Пьяный флешмоб 3

В прошлый раз постеснялась вставить эту тему, да и в прошлый раз был просто пьяный флешмоб. А тут, наверное, как под действием алкоголя герой раскрывает то, что так сказать бы или побоялся, ибо это тайна, или постеснялся бы, ибо сколько ни изливай душу - не поймут.

Здесь будет отрывок из книги, которая убрана в черновики. Я пишу сейчас новую, и в новой, совершенно точно, этого эпизода уже не будет, ибо я хочу всех злодеев стерилизовать, все углы сгладить, а стены обить мягкими матрацами. Сам отрывок немного отредактировала, чтобы он тоже стал помягче (литература - это всегда стилизация, да), ну и чтобы лучше читался в отрыве от контекста.

Итак, отрывок:

* * *

- Тебя шатает, - недовольно буркнул Нарцисс.

- Это скоро пройдёт. Мне нужно было чутка расслабиться, - не переставая улыбаться, оправдывался Торн, определённо, ему сейчас было весело, - Это только кажется, что воровать легко и радостно… Хотя радостно, - он взмахнул веером из разномастных купюр, потом помахал на себя, улыбнувшись ещё шире, словно нарочно дурачился, - На самом деле не легко… Ты видишь, все деньги – разные! Это потому, что каждая добыта кустарным способом, под каждую использовался свой подход! Все они из разных карманов, хотя в каждом осталось больше, чем сейчас у меня в руках. И так и надо, чтобы тебя не заметили…

Нарцисс смотрел на Торна нахмурившись. Хотя никогда не одобрял воровства, но сейчас ему хотелось встать на сторону вора. Ведь обокраденные им были во всех смыслах отвратительны: какие-то пару часов назад позволяли себе бросаться оскорблениями и глумиться.

Но только не так доложен действовать благородный герой. Не тягать втихаря возмещение. А заставить всех признать свои вины публично и покаяться. И из предложенных во искупление денег не взять ни йоты. Ибо само восстановление справедливости и есть высшая награда. И не гоже опускаться до материальной меркантильности.

Однако, от одной только этой мысли Нарциссу хотелось выть. Он прекрасно знал, что ни одна мразь никогда не признает своей вины, будет извиваться и всячески доказывать свою правоту. А ещё, что одним только восстановлением справедливости сыт не будешь. А ещё те, кому нужна твоя защита, не заплатят тебе за помощь и спасение потому, что если бы у них было чем платить, они бы в твоей помощи не нуждались. Добрыми делами себе на хлеб не заработаешь, их полагается делать бескорыстно. И как тогда прожить, чтобы дальше творить добро? Если добро – это единственное, что ты умеешь делать, но за него не платят… Да и похоже, оно никому не нужно.

- Но радостно… Когда удачно, - продолжал тем временем Торн, - Когда ты чего-то добиваешься, когда что-то приобретаешь, когда получаешь то, чего хотел, и при этом не слишком сильно замарался, не совершил ничего такого, от чего самого воротит… Это всегда радует, правда… Я мог заставить эту пиявку отдать мне всё просто так… Но я с ней, видишь, рассчитался, я доставил ей удовольствие… Нет, не то, что ты подумал… Я просто внушил! Но ведь это же даже лучше! Ей понравилось, поверь. Вот только она всё равно чувствует себя обманутой. Но не потому, что вместо реальной близости получила иллюзию. Она об этом даже не знает. Значит, не может иметь ко мне за это счёты. Не потому, что не понравилось. Наоборот. Она на седьмом небе от блаженства. И теперь хочет ещё больше. Она хочет, чтобы я ей принадлежал. Представляешь? Всегда! Чтобы сидел на коротком поводке, не знал бы своих желаний и нужд, не мечтал бы и не ставил бы себе целей. Чтобы посветил бы себя служению ей, чтобы ублажал только её одну… Когда делаешь что-то для других, самое трудное – это избежать чужой благодарности. Ведь она всегда сводится к желанию сближения, читай, к обладанию. И если ты заявишь права на свою свободу, тебя за это покарают так, словно не защищаешь своё, а отнимаешь чужое. Хоть я её в чём-то и обманул, но сам чувствую себя обманутым! Уж лучше бы я её обокрал! Вульгарно, обидно и грубо! Задурманил бы ей разум так, чтобы она вообще не вспомнила, кому и за что перевела все свои деньги! Хватилась бы и поняла бы, что где-то её надули, и что расквитаться она не может!

- Так, подожди, - озадачился Нарцисс, - Ты сказал – иллюзия? Ты использовал телепатию, чтобы доставить ей кайф?

- А что я, по-твоему, должен был по-настоящему? С той, с которой рядом-то стоять брезгливо? Ты считаешь, я не имел право на такой обман? Ты считаешь, я нанёс вред её личности? По-твоему, это была личность? К тому же, я ничего необратимого с ней не сделал. Не я заставил её этого хотеть, я лишь дал ей желанное! Или нет? Или я должен был не давать удовольствие на раз, а стать её вещью? Но я этого не обещал! Я не подписывался! Она заказывала не это, и вообще, она не в праве меня неволить!

- Она знает, что ты – дух? – строго спросил Нарцисс.

- Нет, конечно, нет, - продолжал улыбаться Торн, - Она вообще не знает про телепатию, думает, всё по-настоящему было… Ну и в своих эротических грёзах, конечно она видела не меня! Я не свечу своё настоящее лицо. Иначе меня будут преследовать. Увидь она меня в истинном обличии – не узнает даже… Я стёр свой настоящий образ из её памяти, позволил ей дорисовать что-то своё. Она меня настоящего не вспомнит… А встретив – не узнает.

- Тогда чего ты истеришь? - грубо поинтересовался Нарцисс, - Не вижу проблемы!

- Тебе не понять! Чувствовать это всякий раз, когда ты что-то для кого-то делаешь... Все хотят, чтобы я остался с ними рядом навсегда. Кто-то видит во мне друга, кто-то - мужа, а эта... Наложника! Навсегда! Посадить меня на цепь, запереть в клетке, никогда не отпускать и чтоб я делал всё бесплатно! Фу, мерзко это осознавать! Ты даёшь то, о чём тебя просят, а за это тебе не благодарность, а желание только сильнее ущемить, неволить, унизить, сломать… Ты делаешь то, что от тебя хотят, но сам ничего хотеть при этом не можешь! Всё, что тебе позволяют хотеть – это удовлетворять хотелку того, кто тебя неволил. А ты говоришь – любовь… Да её не существует! Зато существует столько неприятного… Один постоянный стресс… Надо как-то его иногда снимать. Ну хоть капочку…

Не смотря на своё состояние, Торн говорил так складно и поэтично, словно много раз прокручивал эти слова в своей голове и представлял, что однажды он скажет их кому-нибудь вслух, словно долго к этому готовился, выверяя каждое слово, чтобы то звучало. И словно такие ситуации, о которой с таким надрывом Торн рассказывал сейчас, случаются в его жизни едва не постоянно, раз было столько поводов и времени так живописно переложить все эти переживания на слова.

В ответ Нарцисс молчал. Вести философские беседы с пьяным казалось ему совершенно глупым и бессмысленным занятием. Да и в любом случае, он чувствовал растерянность, и что ответить на всё это попросту не знал.

- Думаешь, чего все эти пентюхи тут делают в баре? – продолжал Торн, - Они отходят от трудного дня, расслабляются… Без этого можно с ума сойти, поверь мне, Нарцисс, я знаю… Но мы не будем снимать стресс так! Это отвратительно! У всех на виду, под пристальным вниманием… Тут тебя могут и на бой вызвать, и по морде дать… И эти пиявки лезут, лезут постоянно… И в карман тоже может кто-нибудь залезть, если не уследишь. Я как никто это знаю, но я не расслаблялся! Если я расслаблюсь, то и мне залезут и в карман, и в штаны, и в душу, и вообще могут неволить или убить. Нет, я так не люблю! Мы культурные личности, мы можем пойти в театр или в кино! Или в музей, или на выставку… Или покатаемся на кораблях по речке, посмотрим красивые виды, посетим исторический центр города…

Торн говорил это с таким энтузиазмом, с таким вдохновением, что Нарцисс испугался, как бы кто не услышал, и создал вокруг себя и собеседника силовой щит звукоизоляции.

- Зачем ты тогда нажрался? – не выдержал Нарцисс, - Раз этого не любишь?

- Ты не понимаешь, Нарцисс! – так же театрально и нараспев, но при этом неровным сбивающимся голосом, принялся отвечать Торн, - Орион отобрал моё успокоительное! Моё прекрасное лекарство собственного изготовления… Я с таким трудом нашёл этот рецепт… Перед этим столько всего испытал на себе же… Такого натерпелся… Пока нашёл… На листочек выписал и сохранил… А травы… Многие из них тут не встречаются. К тому же, сейчас зима, и готовить их долго, сушить, настаивать... И вообще… Это была моя панацея, и от головной боли, и от бессонницы, и главное – от стресса! И без всяких побочек… На следующее утро голова всегда абсолютно ясная… Я не знаю, что я буду делать… - он вцепился Нарциссу в плечи, смяв ткань его парадного одеяния, подтащил поближе к себе, и, расплакавшись, уткнулся носом ему в грудь.

Не успел Нарцисс испугаться такому повороту, как Торн таки упал, не удержавшись в таком положении, но тут же встал на колени и вцепился Нарциссу в полы его пиджака.

Нарцисс небрежно вырвал одеяние из рук истерика, отодвинулся назад и почувствовал, что всё-таки паника овладевает им. Перед ним сейчас на коленях стоял взрослый мужчина и плакал как сопливая девчонка. Ещё всего пару фраз назад он был весел и доволен, и вдруг такая перемена настроения! И что с ним теперь делать?

Неуверенно встав с подоконника, Нарцисс помог Торну подняться на ноги.

- За что он со мной так! – плакал Торн, подтирая рукой сопливый нос, - Я ничего плохого ему не сделал! Ему всё равно это не нужно, у него с нервами всё в порядке… Это было не для злости и не для храбрости… Нарцисс, что я буду делать, пойло мне не помогает… По-моему, от него только хуже…

Нарцисс сам сей момент не представлял, что делать теперь ему. В душе зародился страх, что кто-нибудь это сейчас увидит. Хотя никого и не было, но в любой момент мог кто-нибудь появиться. Но главное – Нарцисс не представлял, как дальше себя вести! Ведь это плачущее существо – это не Торн. Не тот Торн, которого Нарцисс до этого знал, в котором до сего момента видел взрослого, в котором искал замену потерянному отцу. Не тот, кого он считал сильным, невозмутимым и способным выжить в любых условиях.

Как же отвратительно было плакать самому, когда ощущаешь своё ничтожество, свою никчёмность, своё бессилие. Мальчики не плачут - эту мысль внушали Нарциссу едва не с самого начала обучения в Боровсе. Его стыдили взрослые, его высмеивали ровесники, он привык к тому, что свои слёзы надо скрывать. От всех, даже от сочувствующих, потому что порой куда проще сначала сдержаться, потом спрятаться и выплакаться в одиночестве, чем слушать упрёки или глумление, чем объясняться, что да почему, чем пытаться перестать, потому что даже сочувствующие требуют именно этого… «Перестань, скорее перестань…» Как будто это так легко! И как будто подобные требования – это самое что ни на есть то, когда тебе и без того плохо! Когда ты слаб, беззащитен и ни на что не способен, особенно на выполнение таких требований!

Такое чувство, что те, кто утешает подобным образом, прекрасно умеют управлять подобными эмоциями, поэтому вообще не плачут никогда! От одной только этой мысли всегда хотелось плакать ещё сильнее. Но теперь Нарциссу казалось всё куда хуже – теперь плакал не он, а взрослый дядька, в котором он уже почти увидел поддержку и опору, которого возвёл себе в наставники, насчёт чьей помощи настроил себе планов, и даже уверился, что не смотря на приверженность тьме, он – классный…