Суботнее

Сэм, как бы не был оглушен обезболивающими, сказал:

— Суб-лейтенант Джонс, мы должны добраться до «Иглы». Объясните всем этим людям, что это единственный шанс, для нас и для них. Судя по всему, высадка десанта сорвалась. Сейчас территорию будут зачищать «Бризами». Объясните хорошенько, «Игла» — единственное спасение.

— Это ведь по сути был прямой приказ вышестоящего офицера? — уточнил Ярон.

— Да, — согласилась я.

Но не было у меня тогда приказов, только слова старого Байла о милосердии, а еще животный страх. Я знала, что такое «Бризы».

Когда смотришь на работу бригады «Бризов» с большой высоты — это завораживающее зрелище: неторопливо, неотвратимо установки движутся цепью, выжигая все, по заранее заложенной в них схеме. Они автоматические, управляются парой операторов с орбиты. Оттуда это вообще выглядит, как салют на День федеративного единства. Высаживать туда десант уже не имеет смысла. Надо просто переждать и зачистить по периметру.

А вот с земли, с той самой, которая подлежит зачистке, даже если до «Бризов» еще с десяток километров — это бесконечно жутко. Земля гудит поминальным набатом, черный жирный дым ползет в небо, унося с собой все живые души: людей, зверей, птиц. Это даже не лесной пожар, когда есть мизерный шанс сбежать — «Бризы» быстрей, они «разумны» своими операторами. 

Мы вошли на учебную базу. До «Иглы» оставалось метров пятьсот и никто нам не препятствовал. 

Но раскаленное небо наползало на нас огненным цунами.

— И разверзлись огненные дороги, и нам идти по ним, — тихо сказал Байл, глядя в пылающее небо. 

— Нет! — сказал Сэм, — тащите меня быстрей к крейсеру! Я его открою! Байл, не дайте людям побежать в панике — погибнут, но тебя они услышат.

Под приближающийся неумолчный гул и яркие всполохи в небе мы вошли в «Иглу». Тарцы уселись на пол в десантном отсеке.

— Я сейчас дотяну тебя в медотсек, — сказала я Сэму. — Может там есть хоть что-то.

— Нет, приказываю — в рубку! — Сэм едва говорил, но был непреклонен.

— Сэм! У меня лишь лейтенантский протокол в чипе, мой потолок десантный катер. А ты ведь можешь?! Можешь его поднять? — в панике сказала я, усевшись в пилотское кресло.

Он вытер рот тыльной стороной ладони, посмотрел на измазанные кровью пальцы:

— А я не успею, но есть такой протокол, который может любой запустить. «Омега», — и испачканными пальцами на приборной панели ввел код, который я запомнила навсегда. «Игла» откликнулась с готовностью: «Протокол Омега активирован. Чей чип принять в прямом доступе?», предлагая мой и Сэмов чипы.

Последнее, что сделал Сэм, нажал на номер моего чипа.

— А это уж тем более звучит как прямой приказ и передачу прав управления, — сказал Ярон.

— Не знаю про передачу, я осталась в кабине «Иглы» единственным пилотом.

— Сэм! Сэм! — но он молчал, кровавые пузырьки еще пару раз появились на его губах, а потом — спали, и струйка крови, дотянувшись до подбородка, соскользнула каплей на воротник. Я осталась сама, и я сделала глупость. Блаженны верующие, в демократию, в единство, а хуже всего те, которые верят в милосердие — их первыми на небеса берут.

Матушка под настроение говорила об этом по-разному. Иногда, что я приглянулась старшим богам своим безумным бесстрашием и верой в то, чего нет, иногда — что, меня дважды оставили в живых, чтобы я искупила вину. Но не свою, мол, есть и такая вера на Таре. Искупила ли я ее, эту вину, рыжими девчонками, конями, «Пеструхой»? А может было это не искупление, а подарок? Я не знаю, но вот сейчас я точно собираюсь искупить то, что гложет меня столько лет.

Взлетая, я сообщила всю информацию о себе и о том, кто находится у меня на борту. Я просила помощи. Я просила милосердия протоколом «Омега». Но получила первый выстрел в бок. У меня спрашивали много раз о том, кто подбил меня. 

— И вы абсолютно уверены в своем ответе? — уточнил Ярон.

— Да. Я твердо говорю, что у легкого крейсера «Игла» прекрасная система навигации и контроля внешнего пространства. А посему я отлично видела — подбили нас с орбиты, а вовсе не мифическим наземным комплексом, захваченным партизанами. Подбили, после того, как я наивно сообщила о наличии на борту исключительно мирного населения. Подбили и даже озаботились пояснением, что на Таре мирного населения нет.

Я не должна была выжить. Да я и не выжила — суб-лейтенант флота Мэри Джонс погибла под дружественным огнем Миротворцев. 

Но Тара подарила мне еще одну жизнь, в которой я обрела настоящее имя Нэйнси, что означает «польза» и фамилию Дафф, которая дала мне ощущение того, что я не безгласный винтик системы, а личность, которой позволен свободный выбор. Свободу жить и умирать по своему выбору дала мне Тара. И я хочу рассчитаться с ней за это. Никто не отдавал мне приказов ни девятнадцать лет назад, ни сейчас. Я, Нэйнси Дафф, сама выбирала и выбираю протокол Омега. И несу ответственность за этот выбор. 

Пилот десантного катера умеет маневрировать под огнем противника. Вот только противником был флот Миротворцев. Но у Тары хороший рельеф — я не успела подняться выше пиков гор, за ними я пряталась, потеряв сначала один, а потом и второй двигатель из четырех. Такую махину, как крейсер на двух посадить сложно. Но я умудрилась.

И села я за хребтом, где «Бризы» были не страшны, зато это было дикое тарское поле, где хозяйничали партизанские отряды. Удар был страшный. Я потеряла сознание, несмотря на все защитные механизмы.