Воскресный абзац (с некоторыми пояснениями)

Итак, воскресенье -- а значит, время для участия во флэшмобе "Воскресный абзац" от Екатерины Овсянниковой. То есть время принести самый свежий кусочек впроцессника.

Но начну я с комментария.

Мой цикл "Камбрийский апокриф" начинался как вольное продолжение книг Владимира Коваленко о сиде Немайн. Со временем прежних героев вытеснили новые (что, в общем-то, и задумывалось с самого начала), а мир Камбрии сделался фоном для их приключений. И все-таки эхо событий книг Расамаха нет-нет да и напомнит о себе, иногда самым неожиданным образом влияя на события в жизни уже совсем других персонажей.

Вот и этот отрывок -- такое "эхо".

Что меня всегда озадачивало в мире "Камбрии" -- так это некоторые подробности об Анноне -- некоем поселении упорных язычников, затерянном среди уэльских болот (и одноименной общине), где верили, что живут в потустороннем мире, но изредка выходили на торговые и прочие контакты с "большим миром", порождая в нем странные легенды об озерных девах и водяном скоте. Что не сходилось для меня -- так это обилие среди этих "подданных Гвина" женщин при малом количестве мужчин. То есть мужчины все-таки появлялись (в лице одного-единственного лазутчика, объявившегося у Немайн), но женщин было несопоставимо больше. И когда стараниями Нион-луковки Аннон был "расформирован", а его жители перебрались в "большой мир", "озерных ведьм" появилось множество (включая и ту юную ведьмочку, которая сначала назвалась Ллиувеллой, а потом прославилась под именем Мэйрион), а вот "озерные мужчины" как-то не упоминались. Вот как-то не поверил я тут в случайность!

А теперь отрывок, в котором Родри, сын той самой Мэйрион (и Робина Доброго Малого), невольно вспоминает свое детство. Ну а вторая участница эпизода, мавретанка Моника, -- уже чисто мой персонаж, которого у Коваленко нет. Впрочем, Родри у него нет тоже. :)

И тут Родри напрягся. Кажется, это имя, Фула, он слышал совсем недавно – и не от кого-нибудь, а от всё того же Монтиколы.

– Фула? – обеспокоенно переспросил он.

– Это наша кухарка, – мило улыбнувшись, пояснила Моника. – Она помогает мне управляться с сыновьями – просто так, по доброте душевной.

– Ясно... – задумчиво протянул Родри. На самом деле ответ Моники ничего ему не прояснил – наоборот, окончательно его запутал. За сыновьями Моники присматривает та самая Фула, о которой со странным благоговением говорил солдат – явный последователь «колесной» веры? Или это не та Фула, а какая-то другая?

А затем Родри внезапно охватил самый настоящий ужас. Монтикола ведь пообещал ему раздобыть жертву для обряда! И кого же он намеревался отдать Четверым – уж не сыновей ли Моники, которых та беспечно доверила подозрительной Фуле?

Вообще-то догадка эта почти ни на чем не основывалась: говоря о жертве, Монтикола обещал обратиться за помощью к какому-то Исулу, а Фулу не упомянул ни разу. Скорее всего, корни странного испуга Родри скрывались в его отрочестве. Как-то раз его мать, Мэйрион-озерная, вспоминая свое детство, проговорилась, что у аннонцев было принято отдавать новорожденных мальчиков Гвину. Спохватившись, она тут же пояснила, что имела в виду какое-то особое посвящение, а не жертвоприношение.

Тогда Родри старательно сделал вид, что ей поверил. И все-таки в искренности матери у него остались большие сомнения. На лжи он ловил ее не раз – и до того разговора, и после. А Аннон, судя по ее же прежним рассказам, и в самом деле был весьма подозрительным местом, где жило очень много женщин и на удивление мало мужчин.

С годами страх, охвативший Родри после того разговора, отступил, вытеснившись в его памяти бурными событиями бродяжьей жизни. И вот теперь, в самый неожиданный момент, он всплыл вновь.

– Так, – с трудом совладав с собой, твердо произнес Родри. – Ты мне все-таки со штанами помоги. Ну не могу я сам веревки завязывать – обет у меня такой! А потом поговорим.