Ключ. Тринадцатая глава

выложена полностью.

Ссаром почти забыл о существовании Брониславы, когда она ворвалась  вдруг к нему вместе с известием о смерти Августы. Рыдая, стройная  русоволосая женщина упала в ноги. Слова ее были несвязны, а горе  безутешно. Ссаром усадил Брониславу в кресло, выгнал стражу за дверь.  Немало прошло времени, прежде чем невестка успокоилась. Она пила чай,  заваренный на липовом цвете, утирала покрасневший нос кончиком шелкового  платка. Ссаром склонившись навстречу, рассматривал её лицо — темные  глаза быстро высохли, рот сжался в тонкую линию, лишь дрожание рук  выдавало неунявшуюся еще душевную боль и обиду.

— Она должна была умереть.

— Она  и умерла, — Ссаром заботливо, с несвойственной монархам  предупредительностью подлил в фарфоровую пиалу чая, — не хотите же  вы сказать, что желали бы сами казнить собственную мать?

Она  желала. Взгляд метнулся из-под вуали русых волос. Она склонилась над  чашей, вдыхая густой аромат липового цвета. Ссаром сплел пальцы, глядя  на гладко зачесанный пробор невестки — на висках поблескивала седина.  Два вьющихся локона сбегали на плечи, падали на грудь. Красивая,  гордая — княгиня никогда раньше не выдавала себя, не показывала норова.  Ссаром и предположить не мог, что за женщина составила короткое счастье  его сына, стала матерью его внука. Теперь он прикидывал: Орланду едва  исполнилось семнадцать, когда он взошел на эшафот. Рассказывали, будто  пятнадцатилетняя Бронислава до самого конца держала его за руку. Каково  это — сестринским пожатием гасить дрожь готовящегося к смерти тела,  чувствовать последнюю судорогу обезглавленного брата. Тогда, взяв  невестку в дом, он еще некоторое время приглядывался к ней, но быстро  потерял интерес к тихому семейному мирку Николая — Бронислава была  верной женой и заботливой матерью. Сейчас её сын вырос, а любовь  померкла — не потому ли с такой пугающей силой вернулись старые обиды?