Субботний отрывок

К перманентному флэшмобу от Марики Вайд.

На сей раз не сегодняшнее, но недавнее.

Если что, то дело происходит в альтернативной истории в северной Африке VII века. В нашей реальности в это время арабы как раз завершали ее завоевание. В той история пошла иначе: их остановили. Но над африканским осколком Рима там нависла совсем другая опасность.

Итак. Кусок диалога всё того же бриттского плута Родри с местной жительницей Моникой. И нет, сцена совсем не 18+, просто Родри вынужден просить Монику подпоясать ему свалившиеся штаны. С гейсами (кельтскими зароками-запретами) шутки, знаете ли, плохи. :)

Пока Моника разбиралась с обрывками веревки, Родри торопливо, путаясь в штанинах, натягивал на себя злополучные штаны. Наконец, управившись с ними, он украдкой посмотрел на Монику. Та разглядывала только что завязанный узел на веревке и беспечно улыбалась.

Родри осторожно кашлянул.

Моника оторвала взгляд от веревки, повернулась к нему.

– Всё, управился? – спросила она безмятежно. – Давай подпояшу.

Не удержавшись, Родри громко вздохнул.

Моника чуть отступила, недоуменно посмотрела на него.

– Тебя ничего не беспокоит, домина? – хмыкнул Родри.

Лицо Моники вдруг посмурнело.

– Меня много что беспокоит, – дрогнувшим голосом сказала она. – Только мне некогда об этом думать. Да и не хочется.

Это было так неожиданно, что Родри растерялся.

– Знаешь, что я тебе скажу, домина... – помимо воли пробормотал он. И тут же, будучи уже не в силах остановиться, вдруг выкрикнул Монике в лицо:

 – Не верь ты этой Фуле! И другим поклонникам Четверых тоже не верь! И вообще, береги детей!

Выплеснув всё это на Монику, Родри растерянно замолчал. По правде сказать, он сам от себя не ожидал подобной выходки – глупой, бессмысленной и притом вовсе не забавной. Поспешно отведя взгляд от оторопевшей трактирщицы, он безотчетно уставился на глиняный забор и некоторое время пристально разглядывал змеившуюся по нему темную трещину. Голова у него по-прежнему была занята размышлениями о «колесной вере» и об Анноне, о Монтиколе и о Фуле, о детях трактирщицы и о человеческих жертвоприношениях.

Затем, опомнившись, Родри снова повернулся к Монике. Та стояла с задумчивым видом и перебирала в руках веревку, словно монах четки.

– Извини... – неуверенно произнес он. Затем, поколебавшись, добавил: – Но все-таки прислушайся к моим словам.

Моника оторвала взгляд от веревки, выпрямилась.

– Ты не первый, кто говорит мне такое, – твердо произнесла она. – Эвин вот тоже предостерегал. Только я не верю. Вы оба с Фулой не знакомы. А я ее хорошо знаю.

Не удержавшись, Родри скорчил брезгливую гримасу. Затем тяжко вздохнул – вполне искренне, не притворяясь.

– Я знаю о чем говорю, – решительно заявил он. – У меня есть знакомец – чернолицый солдат по имени Тафари. Так он мне про их предводителя, Гэбрэ Гэргэла, такое рассказывал...

Имя Гэбрэ Гэргэл он произнес без запинки: успел натренироваться.

На миг в глазах Моники вспыхнуло что-то вроде удивления – но тут же сменилось прежней задумчивостью.

– Ты и про воинство Гэбрэ Гэргэла знаешь... – вздохнула она. – Ну так вот: Фула приняла веру от ученика самой Пророчицы, а не от аксумцев. А Пророчица учит совсем другому – быть смиренным, любить ближних, заботиться о них. Фула как раз такая и есть – добрая, милосердная.

– Тафари – не воин Гэбрэ Гэргэла, – зачем-то уточнил Родри. – Он служит в здешней крепости. Но он родом из тех краев.

– Ну а Фула тут при чем? – тут же парировала Моника.

Некоторое время Родри растерянно смотрел на нее. Затем уныло кивнул.

– Насчет Фулы я тебе ничего не скажу. Твоя правда, домина.

Ну вот, – победно улыбнулась Моника. – Видишь? Ну сам подумай: разве наша Фула имеет какое-нибудь отношение к солдатам?!

И тутРодри ошеломленно уставился на нее.Внезапная догадка пронзила его, как молния.

– Вот что, Моника, – произнес он, опомнившись. – Фулу твою я и правда не знаю. Но вот солдат – не Тафари, а твой знакомый Монтикола – одно время называл меня абуной. А это слово как раз тех самых чернолицых, которыми правит Гэбрэ Гэргэл.

Лицо Моники неожиданно сделалось сосредоточенно-задумчивым.

– Но, может быть, он узнал это слово от тебя? – произнесла она неуверенно.

Ухмыльнувшись, Родри мотнул головой в ответ.

– Нет. Я сам удивился, что этот невежда его знает!

– Ну-у... – протянула Моника и вдруг замолчала. Щеки ее слегка порозовели.

И тогда Родри решительно заявил:

– Между прочим, этот самый Монтикола пообещал найти мне жертву для обряда. Какую – догадывайся сама!

Вообще-то сказал он это сейчас наобум, ничего толком не зная ни о жертвоприношениях, принятых у поклонников Четверых, ни о загадочном «брате Изиле», ни даже о самом Монтиколе – кроме того, что тот был солдатом, «колёсником» и ротозеем. Но, судя по всему, попал точно в цель.

Моника замерла, лицо ее сделалось мертвенно-белым.

– Говори дальше, – тихо, но настойчиво произнесла она с неожиданно усилившимся ливийским акцентом. – Ну же! Всё, что знаешь!

На миг Родри растерялся: рассказывать-то ему было нечего, кроме собственных смутных догадок. Однако быстро опомнился. И тут же осмелел – как уже не раз случалось с ним в безнадежных ситуациях.

– Я назвался Монтиколе епископом Церкви Четверых, – глядя Монике прямо в глаза, заявил он. – Соврал, чтобы выбраться на свободу. А он поверил.

– Но ведь... – неуверенно протянула Моника.

– Я же тебе говорил, что кое-что разузнал о колесной вере от чернолицего солдата. Этого хватило, – тут же пояснил Родри. И продолжил, мешая обрывки правды с на ходу придуманными подробностями:

– Мне надо было, чтобы он вывел меня из башни. Ну я его и попросил помочь провести обряд. А он – ну солдат этот – пообещал раздобыть мне жертву – маленького мальчика. Сказал, что знает какого-то Исула, который...

Родри оговорился: имена Изил и Исул были так похожи! А исправить ошибку уже не успел.

– Солдат? – взволнованно перебила Моника. – Тот, чернолицый? Или Сальвий Монтикола?

– Монтикола, – буркнул Родри.

– А Исул тут при чем?

На миг Родри задумался. Признаваться в ошибках – даже в совсем пустяковых – он не любил. Но Исулом звали хозяина того самого заезжего дома, где служила Моника. А значит, следовало быть осторожным и уж точно не сочинять о нем совсем уж невероятных вещей. Но ведь Монтикола, будь он неладен, совершенно точно упоминал не только Изила, но и этого самого Исула! Тайная молельня, неугасимый огонь, меркава...

– Знаешь, что такое меркава? – спросил он вместо ответа.

– Колесница Четверых... – растерянно пробормотала Моника.

– Ага, – ухмыльнулся Родри. И одним духом без запинки выпалил старательно выученные тарабарские имена: – Уриил, Реуил, Кохабиил и Галгалиил! Четыре ангела, влекущие Господнюю колесницу!

Моника попятилась, опасливо уставилась на него.

– Твой хозяин служит им, так? – перешел в наступление Родри.

Потупившись, Моника кивнула.

– И ты тоже?

Моника испуганно мотнула головой.

– Нет-нет... Я верую в Господа нашего Иисуса Христа, в Святую Троицу... – торопливо проговорила она и перекрестилась.

Мысленно Родри перевел дух: теперь стало более или менее понятно, как вести себя с нею дальше и что ей говорить.

– Ну вот, – хмыкнул он. – И что тебе, христианке, делать у этих «колёсников»?

И тут Моника его удивила.

– А куда я пойду? – дрогнувшим голосом спросила она. – В Куберову церковь? К римским монахам, служащим базилевсу? Ну и чем они лучше служителей Четверых?

Услышав такое, Родри оторопел.

– Почему в Куберову?

Моника пристально посмотрела на него, затем вдруг усмехнулась.

– Да потому что. Разве ты поймешь наши дела, чужеземец?

«Ну а как же Эвин? Сумел в них разобраться?» – завертелись на языке у Родри ядовитые слова. Озвучивать их он, разумеется, не рискнул.

– Послушай, чужеземец, – снова заговорила Моника. – Сальвий – что он еще говорил тебе об Исуле?

Родри чуть подумал. Затем осторожно произнес:

– Да вроде бы ничего.

– Совсем? – торопливо переспросила Моника.

– Совсем, – кивнул Родри. О тайной молельне, по словам Монтиколы, будто бы устроенной у Исула в заезжем доме, он на всякий случай решил не говорить.

Моника задумчиво кивнула, затем чуть слышно вздохнула. Как показалось Родри – с облегчением.

– Что ж, спасибо тебе, – сказала она.