Немного о культе личности

Давным давно, когда еще был молодым и служил в рядах нашей краснознаменной и непобедимой, я стал очевидцем забавного психологического казуса, связанного с психологией подчинения. Дедов в комендантской роте, где я служил, возглавлял Линьков — совсем молодой парень – не обладающий ровно никакими достоинствами. Кроме одного – по вечерам он выстраивал салаг и лупил их.

Лидером дедов он стал случайно – до него эту функцию исполняли двое чеченов. Но они быстро слиняли из армии к себе на родину. А из оставшихся дедов, Линьков был самый отмороженный. Сейчас мне понятно, что он просто был психопатом – в отсутствие офицеров, он набрасывался на молодых с кулаками без всякой причины. Это автоматически сделало его лидером. 

В первый же день, после прибытия пополнения, он набросился на парочку здоровенных духов. Которые начали слаженно отбиваться. И без труда прибили бы Линькова – если бы он не был дедом. Другие старослужащие просто не могли не вмешаться и не остановить молодняк. Они даже не подозревали, что это сделает Линькова всеобщим лидером.

Но это сделало. Каждый вечер, Линьков лупил кого-то из молодых. Его товарищи и запуганные слоны не вмешивались — попытки избить Линькова жестко пресекались дедами. Очень скоро вокруг фигуры Линькова развился настоящий культ личности — его боготворили, к нему прислушивались. Он стал самым главным человеком в казарме, что заметили даже офицеры – они стали отдавать приказы не сержантам, а Линькову. Просто потому, что так было проще. Даже сами деды признали верховенство Линькова над собой – потому что не могли противостоять общественному мнению. 

Следующие несколько месяцев были самые прекрасные в жизни Линькова. Целыми днями он дрых в каптерке, объедаясь изъятыми из посылок вкусняшками. А по вечерам лупил духов, наслаждаясь неограниченной властью. Всех, по большому счету, это устраивало. Но в один прекрасный день наступил финал – Линькова демобилизовали. Днем он сел на машину и уехал к себе на родину. Сцена прощания с ним была достойна индийского фильма – прикормленные им холуи соревновались в красноречии, рыдая и спрашивая – как? Как мы будем жить без него?

Я помню, как на вечернем построении почувствовал пустоту. Впервые за несколько месяцем нас никто не унижал и не бил. Вчерашние слоны, став старослужащими, просто пьянствовали в каптерке. Нового Линькова среди них не было и в казарму вернулся устав. Офицеры начали отдавать приказы сержантам. Дедовщина не исчезла – но стала незаметной. Все облегченно выдохнули – стараясь забыть правление Линькова как страшный сон. 

И тут к нам вернулся Линьков. Приехав домой, он с удивлением обнаружил, что он никто. Жители маленько уральского городка, откуда он был родом, вовсе не собирались ему поклоняться. Промучившись пару месяцев на гражданке, он поехал обратно в часть, рассчитывая получить какую нибудь должность. И не нашел ничего более умного, как заявиться в расположение роты. Где нарвался на незадолго переведенного с другой роты паренька. Увидев выебистого дохляка, предъявляющего ему претензии, он не стал долго разбираться. И врезал ему – с одного удара снеся всю ауру неприкосновенности. 

Били Линькова долго. Духи, слоны, новое поколение дедов… все колотили его, празднуя избавление от морока. И наверное, убили бы с концами, если бы не внезапно вернувшиеся офицеры. Бесчувственную тушку Линькова отобрали у толпы и отправили в госпиталь. Больше о Линькове я ничего не слышал. Но запомнил эту историю, как пример сбоя социальных инстинктов, наделяющих ничтожество настоящей властью над умами.