Про фильм "Любовь Советского Союза"

Картина Пименова "Новая Москва" - всё равно, что кадр из фильма.

Я никогда раньше такого не видел – и не думал, что увижу, и не думал, что такое бывает. Меня это поразило до глубины души, потому что мне даже в голову не могло прийти, что такое возможно. И поэтому я в каком-то детском восторге и некотором даже офигении.

Вообще-то, я ж этот фильм смотреть не хотел. Потому что там Сталин, а про Сталина, который кровавый тиран и всех лично расстреливает, мне не интересно и я уже видел, а других вариантов Сталина обычно не снимают. Тем более что там ещё прекрасная героиня, и я подумал: её точно будут убивать и насиловать, знаю я их. Нет уж. 

Но меня сманили.

И нет, я был не прав. Вернее – может, на какой-то мизерный процент и прав, но на совсем мизерный. Потому что там таки Сталин – блин блинский, как бы подойти к этой теме, чтоб было понятно, что я имею в виду? – но фильм не про сталинизм. И не про социализм даже. И не исторический вообще абсолютно совсем. Даже рядом не лежал. Совершенно другой жанр. 

Во времена моего детства были очень в моде такие фильмы… я бы сказал, костюмированные околоисторические сказки для взрослых – ну, или для юношества. Экранизированные цветные легенды. Дивные грёзы о прошлом. Советские были, например, офигеннейший фильм Митты «Как царь Пётр арапа женил», чудный «Гусарская баллада» или хоть «Гардемарины, вперёд!» - поплоше, но тоже про это. Были французские тайны разных дворов. Были немецкие про индейцев, которые чехи или опять же немцы, зато вдрызг благородные и на конях. Их все объединяло одно: на реальную историю и создателям фильма, и его зрителям было, в общем… нет, не то, чтоб совсем наплевать, грубо… она их просто не особо интересовала. Это было про светлый миф и про ощущение, что прошлое полно сильных и прекрасных людей, героических дел и эпических подвигов. Ну просто фундамент такой для славного настоящего и светлого будущего. Правильный, добрый, красивый.

А история – она в документах, в музеях, на пыльных раскопах и в не менее пыльных архивах. Для тех, кому она нужна, полная достоверность. Всё-таки, не всем. Очень-очень многим людям больше нужен миф. Добрые сказки о своей стране. Это делает жизнь правильной, как рассказы отца – про то, какой был у них в школе смешной географ, которого звали Рашпилем, потому что вечно ходил небритый, и как всем двором играли в войнушку на соседнем пустыре. Детство отца запросто может быть и не таким лучезарным, как в его рассказах – но об этом мы узнаем сильно потом или не узнаем вовсе. Не у всех есть потребность дорываться до сути, но уж в этих рассказах про детские игры и смешного учителя потребность есть у всех. Хоть иногда.

И в Союзе это то ли знали, то ли чувствовали.

И фильм Митты про арапа Петра Великого, где арапа играет покрашенный сажей Высоцкий – это вот прям оно. Ну ёлы-палы, мы ж знаем, что Пётр Лексеич был не белокрылый ангел, что время это для страны было не эдемскими садами, что самого арапа его гениальный потомок приукрасил малость – ну и что?! Ну и пофигу, когда вот это всё: Россия – как штандарт на ветру, как корабль, сходящий со стапеля, такая юная, такая прекрасная, такая родная – вот это смысл. И они все такие чудесные – и Пётр, и арап, и даже бояре, которые ничего не понимают. И на цитаты охота раздёргать. И ощущения ровно те же, что и от рассказов отца про то, как он был маленьким.

Или рязановская война двенадцатого года: поручик Ржевский, который, кажется, в культурный код теперь навеки вписан вместе с Шурочкой и прочими современниками. Гусары поют: «Давным-давно, давным-давно», Кутузов невероятно мудрый и невероятно благородный, а наши предки невероятно отважные, добрые, весёлые и красивые – в своих мундирах, бальных платьях, зипунах или в чём они там ещё ходили. И сражающаяся с врагами Россия – такая прекрасная, такая родная, что правильно всё в ней и в душе. А что там у Александра с Наполеоном – мы почитаем потом. Пока – подпоём гусарам.

В таких фильмах «наши» всегда прекрасны – хоть бы для нас или для французов, или для немцев, и у китайцев такого валом, насколько я понимаю. Свои правители прошлого подходят под определение «государь-батюшка», безотносительно к исторической правде. Свои полководцы- отважны и беззаветны, свои царедворцы – преданы всей душой, свои политики мудры как сфинксы. Актёры и певцы – восхитительно прекрасны, поэты – дети муз. Причём, если сделано хорошо, то ведь не выглядит слащаво, нет! Дух эпохи. Миф эпохи. Он может быть мрачным, как в фильме про арапа, может быть лихим и тревожным, как в «Балладе» - просто он в любом случае прекрасен. 

Сказка о нашем общем детстве.

И вот! Я видел сказку о нашем детстве сталинской эпохи! Ну фантастика же, фантастика! Нет, я правда ужасно рад. Потому что сам факт появления этого фильма – примета того, что мозги и души в обществе потихоньку встают на место.

Вот такая приблизительно атмосфера - как на картинах Дейнеки. И девы похожие.

Натурально, это фэнтези. Или сказка. В общем, это абсолютно не исторический фильм, совсем, никаким местом. Ближе всего – к фильму Митты: там невероятно прекрасный, дивно нарисованный Советский Союз – как штандарт (красное знамя!) на ветру, как корабль, сходящий со стапеля, ровно те же эмоции. Невероятно красиво. Фильм, нарисованный Дейнекой или, там, Пименовым, или ещё другими художниками этой эпохи, в духе соцреализма, то есть в духе реальности, вычищенной до кристальной солнечности. Каждый кадр – хоть в рамку вешай, настолько красиво. И оператор с режиссёром прямо цитируют знаменитые картины – этот вид на солнечную Москву из едущего автомобиля, этих дев дивных с фигурами афродит и в полосатых купальниках или футболках, этих марширующих комсомольцев, пионеров с букетами – и всё на них сверкает, всё такое свежее, как бывает только трава в росе. 

И вот такая: натурально советские эльфы. И полнейшая лучезарность.

А фильм – о любви, естественно. Все такие фильмы – о любви, по-другому не бывает. Ни одного достоверного исторического имени – поскольку фэнтези. Только намёки – на, быть может, Орлову (на Валентину Серову, говорят), на Чкалова, наверное, или на Папанина, на Симонова…  Назовём их Актриса, Лётчик и Писатель, потому что отношение к прототипам там о-очень условное, если вообще есть. Даже на Берию – и то только намёк, хоть и прозрачный. Только Сталин – впрямь Сталин, потому что – как же ещё государя назвать, чтобы обозначить время? И все они, разумеется, неистово прекрасны. Актриса – фея, живущая на разрыв души, с невероятными глазами и фигурой античной богини. Лётчик – архангел, крылатое полубожество, спустился с небес на некоторое время, потом его забрали обратно, потому что невероятно хороший же! (Показателен момент, где почти умирающая от тифа героиня видит в бреду его призрак в самолёте – он её определённо благословляет и уходит к себе на небеса, отпускает её в мир людей в её собственном дивном теле). Писатель – дитя муз, просветлённый, любящий и отважный, с такой фигурой, какая бывает у античных богов или Дейнекиных комсомольцев, но не у писателей. И живут они все в роскошно созданной атмосфере эпохи: несколько напряжённого веселья и нарастающей тревоги. Очень правильно, очень похоже. Так же характерно, как во времена Петра Великого у дам причёски с корабликами. 

История, опять же, естественно – о высшем свете. Об аристократии, приближённых государя. Писатель сначала не был приближённым, потом пробился – и это тоже правильно, так полагается по закону жанра: он же невероятно талантлив, ему полагается, чтоб государь проникся и оценил. В высшем свете этой эпохи царит ожидаемое нервное веселье и тревожное такое предгрозовое ожидание чего-то ужасного, потому что будущая война уже как бы нависает над мирной страной. Всё так, как оно должно быть в этой легенде. Царедворцы государя невероятно обожают и боятся одновременно, он знает всех и видит всё, он – абсолютно типичный государь, очень хорошо это играет. В одну компанию к киношным Петру, Кутузову, Иоанну Грозному, Бестужеву, Елизавете и прочим мифическим историческим личностям. 

И приближённый, в котором угадывается, но не называется Берия – опять же, как Меншиков при Петре или Бестужев при Елизавете, такой… око государево. И всегда готов всё-всё прояснить и организовать что угодно вот сей же секунд. И прочие подчинённые одновременно ужасающие исполнительные служаки, потенциально готовые и расстрелять кого угодно, если будет высочайшая воля, и простые честные люди, которые истово служат стране. Всё вместе – вполне «век-волкодав», но не утрированный, а стилизованный, что ли. Ну вот Пётр мог дубинкой отметелить, если что, а Сталин делает бровь вот так и закуривает трубку. И ясно, что лучше б уж отметелил. Но при этом он обо всех заботится самым явным образом, неважно, что они об этом думают. И может внезапно пошутить, когда все уже решили, что всё – кранты всему. Он живописен, суров, жесток и справедлив – в общем, что-то вроде Иоанна Грозного, что в фильме такого жанра никакого внутреннего протеста не вызывает.

Когда начинается война, моментально становится ясно, что фильм не только принципиально не про Сталина, но и не про войну. Ну вот как «Гусарская баллада»: там стреляют, гусары, бой, даже французы мелькнули – и всё равно не про войну, хоть ты что, а про Ржевскго и Шурочку. Вот и здесь: тут Левитан, аэростаты, противотанковые надолбы, эшелоны, уходящие на фронт, атмосфера грозы и всеобщей беды, всё очень прочувствованно и достоверно, но всё равно воспринимается как фон для любви. И тут ещё что забавно: поскольку Лётчик погиб, второй любовью Актрисы стал Писатель, Писатель читает по радио свои стихи, которые Симонова – и мне мерещатся, а может, и не мерещатся визуальные отсылки к «Живым и мёртвым». Будто авторы фильма поместили альтер-эго Симонова в некий фанфик на собственный его роман – и я так и не понял, забавно это или трогательно. В любом случае, когда Писатель, как Синцов с Машенькой, прощается с Актрисой у отходящего эшелона (ну вспоминается же немедленно: «Только военным, товарищи! Только военным!») или когда Писатель, как Синцов, возвращается в Москву, пробившись из окружения, и в виде фантастического везения встречается в своей квартире с женой – явственное ощущение аккуратно использованных цитат. Но самое забавное место в этом смысле – когда Полковник заставляет Писателя, только что прорвавшегося к своим, копать окопы до выяснения. Тут Писатель, который пытается возражать и требует к себе особого отношения, напоминает уже не Синцова, а Люсина – «политручок в лихой фуражечке» – прямо ощущается улыбка создателей сценария, незлая, но ощутимая ирония.

Но самая прелесть: фэнтези, костюмная мелодрама, ах-любовь, ожившая картина Пименова или Дейнеки, с оммажами и цитатами просто дополнительных смыслов и милой прелести ради – несёт совершенно роскошный и совершенно достоверный и правильный посыл. Вот были люди, которые жили ради страны. И страна их любила потому, что они жили ради неё. И если ты актриса или поэт – то твоё дело петь песни, играть в кино и писать стихи, когда это нужно стране. И ты, творец, можешь быть отмечен и обласкан Страшной Властью – но этой самой Страшной Власти ничто не помешает лишить тебя всего, если ты наплюёшь и на цель свою и на собственное творчество. Не ради себя, красивого, творишь – ради людей. 

Вообще-то отличный посыл для сказки, а?

Ещё немного Дейнекиного солнца - потому что правда очень красиво. Даже расставаться жаль.