Флешмоб о прощании. Навсегда.
Автор: Владислав ГрайЗа флешмоб спасибо Алексу Бранду.
Начну в порядке выхода книг.
1) Дорм и генерал Дотс.
Один из бойцов позвал Дорма. Чак пришёл в себя. Дышал он тяжело, из-под полуопущенных век пожилого генерала смотрели уставшие и словно замутнённые, ничего не видящие глаза. Он закашлялся и вялой рукой приложил ко рту влажную повязку. Завидев Арута, Дотс дал ближайшим бойцам знак оставить их наедине.
— Дерьмово выглядишь, — сказал Дорм.
— Под стать моей базе, как я полагаю... — Чак взглянул на ближайших бойцов. — Сколько нас?
— Восемьдесят два, — Дорм не стал сообщать о том, что четверо скончались в дороге. — Я веду их в Голгофу. Только не вздумай возражать, тебе самому нужен врач.
— Да какой там врач… — Дотс снова зашёлся кашлем. — Помоги привстать лучше, эта штука мешает.
Арут приподнял генерала за плечи, и тот кое-как снял с себя наплечную портупею. Он обмотал кобуру ремешком и протянул Дорму.
— Оставь при себе, — полковник качнул головой. — В случае чего хоть отстреливаться будешь.
— Ага! Я разве что по своим попаду в таком состоянии. — Взгляд Чака замер где-то за плечом Дорма. — Возьми. Такие уже не выпускают. Свиверы сейчас одно дерьмо делают. Бери, говорю, вещь почти винтажная.
Дорм неохотно принял двуствольный револьвер. Он крепко сжал скрипящую кожу кобуры, понимая, что подарок был прощальным.
2) Дорм и Джошуа.
Дорм пошатнулся, выйдя из лифта. Он слишком увлёкся пойлом Теодора. Полковник отыскал глазами Сэма. Капитан всё так же сидел рядом с чёрным мешком, но в этот раз он уже чистил свой костюм.
— Сэм. Там в городе… — начал Арут, подойдя к Уэллеру.
— Мне нужна мокрая тряпка, — выдавил Сэм и, поднявшись, направился в сторону туалета.
Да, ему действительно нужна была тряпка. Хотя одной её могло и не хватить. Нижнюю половину шеи, всю спину и левую руку покрывала запёкшаяся кровь. С пластин её можно было просто оттереть, а вот отстирается ли поддоспешник?
Дорм отвернулся от Сэма и расстегнул мешок. Ком подступил к горлу. Губы поджались. Арут замотал головой. Он не верил в то, на что смотрел. Это не мог быть Джо. Это была какая-то ошибка, сон или ещё что-то. Это не мог быть Джо!
Поняв, как выглядит его лицо, Дорм спешно надел шлем.
— Прощай, мой друг, — Арут похлопал обезглавленное тело по груди и застегнул мешок. — Да пребудет с тобой Гармония.
Когда Сэм вернулся, полковник уже не пытался идти на контакт. Он просто встал и направился туда же, откуда пришёл капитан. Дорм понимал, что Уэллер возненавидит его. Нет, Сэм ненавидел своего начальника ещё после смерти Вана. Арут понимал причину, но отказывался принять её. Командир должен оставаться спокойным, он не может позволить своим эмоциям выставить себя слабым перед следующими за ним людьми. Ему нельзя поддаваться эмоциям. Солдаты готовы пойти лишь за уверенным и контролирующим ситуацию лидером. Ему нельзя поддаваться эмоциям. Нельзя. Иначе он будет бояться и сомневаться. Страх и сомнения заставят его осторожничать. Медлить. А промедление будет стоить многих жизней. Ему нельзя поддаваться эмоциям.
Пусть Сэм этого и не видел, но Арут всем сердцем сожалел о смерти снайпера и винил в ней только себя. Ему хотелось разбить кулаки в кровь, кричать и стрелять куда глаза глядят, но он не мог. Лидер должен быть сильным. Стойким. И сильным.
Именно поэтому Дорм ушёл от чужих глаз. Потому же он снял шлем, только когда закрылся в туалетной кабинке. Чтобы тихонько поплакать о своём друге. О лучшем и последнем друге.
1) Мари и Энгус.
Мари на ходу предвкушала, как старик разинет рот, когда увидит браслет, точную копию которого сам же и продал, но, подойдя ближе к нужному месту, она смутилась. Что-то было не так… Переулок казался каким-то не таким. Бардо не могла понять, что именно смущает её, но всё нутро кричало о том, что знакомое место выглядит неестественно.
Мари спустилась к двери и, приоткрыв её, заглянула внутрь. В лавке царил погром. Кубки, подсвечники и статуэтки лежали на полу, тут и там виднелись осколки побитой керамики, самовар был сброшен на груду книг.
— Энгус! — Бардо распахнула дверь. — Энгус, где ты?!
— Мари… — раздался хрип из-за прилавка.
Бардо обогнула стол старьёвщика и увидела хозяина лавки. Старик полусидя опирался на тумбу со своими инструментами, из-под усов текла кровь, нос был сломан, а на полу разрасталась красная лужа… В боку Энгуса торчал кинжал. Мари бросилась к нему.
— Он… пришёл за деньгами. Хотел самое… ценное, — прохрипел Энгус.
— Кто? Кто пришёл? — Бардо приложила свой шарф к ране.
— Здоровый такой… лысый, — старьёвщик качал головой, а глаза его с трудом оставались открытыми.
— Не отключайся, Энгус! Оставайся в сознании! Говори со мной!
— Он не мог… далеко уйти. Ты сможешь догнать его… только вооружись чем-нибудь.
— Я тебя не оставлю! — Мари пыталась справиться с раной, но кровь никак не останавливалась. — У тебя здесь есть телефон?
— Я не дотяну… до приезда врачей. Там канистра в подсобке… — с трудом подняв руку, старик указал на дверь. — Сожги всё, чтобы эти гады из Церкви ничего не получили.
— Нет, сейчас не до этого… — слёзы начали стекать по щекам Бардо. — Да чего же она не останавливается!
Старик трясущейся рукой достал связку ключей из нагрудного кармана. Выбрал один и показал Мари.
— Это от запасного выхода… Как разгорится, беги через подвалы, не хочу, чтобы полицаи тебя здесь… — голова старика поникла, рука с ключами упала на залитый кровью пол.
Мари плача взяла связку и оставила старика. Она вынула кинжал из его бока и бросила к остальному товару. Лужа под старьёвщиком расползлась ещё сильнее. Утирая слёзы, Бардо заперла лавку изнутри и зашла в подсобку. Канистра стояла под столом, спички лежали в ящике. Мари рывками облила полки с товаром, залила бензином прилавок и самого Энгуса.
Не переставая плакать, Бардо поставила канистру на место и зажгла спичку. Она оглядела лавку. Глянула на ноги старика, торчавшие из-за прилавка. Бросила спичку. Пламя вспыхнуло моментально. Мари закрыла подсобку и, отыскав нужный ключ, открыла запасной выход. Заперла дверь с той стороны и осела на пол под треск дерева и звон лопающегося стекла.
«Нельзя задерживаться».
Мари заставила себя встать и наощупь пошла по тёмному подвалу.
2) Руперт и Герман.
Руперт сидел на комоде, пока врач осматривал Германа, делал ему какие-то уколы и ставил на лоб компресс. Мари, убрав беспорядок, ушла куда-то вниз. Доктор Льюис выпрямился и жестом пригласил Свивера выйти с ним в коридор.
— Что скажете? — с надеждой взглянул на медика Руп.
— Счёт идёт на часы, — вздохнул врач. — Обзвоните родню и готовьтесь. Я останусь здесь до конца, чтобы задокументировать смерть.
— Я… — Свивер растерянно замотал головой. — Я могу побыть рядом с ним?
Получив утвердительный кивок, Руп вернулся в спальню дворецкого. Герман взглянул на него из-под полузакрытых век и слегка кивнул.
— Комод… — выдавил старик, приподняв ещё здоровую руку и указав направление. — Блокнот.
Свивер выдвинул первый ящик, внутри царил идеальный порядок. Различные мелочи вроде платка, часов, компаса, карманного ножа, письменных принадлежностей, запонок и зажимов для галстука лежали ровными рядками, словно войско, выстроившееся в ожидании приказов. Руперт нарушил образцовую структуру, взяв карандаш с блокнотом.
Он уселся рядом с Германом и открыл первую страницу, лицом к дворецкому. Старик несколько раз двинул рукой, словно сам перелистывал страницы или что-то перебирал. Руп всё понял и, следуя его указаниям, отыскал несколько телефонных номеров.
— Позвони… — прохрипел дворецкий. — Путь приедут.
Руперт нерешительно кивнул и вышел в коридор. Врач поспешил составить старику компанию. Номеров Герман указал шесть; казалось бы, ничего сложного… Но Рупу не доводилось сообщать даже одному человеку, что его родича вскоре не станет.
Свивер вздохнул и спустился к телефонному столику. Садиться он не стал. Первый номер принадлежал нотариусу, сообщить ему о происходящем оказалось несложно. Выслушав Рупа, юрист сказал, что скоро подъедет, и повесил трубку. Другие пять номеров принадлежали оставшимся братьям и сёстрам Германа. Первая, некая Донна, каким-то образом узнала голос Руперта, а как услышала новость, выронила трубку. Свивер понятия не имел, откуда женщина знала его, он помнил, что к Герману несколько раз приезжали родственники, но никого конкретного в памяти Рупа не осталось. С последующими звонками становилось всё тяжелее и тяжелее. Для начала Свивер представлялся, чтобы унять собственное волнение, но это почти не помогало. Он молчал в трубку, слушая «алло-алло», а после, почти заикаясь, сообщал о случившемся. При последнем звонке он сменил тактику. Оказывается, такую новость гораздо проще было выпалить с места.
— Я всем позвонил, — сообщил Руп, наконец вернувшись в комнату дворецкого.
Герман кивнул и улыбнулся половиной лица. Свивер сел на край постели, и старик протянул ему свою дрожащую морщинистую руку. Руперт обеими ладонями сжал ослабевшую пятерню дворецкого. Врач снова вышел.
— Я помню, как мы с Райаном нашли пчелиное гнездо у астрономической башни, — вдруг вспомнил Руп. — Вы, кажется, что-то пересаживали в оранжерее и мы пришли тогда к вам, чтобы попросить вас тот улей уничтожить. Я ещё спросил, почему пчёлы живут именно так, почему они строят гнездо, где живёт целый рой, а не обычная семья.
Герман мягко улыбнулся.
— Теперь я задаюсь обратным вопросом. Если бы люди жили ульями, всего, что сейчас происходит, не было бы. Мы улаживали бы всё сообща, помогали бы друг другу… а вам не пришлось бы никого ждать.
Всё то время, что Свивер просидел перед Германом, дворецкий почти не разговаривал. Каждое слово он произносил через боль. Но это не мешало ему слушать, и он с упоением окунался в воспоминания Руперта. Отправлялся с ним в те времена, когда Свиверы жили всей семьёй под одной крышей, а дворецкий заботился о каждом из них.
На радость Германа, первым приехал нотариус. На удивление Свивера, старик переписал завещание в его пользу, Рупу отходили накопления дворецкого, его машина и небольшой участок на восточной окраине Альгрида. Как оказалось, его подарил Райан за годы верной службы.
Свиверу не верилось в происходящее, он должен был вот-вот проснуться, протрезветь или…
«Неужели это происходит? — думал Руп, глядя, как вялой рукой Герман ставит в документе неаккуратную подпись. — Он ведь всегда был рядом…».
Вскоре начали приезжать родственники. Та самая Донна обняла Руперта и общалась с ним так, словно всю жизнь его знала. Затем прибыли два младших брата дворецкого. Как оказалось, Герман был самым старшим из оставшейся части его семьи. Последними прибыли ещё две сестры, которым едва ли стукнуло пятьдесят. Родня приехала с детьми и внуками. Дворецкого провожали двадцать пять человек. Все собрались в его комнате, припоминая тёплые моменты из жизни.
Герман встрепетнулся, его глаза расширились. Он прищурился, словно понял, что-то крайне важное…
— Руперт, не смотри… — произнёс дворецкий. — Родня побудет со мной. Не смотри.
В глазах Свивера жгло от подступавших к ним слёз. Он сглотнул и пожал руку дворецкого, легонько прихлопывая левой сверху.
— Спасибо вам за всё, Герман.
Старик улыбнулся и крепко сжал руку хозяина.
Руперт вышел из комнаты и спустился вниз. Мари сидела на диванчике в малой гостиной, а где она пропадала всё это время, Свивер не знал. Бардо сидела, оперев подбородок на сцепленные замком руки, которые опирались о колени, одно из которых дёргалось. Руп никогда не видел её такой, она почти всегда оставалась жёсткой, холодной и грубой, а теперь походила на промокшую синицу, что дрожала, сидя на ветке.
Руперт сходил на кухню и заварил чаю. Он молча поставил чашку на стол, перед Мари, та что-то пробормотала и взяла чашку обеими руками, согревая ладони. Руп сел рядом. Из-под стола показалась Фелиция. Кошка посмотрела глубокими зелёными глазами в такие же глаза Свивера и одним прыжком оказалась у него на коленях. Руперт положил руку ей на голову и нежно погладил, животное свернулось клубочком и замурчало. Хозяин дома только в этот момент понял, что впервые коснулся Фелиции.
Никто из троицы не знал, как долго они просидели в малой гостиной. Чай Мари окончательно успел остыть, а кошка уснула. По лестнице спустился доктор Льюис, он принёс свои соболезнования, молча оделся и вышел. Через пару минут спустился и нотариус, юрист огласил завещание, надел шляпу, убрал бумаги в портфель, попрощался и ушёл.
3) Руперт и Мари (хоть где-то без смертей).
На месте, указанном в письме, оказалось не менее солнечно, чем дома. Сквер, раскинувшийся рядом с центром Альгрида, был полон молодёжи, которая прогуливалась с детьми, в ветвях кипарисов прятались и напевали свою песню кузнечики, а в небе порхали ласточки.
Руперт не придал значения этому скверу, когда вернулся из Северной Релии, но теперь он видел в нём некий символ. Неудивительно, что она выбрала местом встречи именно сквер, где раньше стоял храм имени Святого Юстиниана.
Свивер уселся на свободную скамью и увидел Мари. Та шла по дорожке прямо к нему. Она загорела, на ней было лёгкое платье и простые туфли, лишь белые как снег волосы напоминали о той Мари Бардо, которую знал Руперт.
— Рубашка с коротким рукавом тебе не идёт, — она села рядом.
— А я не ожидал увидеть тебя в платье, — усмехнулся Руп. — И всё гадал, добралась ты до берега или нет.
— Что ты сделал с книгой?
— Она у меня. Я навестил всех антикваров, каких смог найти, даже ездил в Ваюту… Никто не хотел её покупать, все слишком боятся Парней в чёрном. Ты, кстати, оставила у меня кое-какие вещи и в Иккаселе, и здесь.
— Выброси, мне всё это уже не понадобится, — отмахнулась Мари. — Да и не хочу я больше как-то связывать себя с Орденом.
— И чем же ты сейчас занимаешься?
Мари подняла правую руку, демонстрируя найденный в Болунтуре браслет.
— Мне удалось откопать кое-какую информацию. — Она провела пальцами по бронзовым звеньям. — Похоже, культура называла себя Хабуру. Я побывала на нескольких островах, где местные хранят о них предания. Церковь не может туда дотянуться.
— Значит, шпага на поясе и ветер в волосах? — улыбнулся Руп.
— Без шпаги. Сражаться мне уже не нужно, теперь я наконец-то снова археолог. Ну а ты кригсмессер в хорошем состоянии держишь?
— Он отполирован и заточен, но весит на стене, — Свивер коснулся правого плеча. — Я не могу им больше пользоваться, прежняя подвижность руки не восстановилась. На моих картинах это тоже сказалось. Кисть дрожит, словно на морозе, с гипсом ещё получается, но приходится работать на больших полотнах, мелкие детали совсем не даются.
— Я бы как-нибудь посетила твою галерею, о которой ты тогда упомянул.
— Я планирую открыть школу искусств, когда-нибудь посмотришь на работы моих учеников.
— Главное, чтобы там не было картин из ложек, — усмехнулась Бардо и поднялась. — Прощай, Руперт.
— Прощай, Мари.
Он проводил её взглядом. Сам поднялся со скамьи и купил у мороженщика стаканчик с пломбиром, новое лакомство, появившееся на улицах городов, очень полюбилось Руперту.
Покусывая холодную сладость, Свивер направился в большой Альгридский парк, чтобы насладиться редким солнечным днём.
Впереди показалась развилка. Дорога тянулась прямо, уходя на север вдоль границы, а поворачивающая направо, вела в Баллашид. Джарваль натянул поводья, сворачивая к краю дороги. Он трижды стукнул кулаком по борту фургона.
— Крис, твоя остановка! Крис?
— Я только начал засыпать… — послышался сзади голос.
Пока Кристофер и Вена, распрягали лошадку горняков, Луиджи потянулся к своим записям, пользуясь долгожданным отсутствием тряски.
„Утро. Вот-вот нас покинет Кристофер, — выводил он пером. — Сейчас мы ближе всего к Крепости Яркого пламени. Не хотелось бы расставаться, но и у него есть свои дела: Мастера огня скорее всего по прежнему не знают, почему огонь перестал их слушаться. На удивление, ни в Баллашиде, ни здесь в Тискании ничего не слышали о произошедшем в Болунтуре. Словно кто-то намеренно пресекает слухи.”
Луиджи слез с козлов и помог сунуть в фургон лишние оглобли. Пока Вена поила Эдина, старик подошёл к Кристоферу, подвязывавшему седло своей лошади.
— Ну что, пора прощаться, — он протянул ему маленькие карманные часы. — Это одни из последних. Я всего несколько штук из лавки успел забрать.
— Спасибо, — Крис принял подарок и с тоской взглянул на журчащий в канаве ручеёк. — Мне будет её не хватать.
— Мне тоже, сынок, — хлопнул его по плечу Луиджи.
— Прощай, Мастер огня, — произнёс Джарваль. — Рад был с тобой познакомиться!
— Спасибо, за твои наставления, Мастер земли, — кивнул Крис.
Он перекинул мешок через плечо, тронул на прощание край новенькой шляпы и запрыгнул в седло.
— Эй, огонёк! — позвала Венсилара. — Смотри не обожгись, в своей крепости.
— А ты не порежься, — усмехнулся Крис и тронул пятками бока кобылки.
Луиджи залез обратно на козлы, а Вена уселась среди мешков с припасами. Её раны уже зажили, но она по прежнему хромала, а обезображенное лицо старалась прятать под капюшоном. Из-за повреждённых сухожилий прежним фехтовальщиком она стать уже не могла, поэтому леди Хайс решила вернуться в родной замок и отдать фамильный меч младшему брату.