом мы примерно сорок минут ждали, когда пациента привезут в палату, потому что свекровь была уверенна, что это остро необходимо. Врача выигравшего пациента мы встретили в коридоре, он спокойно объяснил, что «фурункул», а это именно он, он вскрыл, поставил дренаж, и пациента ждет неделя в стационаре. Мне стало как-то нехорошо, но врач таким спокойным голосом добавил, что неверный диагноз, поставленный «контуженным» ему сразу не понравился. И мне стало глубоко все равно.

Хирург гнойной прятал под маской свежие синяки, свекровь благодарила его за работу и уже совала заранее запасенный коньяк. Но тут случилось страшное, пациент отошел от наркоза и начал буянить. Сорвав с себя капельницы, он шел в больничном халате к лифту, по пути комментируя, где он видел лежать в их богодельне.

Сообразив, что пациента никто останавливать не собирается, я догнала свекровь, наказала ей вести сбежавшего домой на такси, а сама пошла обратно в коридор, где все еще стоял хирург гнойного. Озадачив его простым вопросом «какой стоит дренаж» я ждала указаний. Мужчина смотрел на меня со всей доступной ему ненавистью, а потом прошипел, что не мед персонал с проблемой не справится. И начал поливать меня матом, крича, что виновата во всей ситуации лично я. Длилось это пять минут, пока его, хирурга не утащили куда-то в ординаторскую.

Уже на улице, около припаркованных скорых, размышляя что делать дальше я встретила полевого специалиста. Он мрачно курил, глядя куда-то мимо двора. Кровь из его рассеченной губы уже запеклась, но не похоже, что ему кто-то помогал, или что эта досадная неприятность его как-то отвлекала от созерцания. Оставалось только курить рядом. Так мы и стояли, даже не помню сколько, пока он не обернулся и не спросил, таким четким, железным голосом:

- Номер части, звание, род войск, специализация.

Тут я вдруг поняла, что, если не отчеканить все, как учили в медчасти, вопросов не задать. Похоже, ответ мой понравился, потому что мужчина слабо улыбнулся и сказал:

- Ахметов как человек говно, но и как хирург слабоват. Скорее всего он сделал два разреза. Промежуток между ними придется вскрыть, дренаж заменить, и сколько-то этот безнадежный еще побегает. Ищи что потолще, в медтехнике должно быть. Режь на живую, не фиг его жалеть.

Закончив, он достал из кармана одноразовый скальпель. Так достал и добро улыбнулся, словно конфетку протягивает. Я промямлила, что у меня есть свои инструменты, но он всучил его мне, и бодро зашагал спасать кого-то еще. Похоже, настроение у мужчины улучшилось.