Нужно повенчаться

    Я уже подзабыл этот роман (счастливое свойство памяти) и читаю его, как чужой. И вы знаете - интересно! 

     Все эти дни Корнилова преследовало какое-то странное чувство. Вернее, их было два. Его руки время от времени просто физически чувствовали жар разгорячённой плоти Милейны. А в душе нарастало ощущение, что там, в Салониках, с ним произошло что-то нехорошее. Совсем нехорошее. По правде говоря, это состояние преследовало его ещё там, в давильне Кастропулоса, не давая работать над статьёй. Но здесь всё усилилось в разы. Кажется, недаром паломники говорят о какой-то особой энергетике Афона, которую монахи оберегают уже семь веков, не допуская в этот земной удел Богородицы ни одно живое существо женского пола. И действительно, своим обострённым в результате оливковой диеты шестым чувством, Корнилов сейчас ощущал эту странную энергетику. Каждый день он пытался понять — в чём же заключатся эта странность. И вот сейчас он пришёл к выводу — здесь начисто отсутствовал какой-то незримый элемент, который в изобилии был в давильне Кастропулоса, в таверне Папандопулоса, и, что удивительно, самая большая его концентрация была в Институте.

    Когда начало темнеть, Корнилов спустился по ветхой деревянной лестнице, ведущей к морю, и медленно побрёл вдоль прибрежной кромки. Над пустынным морем одиноко кружили нескольких чаек. Прошедши около километра к видневшемуся вдали мысу, Корнилов вдруг увидел сидящую на прибрежном валуне маленькую сгорбленную фигуру в монашеском одеянии.

    Подойдя ближе, Корнилов увидел, что монах очень стар. Седая борода была одинакового цвета с редкими длинными волосами, спадавшими к плечам старика. Оказавшись рядом с монахом, он нерешительно остановился, не зная, что положено говорить в таких случаях.

     Старик повернулся и посмотрел на Корнилова ясным взглядом светло-голубых глаз. Потом, сильно шепелявя, он спросил:

     — Русский?

     — Да, — удивлённо ответил Корнилов, не ожидая услышать от монаха русскую речь.

     — Физик? — спросил монах.

    У Корнилова учащённо забилось сердце. Неужели он встретил одного из тех самых прозорливых старцев, о которых читал в книгах?

    — Да, — нерешительно ответил он, — а откуда... вы знаете?

    — А что тут знать, — прошепелявил старик и пожал костлявыми плечами. — Небось, Кастропулосу статью писал?

    — Ну... да, — пробормотал поражённый Корнилов.

    Значит, это правда?.. Но тогда... Получается, что и эта встреча не случайна... А что, если... Но тогда это шанс!.. Его ангел-хранитель, прилетевший сюда к нему, на эту Святую землю, даёт ему шанс всё исправить? Нужно только исповедаться этому старику...

     — Батюшка, скажите, можно...

     — Тебя как зовут? — перебил его монах.

     — Василий.

     — Что, Василий, хочешь исповедаться? — неожиданно твёрдым голосом спросил старик.

     — Да, — Корнилов опустил голову.

     — Подойди ближе, — сказал монах. — Ещё ближе. Говори!

     Корнилов помолчал, а потом выдохнул, как бросился в прорубь:

    — Изменил... жене... Там, — он обречённо махнул рукой в направлении Салоник.

    Старик молчал.

     "Вот сейчас проклянёт", — с ужасом подумал Корнилов.

   — Два монаха пошли в город, — тихо произнёс старик. — Переходили речку, а там женщина. Стоит, не может брод найти, по колено в воде, юбку подняла, а дальше идти боится. Один монах закрыл ладонью глаза и прошёл мимо. А другой взял женщину на руки и перенёс через брод. Идут дальше, молчат. В конце дня первый монах говорит: "Как ты мог, мой брат во Христе, не только смотреть на женщину, а и нести её на руках?" Второй монах усмехнулся и ответил: "Я перенёс и забыл, а ты несёшь её в своих мыслях уже целый день".

    Старик замолк. Уже совсем стемнело, и Корнилов видел только его силуэт с выбившимися из-под клобука седыми волосами, которые шевелил начавшийся вечерний бриз.

    — Так что же мне теперь... — пробормотал Корнилов.

    — С женой венчаны? — спросил старик.

    — Нет. Как все... Расписались в ЗАГСе.

    — Нужно повенчаться. Сразу, как вернёшься.

    — И всё? — удивлённо спросил ожидающий проклятия Корнилов.

    — И всё.

  — Батюшка, — сказал Корнилов дрожащим от волнения голосом, — конечно, повенчаемся! Скажите, а можно вас спросить?

     — Спрашивай.

     — А как вы... ну... как знали, что я физик? И что Кастропулосу статью писал?

    — Ты думаешь, что ты тут первый такой? Кастропулос скоро академиком станет. Полгода назад здесь точно такой был... физик, который статью ему написал. От паломников вы отличаетесь. Те кучками ходят, то в храм, то в трапезную. Умиротворённые. А вы... Всё маетесь чем-то. Да и одеты по-другому.

    Старик замолчал.

    — Я пойду? — осторожно спросил Корнилов.

    — Постой, — прошепелявил монах.

    Пошарив в кармане мантии, он вытащил оттуда небольшую коробочку. Открыв крышку, он высыпал что-то себе в ладонь.

    — Перед венчанием причастись, а на исповеди расскажи всё, что с тобой случилось. Держи — это тебе и жене твоей.

   В сумерках сверкнули два серебряных колечка.

"Дар мой, Враг мой", прода:  https://author.today/work/395710

  Дальше Воронцова задвинет остальных и будет главная. Поэтому ещё кусочек, чтобы было понятно:

            Когда Григорьев закрыл за собою дверь, Воронцова,подняв глаза к потолку, сказала:
            — Это какой-то кошмар!
            — Что такое? Садитесь, рассказывайте. Какой кошмар?
            — Эту статью докладывать будет Куртин?
            — Ну, да... Экспериментатор, так принято, — Прицкер развёл руками.
            — Он ничего не понимает!
            Воронцова всплеснула руками и уже тише пробормотала, глядя в пол:
            — Это идиот!..
            — Ну, ну, потише, — нахмурился Прицкер.  — Почему он идиот? То есть, я хотел спросить, в чём это проявляется?
            — Он не понимает ничего, из того, что я написала. Хуже — он в принципе не в состоянии там ничего понять.
            — А кто в состоянии? Вы давали кому-нибудь ещё ознакомиться со статьёй?  
            — Ну, вот, Григорьев тут у вас сидел, он читал. Что он говорит?  
            — Он дал высокую оценку теоретической части. А что Корнилов? Вы давали ему читать?  
            — Да.
            — Ну и что он сказал?
     — После возвращения из Греции он взбесился. Видно с ним там что-то произошло. Представляете, сказал, что прямо на семинаре разберётся, какое моя... ну, наша с вами, математика имеет отношение к эксперименту Куртина.  
            — Прямо так и сказал? — брови Прицкера поползли вверх.
            — Так и сказал.  
            — А вы?
            Воронцова смущённо опустила глаза.
            — Я ему сказала, что тогда ни одна его статья не пройдёт семинар. Я тоже умею задавать вопросы.  
            — А он? — тревожно спросил Прицкер.
        — Он... Он сказал, что не доставит мне такой радости, потому что больше вообще не собирается писать статей.  

 --------------------------

На днях будет обновление "Ditmar"