Игра "Твори кратко" - Итоги Пятнадцатого тура

1.  Светлана Кузнецова

— Не выйдет из тебя толка, Иванов! На завод пойдешь работать, а по вечерам будешь пиво хлестать!

   Наина Семеновна распалялась все сильнее и сильнее. В обличении Миши Иванова она не желала видеть ни берегов, ни границ. После безрадостной заводской жизни с графиком работа-дом-работа и единственными развлечениями в виде телевизора и алкоголя, она напророчила Мише обитание под мостом в качестве лица без определенного места жительства, а в конце обличительной речи — тюрьму, в которой тому самое место.
      Сам Миша стоял у доски, разглядывал носы ботинок и молчал.
    Он искренне не понимал какая связь может быть между не выученным к уроку стихотворением Некрасова сейчас и свершением преступления, за которое его непременно посадят в тюрьму, в возможном будущем, но спрашивать опасался. Когда Наина Семеновна впадала в истерику, могла и родителей в школу вызвать, и к директору на ковер потащить. Однако во много тысяч крат хуже для Миши было то, что разорялась училка литературы перед всем классом и Ирой Звонаревой.
    — Ты еще и не слушаешь, бестолочь! — возопила Наина Семеновна и ударила ладонью по учительскому столу, произведя воистину оглушительный грохот.
   Михаил Васильевич Иванов подскочил на кровати и долго смотрел в потолок. Сердце в груди скакало удиравшим от волка зайцем; часы на телефоне показывали пять утра. Он поднялся, прошел в ванную комнату, а затем на кухню, где сварил вкуснейший ароматный кофе, привезенный коллегой из Южной Америки. Вдыхая приятный аромат и уплетая бутерброд с красной рыбой, Михаил Васильевич размышлял о том, что его жизнь вопреки прогнозам неуравновешенной женщины из прошлого, вполне удалась.
   Наина Семеновна Бухалко учительница литературы в их шестом «В» являлась монстром, время от времени преследовавшим во снах Михаила Васильевича Иванова профессора высшей математики Московского Государственного Университета имени Ломоносова, пронесшего свою нелюбовь к стихам и их заучиванию через года, но так и не ставшего ни бомжом, ни уголовником.

2.  Алекс Бутаров

    Игорь обожал жару и лето. Он радостно топал по прибрежному песку, приплясывая и напевая: «Я так хочу, чтобы лето не кончалось, Чтоб оно за мною мчалось, За мною вслед!» На последнем слове он неожиданно рассадил кожу большого пальца ноги об обнаружившийся в песке острый камень. По пальцу ударила короткая боль и внезапно какой-то механический голос произнес «Ваше желание выполнено». А через мгновение палец уже не болел и даже следов крови, равно как и камня, на песке не осталось. Так и не поняв, что произошло, Игорь продолжил свой путь.
    Подозревать, что происходит нечто неладное, он начал только через несколько месяцев. Когда в родном Питере в конце погода аки в июльском Сочи это странно. Но с давней летней историей он сию аномалию никак не связывал. до того самого момента, пока не отправился в командировку на север. Там он чуть не потонул в разверзшемся на месте вечной мерзлоты болоте и умудрился порвать любимые штаны о бивень притаившегося в этой жиже мамонта.
    Вот разглядывая после спасения ободранную ногу он и вспомнил о том исчезнувшем камне и  кратковременно разбитом пальце. Вокруг него в ноябре за Полярным кругом, игнорируя цепляющееся за горизонт солнце, стояла жара и гнус уже начал заинтересованно принюхиваться к его тушке, а вот в Питере погода довольно быстро вернулась к норме. Лето действительно гналось за ним…
   Через несколько месяцев скитаний Игорь убедился, что даже в экваториальных широтах его визит вызывает дикую засуху. За ним гналось не лето, а сама смерть, убивая жарой все окружающее. Оставался один выход – пустыня. Сахара в самый раз. Там жарой и засухой никого не удивишь, а если удастся зайти поглубже, то преследующая его аномалия окажется вдали от населенных мест. Он переехал в Египет и заказал тур в Сахару, чтобы, заехав максимально на запад, дальше отправиться пешком. И вот уже несколько дней он пробирается по барханам. Судя по навигатору, пройти удалось больше двухсот километров. Вода кончилась еще утром, так что дожидаться ночи бессмысленно. Игорь из последних сил взобрался на бархан, упал и скатился на другую сторону. Сознание милосердно погасло…
   Он вскочил, промокнув от пота и откинув жаркое одеяло. За окном лил дождь, сбивая мелкокалиберными очередями капель последние листья. Осень! Никакого лета! Какое счастье!

3.  Ива Александрова

Этот сон, выматывающий и неотвязный, преследовал его столько, сколько он сам себя помнил. Снилось, будто с каждым прожитым днём он становится всё меньше, всё ничтожнее, и оттого всё бесполезнее для мира. Будто само время острыми зубами безжалостно отрывает от него кусок за куском до тех пор, пока он не превратится в жалкий и никому уже не нужный огрызок прежнего себя.
   Умом он понимал, что никаких зубов у времени на самом деле нет, но снова и снова ощущая на себе их пугающую остроту, никак не мог отделаться от страха.
   Он пробовал поделиться этим с другими, и некоторые пытались его утешить, убедить, что он очень полезен и важен, а значит, волноваться не о чем.
   — А если я однажды перестану быть полезным, что тогда? — с тревогой спрашивал он.
   — Как это перестанешь? Быть такого не может! — отвечали ему. — Да и потом, не всем же приносить пользу. Некоторые и вовсе бесполезны, но ничего, их тоже любят и ценят. Может, за красоту, может, за что-то ещё.
  Он не знал, хватит ли его красоты на то, чтобы позволить себе быть бесполезным, и есть ли в нём это самое «что-то ещё», но спрашивать о таком было бы неловко, а ждать ответа — страшно.
  Впрочем, куда чаще от его вопросов с раздражением отмахивались: нечего, мол, выдумывать себе проблемы. «Постыдился бы жаловаться! — говорили ему. — Ты уже столько держишься на своем месте, а ведь многие поработают денёк и всё, на свалку без вариантов, потому что такая у них судьба. Шурши шустрее и не ной!»
  И он шуршал, но лучше от этого не становилось, наоборот, жадная хватка времени ощущалась теперь даже наяву, и скоро уже всем было видно, как мало от него осталось.

***

  — Ну вот, смотрите, какая красота! — воскликнула Людмила Марковна, вешая на стену новый календарь, сверкающий глянцем и пахнущий типографской краской.
  — Даже жаль немного, — вздохнул Котов. — Старый был такой, знаете ли, привычный, с символом года…
  — Бросьте, Сашенька, у нового года новый символ, а прошлое пусть остаётся в прошлом! — погрозила ему пальцем Людмила Марковна. — Вы лучше вот, держите — поможете мне украсить кабинет, а то что-то ваше уныние мне совсем не нравится. Давайте, шуршите шустрее, будем с вами создавать новогоднее настроение!
  Котов взял у неё из рук пакет с блестящей мишурой и передёрнул плечами, отгоняя внезапную тревогу: ему вдруг почудилось, что где-то рядом щелкнули невидимые и острые зубы.

4.  Марина Милова

Она шла босая в полной темноте. Выставленные вперёд руки ныряли в пустоту и неизвестность.            

Тонкая ночная рубашка не согревала, но ей не было холодно. Дрожь пробирала насквозь от страха и непонимания. Где она? Что это за место? Как она сюда попала? Но, вдруг, пугающая пустота превратилась в чью-то грудь. Её руки уперлись в кого-то. Она ощущала пальцами мягкую ткань, под которой явно угадывался живой организм, который шевелился. О, Господи, а может, это не ткань, а...шерсть...? Он был практически на уровне её лица! Кто это? Что он с ней сделает? В следующий миг руку обожгло. Что-то её царапнуло. Или...кто-то? Слышалось тяжелое дыхание и какой-то утробный рык. Холодный пот окатил её с ног до головы, ей не убежать! Паника накрыла с головой, она закричала и...проснулась.
Проснулась и увидела в своих руках испуганного кота, пытающегося вывернуться из её мёртвой хватки и желательно остаться в живых. Именно поэтому в ход пошли когти. Придя в себя, она разжала руки, и с виноватым видом выпустила кота, заискивающе приговаривая:
– Максик, прости, пожалуйста, мне приснился страшный сон! Между прочим, ты меня царапнул! – сказала она, вытирая каплю крови, скользящую по руке.
Кот, совершенно не принимая вину и обиженно выговаривая хозяйке всё, что о ней думает, гордо удалялся на кухню, явно намекая, что неплохо бы загладить свою вину вкусняшкой.