Кое- что о сильных и самостоятельных...

...  или "Мурка" XVII  столетия

После того, как  познакомила  друзей-подруг с историей Каталины де Эраусо, одна из уважаемых  френдесс просветила меня, что в Испании "золотого" века существовал  целый  фольклорный пласт, посвященный разбойницам и авантюристкам. Именовался этот жанр "романсы бельевой веревки" - надо полагать, женщины за стиркой пели о тех, у кого жизнь была поинтереснее.

Несколько лет назад в издательстве "Водолей" вышел сборник "Романсы бельевой веревки. Деяния дам, нарушивших закон" ( переводчик и комментатор П. Рыжаков).

насладившись этой книгой, хочу познакомить с одним из романсов - "Донья Колючка". Согласно переводчику, это блатная песня своей эпохи, наполненная выражениями из тогдашнего уголовного жаргона. В общем, даже злые урки и те боялись Мурки...

Романс, повествующий об убийствах и прочих злодеяниях, совершенных бесстрашной дамой звавшейся Колючкой, уроженкой арагонского города Каспе

Солнце, спрячься, Луна, погасни!

Пусть утихнут морские волны,

Пусть дыханье задержит ветер,

А Земля во мраке застынет –

На сверкающей высшей сфере

В дрожь пришли элементы Вселенной,

Семь планет сотрясаются в страхе,

Опасаясь моих злодеяний!

Ну-ка слушайте страшную правду

Про рожденную в женском обличье,

Что была опаснее змея,

Ядовитей гадюки дикой.

Родилась я в семье благородной

Арагонского города Каспе.

В местной церкви меня крестили,

И родители молодые

Нарекли меня Эспинелой,

Что по-нашему значит “Колючка".

Словно в воду они глядели:

Как я выросла из пеленок,

Ни одна из моих наставниц

Совладать со мной не сумела –

Я творила все, что хотела,

Никого не желая слушать.

Лишь исполнилось мне пятнадцать,

Как жестокая Парка решила,

Что пора мне стать сиротою –

И лишила родителей жизни.

С той поры никого не осталось,

Кто бы мог меня образумить,

Стала я необузданным нравом

Приводить в смущенье соседей.

Время шло, я взрослела и крепла…

В обращении с разным оружьем

Я достигла высот небывалых

И в короткий срок превратилась

В фехтования мастерицу –

Редкий мастер об эту пору

Мог со мною на шпагах сладить.

А теперь я поведаю случай,

Что сломил мою жизнь безвозвратно,

И тогда вам станет понятно,

Как пошла дурною дорогой.

Был сосед у меня пригожий,

Телом ладный, лицом хороший,

Отпрыск местного дворянина,

Кавалер Фабиан из Эрреры.

Все со мною водил беседы

Этот сын господина Эрреры,

И любил он мои ответы

На свои вопросы и речи!

Но не зря говорит поговорка:

“Сладость горечью обернется” —

Потеряла я скоро душу,

Убежала она к Фабиану –

Приманил он ее любовью.

И оставшись с пустынным сердцем,

Вопросила я кавалера:

Не имеет ли он желанья

Взять меня в законные жены.

Вот, что я в ответ получила:

Не гожусь, мол, ему я в жены –

Недостаточно я богата,

Да и род не такой высокий,

И к тому же ему повстречалась

Очень славная дама недавно…

Это выслушав, я удалилась,

И, подобно раненой львице,

В тихой ярости, в страшном гневе

В свое логово воротилась –

Подождать наступленья ночи,

А потом отомстить за обиду.

Поменяла я одеянье,

Облачилась в камзол красивый,

Опоясалась острой шпагой,

Карабин тугой зарядила

И, еще подождав немного,

 Вышла в ночь искать кавалера.

Но недолго пришлось бродить мне,

Увидала его я скоро –

Он стоял под резным балконом,

С новой дамой воркуя нежно.

Подойдя к нему, я сказала:

“Что, предатель и хлыщ отвратный,

Надо мною ты надругался

И над родом моим глумился.

Видно, думал, что мне подобных

Предстоит тебе встретить много…

Вот пришла я к тебе, давай же,

Поскорее лиши меня жизни,

А не то смотри, час не ровен,

Я другое найду утешенье.

Что уставился ты, бояка?”

Встав в позицию, он защищался.

Бился он вообще-то отважно,

Но ему ли со мной тягаться?

 –Нанесла я четыре укола,

А от пятого он повалился.

Разразилась криками дама,

Увидав, что ее ненаглядный

На земле лежит неподвижно.

Я курок спустила, и пава,

Как овечка, на бок упала.

Тут уж кликнули люди стражей,

Но схватить меня не успели,

Я заранее все рассчитала

И к утру оказалась в Уэске[.

Навсегда мне пришлось покинуть

Нашу славную милую землю,

Мой родной и любимый город.

Из Уэски ушла я в Памплону:

В плодородной земле Амальфеи

Я до самой весны просидела.

Там же я поменяла имя –

Стала зваться я доном Раймундо,

Уважать меня быстро стали

За отвагу мою и ярость.

Дальше, в Сеуту перебравшись,

Я четырнадцать месяцев кряду

Ремеслу обучалась солдата,

А потом в гарнизоне служила.

Там по осени, в день четвертый

Октября завязалась драка

(По какой причине – не помню),

И в пылу потасовки этой

Я лишила жизни сержанта,

Что на ругань был больно щедрый.

Надо было бежать из Сеуты –

Я тогда на скорлупку села

И отчалила быстро в Марвелью.

С корабля я сошла на берег

И в порту, когда потемнело,

Стала в карты с портовыми дуться –

В дурака и в другие игры.

Как там, что там, уже не помню –

Не успела моргнуть я глазом,

Вижу – шестеро наседают.

Я одна. При таком раскладе,

Обойтись нельзя без свистульки –

Я скорее ее достала…

Трое мигом легли на землю,

Остальные же дали деру,

Чтоб судьбы избежать собратьев.

Дальше в Малаге я оказалась.

Как-то раз стою на бульваре

И с торговцем веду беседу.

Вдруг подходит (подослан чертом!)

Важный член городского совета.

Говорил он со мною грубо –

Кто я, что, зачем и откуда?

Я ему – на вопрос вопросом:

Мол, твое-то какое дело?

Он же в ярости стал божиться, 

Что засадит меня в колодки…

И тогда я воздела руку,

Преисполнена правого гнева,

И влепила ему по макушке –

Поплясав, он на землю рухнул.

Подоспели порядка стражи,

Говорят: “По своей ли воле

Или против – поедешь с нами!”

Я сдаваться не собиралась

И об этом им сообщила.

Достаю я скорей свистульку –

Начинается танец жаркий:

Альгвасил, меня попытавшись

Повалить, был в упор застрелен,

Секретарь получил не меньше –

Головою бодал он землю.

Если уж говорить по правде,

Уцелеть в заварившейся свалке

Я, конечно, не ожидала

 –Там бы голову и сложила,

Если б некий храбрец-валенсиец

Не пришел бы ко мне на помощь

И меня не прикрыл бы с тыла.

Я же в ярости порубала

Наседавших – налево-направо,

Ослепленная болью и злостью

И пораненная немного.

Наконец, удалось нам отбиться

И бежали мы с поля брани,

Я на память взяла три раны,

Но они неглубокими были.

Мы в пещере передохнули,

А потом, дождавшись рассвета,

Поспешили на берег, и скоро

Нас рыбак перевез в Салобренью.

Дальше двинулись мы в Альпухарру,

А когда вошли в Альколею,

Вышло так, что у нас не осталось

Ни грошей, ни вещичек ценных.

И пришли мы тогда с визитом

В дом роскошный одной ростовщицы,

И, явив упорство и ловкость,

Унесли оттуда дукатов

Сорок сотен, ни больше ни меньше –

Вот уж, право, улов полновесный.

Загуляли мы, закутили…

Сколько дней пировали, не помню,

Только скоро все деньги вышли –

Как известно, легкой наживе

Задержаться в кармане трудно.

И тогда мы отправились в горы,

Валенсийские горы Юкар,

На высоком одном перевале

Мы засели вдвоем в засаде.

Скоро нам купец повстречался,

Ехал он один на кобыле –

Мы на землю его повалили

И обшарили хорошенько.

Он, цепляясь за скалы и ветки,

Умолял нас: “Не убивайте!

Пожалейте, друзья! Позвольте

Поднести вам подарок скромный –

Кошелек, там тыща дукатов,

Уж простите, что небогат я…”

Кошелек мы его забрали,

Как иначе? Хороший выкуп!

Но оставили мы купчишку,

Повязав ему ноги и руки,

Прозябать на холодном склоне

И скорее прочь унеслись мы,

И по землям разным скитались:

То в горах мы сеяли ужас,

То леса наполняли страхом…

Как-то раз в порту Архидоны

Повстречался нам бравый французик –

Он довольный сидел в тарантасе, 

Обжимая свою мадаму.

Подхожу я к нему с вопросом:

Из какой земли незнакомец?

“Я – фламандец”, – под нос он буркнул,

Я же слышу, что врет паршивец –

Кто ж не знает французский говор!

Залепила ему, не целясь,

Так, что он завопил дичайше

И воззвал, умирая, к небу.

В шарабане немного пошарив,

Обнаружили мы монеты:

Золотых дублонов две тыщи

И серебряных тоже столько.

А потом, подойдя к мадаме,

Небольшой сундучок увидали –

Драгоценные украшенья,

Жемчуга в золотых оправах

Там лежали. На много реалов!

Я сказала ей: “Ну-ка, сука,

Дай сюда! Этот клад чудесный –

Достоянье земли испанской,

И во Францию не поедет!”

А дуреха – сопротивляться.

Мне пришлось ей разок заехать

Между рог со всего размаху,

И она повалилась наземь.

Мы в мешок богатства сложили

И сейчас же в бега пустились.

Но недолго пришлось нам бегать –

В Риогордо нас повязали:

На подворье, где мы ночевали,

Нас кольцом окружили стражи…

Попытался мой добрый товарищ

Защищаться, да только скоро

Он упал с простреленной грудью.

Я одна отбивалась долго,

Не жалея ни сил, ни крови –

Заплатили хорошую цену

Неприятели: трое убитых,

А израненных – втрое больше.

Но отбиться не удалось мне…

И со связанными руками

Повезли меня стражи в Севилью,

В город славный, красивый город.

Там в суде заседают судьи,

Приговоры они выносят

Со всей строгостью, по закону.

На судилище я оказалась

И, увидев такое скопленье

Благородных степенных судий,

Вдруг размякнув, и в сильном волненьи,

Я вину за собой признала,

Все как есть мои преступленья.

Господам я сказала судьям:

“Вот я – женщина – перед вами,

Дама я, а не дон Раймундо.

Лучше б было мне не рождаться,

Ведь тогда бы не оскорбила

Я Того, кто царит над нами”.

Обыскали меня, осмотрели,

И слова мои подтвердились,

И на этом суд завершился.

Ожидать приговора долго

Не пришлось – был готов он тут же:

Искупить я должна злодейства,

На веревке повиснув скользкой.

Заковали меня в оковы

И по улицам потащили,

Всю дорогу кричал глашатай,

И зеваки на нас смотрели.

Привели на центральную площадь:

На колени я опустилась

И молилась Деве Марии,

Говоря ей: “Благая Дева,

Пресвятейшая Неба Царица,

Ты – заступница всех беззащитных, 

Попроси, о Благая Матерь,

Чтобы Сын твой явил мне милость

И простил мне мой грех великий!”

Так сказала, и тотчас Парка

Жизни нить Эспинелы порвала,

Только труп бездушный остался.

Схоронили тело под вечер,

И по милости Бога благого

Воспарила душа Колючки,

Прорезая пространства неба,

Прямо к Господу, чтоб наслаждаться

Божьей Славы сияньем вечным.

Здесь – истории завершенье,

Вы же, грешницы, устрашитесь,

Неусыпно, женщины, бдите!

Кто дорогой пойдет неверной,

Тот окончит подобной смертью.