Жизнь

Серенькая птичка затейливо вытягивала свою песню. Иссохшее от старости дерево попусту тянуло навстречу солнцу истощенные и узловатые ветви. С одного бока на кривой ветке со сморщенной корой, бледнели сизыми оттенками несколько цветков.

В этом году плоды будут еще хуже, совсем горькие. Так и у людей старость подкрадывается, добавляет своего жгучего яда во всякую вещь и событие.

Старик, не старик, он потерял счет годам, сидел возле одинокого изогнутого дерева и глядел вниз. Горная бойкая речушка несла свои мутные весенние воды, и казалось, ни на что не обращала внимания. Вокруг скалы, камни, камешки, трещины… зеленая трава и тонкие деревца, прилепившиеся к скалам. Суровые места. Отшельник мотнул головой и копна нечесаных, грязных волос отлетела на плечи. Ясные и чистые глаза его устремились в небо. Утренний ритуал. Тысячи раз он выполнял его и… ждал. Ожидание давно превратилось в привычку, но где-то внутри все равно скрывалась надежда. Ничем она, конечно, не подкреплялась, ни разумом, ни чувством.

Сегодня отшельник не мог смотреть на небо. Впервые за много лет его упрямство, граничащее с безумием, отступило. Взгляд привлекло темное пятно на поверхности скалы, что возвышалась на том берегу, напротив его пещеры. Пятно, как пятно, он много раз бесцельно глядел на каменную стену и никогда ничего на ней не видел. Но сегодня… Пятно почему-то оживало, края его шевелились, чудилось, что пятно пульсирует в каком-то странном неровном ритме.

Отшельник моргнул. Пятно не остановилось. Напротив, оно словно манило к себе. Очертания мира стали расплываться, и… осталось пятно. Все. Он и пятно, и больше ничего.

Не этого ли он добивался, не к этому ли он шел все эти годы. Сколько за это время перенес… даже гордость за свои страдания давно уже потускнела… Иногда думал, что все он пережил, отмолил за кого-то, пусть за нескольких, пусть за одного… Потом пришли другие мысли. За гордость свою, за тщеславие, за чувство собственной важности. Потом прошло и это. Был еще страх, временами переходящий в ужас. Тогда даже речка казалась до краев наполненной горем и болью… Ушел и страх… Ничего не осталось… Одна пустота и усталость. Неужели это и есть смысл жизни. Жить, учиться и в конце понять, что все тщетно – все это напрасно, весь этот мир прах… Вот он умрет и мир рассыплется… все исчезнет и сгинет…

Еле оторвался от пятна отшельник. Повел мутными глазами вокруг и не узнал окружающее. Это не тот мир, в котором он жил. Куда бы ни падал взгляд, все проявляло себя, все говорило с ним, и даже требовало ответа. Дерево презрительно морщилось. Ты, жалкий человечишка. Чего ты добиваешься? Ты засох… Так же как и я…

Старик судорожно отвернулся и спрятал свой взгляд в темную глубину пещеры. Но и пещера – он не ожидал этого, и жалела и стегала отшельника своими темными энергиями. Он закрыл глаза. Но и здесь не было покоя. Журчание воды внизу выворачивало желудок, шелест ветра сдирал кожу с лица.

Все! Это конец! То, чего он боялся и втайне желал, свершилось.

Долгими изнуряющими постами, ночными бдениями он сознательно расшатывал свой разум. Боялся и одновременно надеялся, что разум выскочит из пут логики и получит свободу. Однако он не ожидал, что это случится именно так. Сейчас он не человек. Ни разума, ни свободы ничего. Наоборот, он попал в еще более жесткие путы сумасшествия. Любая мысль, любое ощущение причиняли боль. Все органы чувств внезапно взбунтовались и вели себя очень непредсказуемо.

Третьи сутки отшельник стенает и мечется по пещере. Его воспаленный мозг не дает отдыха, и заставляет измученное тело раз за разом бросаться на стены.

Как же так получилось, что внимание больше не охватывает весь мир. Почему оно устремляется в одну точку и достигает такой силы, что все чувства усиливаются во много раз. Добился, добился, добился… Одна мысль преследует отшельника и не дает передышки.

Из пещеры отшельник не выходит, мир за выходом чужой и враждебный… Он сомнет его, раздавит, лишит последних ощущений и мыслей…

Гроза возвращает к жизни отчаявшегося отшельника. Яростные раскаты грома сначала оглушают, потом диктуют и навязывают свой собственный ритм. И отшельник успокаивается. Он сидит возле выхода, смотрит на струи дождя, щурится от ярких молний, и постепенно прозревает.

Есть предел. Нужно свое обостренное внимание направить на него и тогда… он сможет управлять своим сознанием… не разумом, нет. Какой разум? Неужели это и есть свобода? Или это еще первая ступенька к ней?

Дерево сбросило последние лепестки с последних цветов. На ветке снова сидит пичужка и тянет свою мелодию. Но поет она сейчас для него, для отшельника, хотя какой он сейчас отшельник, он сейчас в мире и мир в нем. И это еще не конец, конца нет, есть только метаморфозы – вечные превращения.