Реорганизация

Тартар побери этот глобализм!

С такой мыслью Харон встречал и провожал каждый новый день, если время на том берегу Стикса имело хоть какое-то значение.

Давным-давно каждая мёртвая душа приносила ритуальный обол, чтобы заплатить за паром, а если кому-то случалось умереть непогребённым, то ему приходилось изрядно потрудиться, уговаривая сурового паромщика всё-таки перевезти его через Стикс… Не то, чтобы Харон любил смотреть на чьё-то унижение — просто тогда он чувствовал себя важным звеном в цепи круговорота душ.

Ну а потом случилась она. Реорганизация. Харон полагал это слово грубейшим из ругательств. Теперь каждую душу сопровождали те, кого, по примеру соседних пантеонов, назвали жнецами. Всегда в чёрном, холодные, безразличные, без малейшей искорки жизни в глазах — даже Танатос, и тот бывал пободрее. Души больше не платили за проезд, а если какая пыталась, помня о завете предков, жнецы пресекали эту попытку.

— Никаких поборов, Харон. Ты на окладе.

Оклад какой-то придумали… тьфу! Но даже это ещё было терпимо. Пока однажды к Аиду не заявился некто Велес. Выпив изрядное количество бочонков медовухи, которые привёз с собой гость, владыка, протрезвев, повелел построить мост. Мост через Стикс! Охраняй его теперь, как какой-нибудь проклятый тролль! Уму непостижимо.

Ещё пару земных веков спустя, Аид вызывал Харона к себе. Реорганизация не пощадила и его: вместо благородного алого хитона, лаврового венка и могучей бороды — гладко выбритое лицо, бардовый костюм и галстук в мелкого Цербера.

— Харон, — начал Аид, вальяжно опираясь локтями на лакированный стол, — ты — наш старейший и заслуженный сотрудник, но тебе тоже следует идти в ногу со временем. Смени уже свои доисторические лохмотья на что-то более трендовое. А то клиенты пугаются.

Вся суть паромщика взбунтовалась против такого: может, Аиду это и лохмотья, а ему — традиция!

— А если я откажусь?

— Памятуя о твоих былых заслугах, — жестоко в своём спокойствии произнёс Аид, — можешь рассчитывать на хорошую пенсию всю оставшуюся вечность.

Вот значит как! Вот уйти бы правда на пенсию гордым и несломленным! Но ещё раз Харон сломался, напялил проклятый костюм. Даже улыбнуться попытался — один раз, душа от страха спряталась за спину жнеца, — и больше так не делал.

Сколько-то душ спустя Харон перестал цепляться за иллюзию, что мосту вообще нужен привратник. По сути, есть он там, нет его — никакой разницы. Он начал самовольно оставлять пост, прогуливаясь по берегу пограничной реки — до других мостов, других привратников. Лучше всего поладил с Горынычем — вот кому точно на всё наплевать, он же просто дракон. Зато любит, когда почёсывают за крайним левым ухом. И сидишь так, привалившись к чешуйчатому боку, разрешив положить какую-нибудь голову себе на колени, забывая всё, что когда-то умел…

— Хватит это терпеть! — однажды воскликнул Харон, а Горыныч встрепенулся, уставившись на него всеми шестью глазами. — Буду работать на себя!

Вернувшись к месту своей унылой службы, Харон вновь спустил на воду паром, а на опору моста повесил табличку:

«Круизы по Реке Смерти. Круглосуточно»