Зови меня Лео. Том III

Раздаются жиденькие хлопки, комедиант кланяется и с воодушевлением продолжает:

– Итак, свершилось! Дьявол, известный как безглазый, прельстившись огненными локонами и лазурными очами, совратил юную непорочную душу в ночь полнолуния, в присутствии бесовских служек, читавших молитвы Табу наоборот – а ведь только так и никак иначе и возможно смутить юную душу! Сразу скажу, что подобные шабаши, к величайшему сожалению, практикуются регулярно, ибо так написано в книге под названием «Clysteriorum animae»…

– Выражайся яснее, задница!

Надменно подбоченившись, комедиант с обидой изрекает:

– Я имею в виду душеспасительное сочинение мэтра Скунцума Пойста, что в переводе гласит: «Клистир для души». И попрошу далее не прерывать. Итак, получив силы бесовские, наша рыжая ведьма начала носиться по ночному небу на метле, голая, разумеется, завывая при этом так, что у всякого честного народа тут же открывался, простите, merdicantium.

– Скажи прямо – понос.

– Эмм… да, так и есть. Но святые отцы и добропорядочные граждане не дремали. Дождавшись, когда ведьма, устав, наконец, оглашать окрестности непристойностями, а также смущать благочестивых горожан своим бесстыдным лоном, сляжет в гроб – ибо, как известно, ведьмы только в гробу и спят, голые, разумеется, – так вот, они накинулись на нее, связали и бросили в темницу. И всё было бы хорошо, только ведьма, чья необыкновенная красота уж больно сильно запала в душу безглазому, лобызая своему греховному властелину зад, напиталась такою силою, что в самый ответственный момент, когда священный огонь должен был очистить ее бедную душу, она начала, еще раз прошу perdonnate mi, испускать зловонные ветры прямо из собственного зада. От этих вреднейших миазмов воспламенилося всё вокруг. Люди задыхались, падали, плача и умоляя о помощи. А ведьма только и делала, что хохотала – с особым, зловредным азартом. Затем она обернулась черною птицею и унеслась прочь.

– Ну ты и сказочник, парень! Ты смотри, услышит тебя капитан, не поздоровится…

– Это правда! – взвизгивает комедиант. – Тому свидетельств имеется великое множество! Кроме того, я основываюсь на новейшем трактате, созданном по горячим следам, названием «De modo pettandi usu cacandi»…

В толпе раздается взрыв смеха, комедиант машет руками:

– Нет-нет, я перепутал, это не та книга, я имею в виду другую работу: «Summa diabolica» от свидетеля тех несчастий – господина, ныне покойного, Туртупина Елейного. Но я продолжу. Далее ведьма решила охмурить того, чья душа и так находилась на грани – премерзкого греховодника и пачкуна Блуда. Заручившись поддержкой еще одного злодея – Буна-кровопийцы, – ведьма змеей проникла в замок Блуда и тут же совратила его.

– Кого? Буна?

– Нет, Блуда. А может и их обоих, кто его знает… Но я продолжу, с вашего позволения. Во время акта прелюбодеяния она досуха выпила его кровь, – я имею в виду Блуда, – после чего наслала проклятие на всю округу и была такова. Вот откуда пошел мор, друзья! Всё она виновата – ведьма!

Далее комедиант, как там его, зловеще понижает голос, видимо, намереваясь внушить ужас слушателям:

– В уголках столь темных, что всякому, забредшему туда тут же отшибало днище… э… я собирался сказать, отшибало память, ведьма со слугами (иные из коих тоже здесь присутствуют – имейте это в виду, друзья, и будьте осторожны!), замыслила извести не кого-нибудь, а самого князя Эгельберта! Обрядившись благородную дамою, ведьма обманом проникла во дворец барона Робаша, дававшего пир по случаю избрания его в городской совет. Что было на том празднестве, скажу я вам! Натуральный вертеп. Изрыгнув из пасти некую вещичку, похожую на каменную скрижаль, с той лишь разницей, что вместо святых текстов там были начертаны наимерзейшие ругательства, ведьма замогильным голосом начала вещать о грядущем мраке, а также она начала чревовещать… ну, вы поняли…

– Ты имеешь в виду pettandi?

– Хуже, друзья мои, хуже! Прямо из ведьминого разверзшегося нутра, из безобразно вывернувшегося лона вышли уродливые карлики, кривоногие и пучеглазые, и начали глумиться над гостями, щипать их, кусать и пинать… Кроме того, карлики залили всё вокруг мочой, коя непрекращающимся потоком изливалась из них до тех пор, пока все изысканные яства, поданные на стол, не начали плавать в ней, как кусок доброй голяшки в бульоне. А сама скрижаль тем временем начала громовым голосом разговаривать на том дьявольском наречии, в просторечии именуемом «воплями мертвых», сиречь голосами грешников, в то время как их поджаривает на сковороде его смрадное величество безглазый… 

Хорац не выдерживает и начинает ржать. 

– Браво, ты… как тебя… Лебра! – кричит он с высоты своего балкона. – Смело, безумно и очень, ну очень тупо! Держи золотой! – И монета летит в толпу.

Увидев рядом с капитаном меня, Лебра Барсикало-младший бледнеет, спрыгивает с импровизированного помоста и скрывается из глаз.

Знаете, ничего не меняется. Ни здесь, ни в некоем параллельном мире. Комедианты, стендаперы – черт один. Хочешь быть популярным, накинь побольше пердежа с дерьмом. Pettandi usu cacandi. Успех обеспечен.

Заметив мою недовольную физиономию, Хорац с трудом подавляет себя.

– Тебе весело, смотрю, – мрачно говорю я, скрестив руки на груди. – Какой-то ублюдок прилюдно поносит даму твоего сердца, каковой ты поспешил меня объявить, а тебе, черт тебя дери, смешно?