Авторские новости

Я наконец завершил свой "побочный квест" и дописал начатый несколькими днями раньше фанфик о средневековой Англии - "О том, как Гай Гисборн исповедовался шерифу Ноттингемскому" (...и что из этого вышло). Фэнтези-тексты я публиковал с 2011-го года - а вот к реальной исторической эпохе обратился в первый раз (хоть и не отказал себе в удовольствии назвать третью и последнюю часть истории о Гае Гисборне "Возвращение короля"). 

Всю жизнь считал, что у меня недостаточно знаний и подготовки, чтобы писать о каких-нибудь реальных персонажах из земной истории - но тут внезапно оказалось, что все нужные детали всплывают в памяти без каких-либо дополнительных усилий. 

"...Гай расхаживал по комнате, так резко разворачиваясь у дверей и у окна, что тяжелый шерстяной плащ хлопал рыцаря по ногам. 

Ноллс, который сидел в любимом кресле у камина, закинув вытянутые ноги на скамеечку, и тщетно пытался читать Боэция, с трудом сдерживал раздражение из-за всех этих мельтешений. Но одернуть Гая и приказать ему сесть и перестать шататься взад-вперед по комнате было бы немилосердно. Гисборн, в отличие от него самого, был человеком действия. Услышав что-то неприятное, он не способен был сидеть на месте – ему нужно было немедленно вскочить в седло или схватиться за копье или за меч, и выплеснуть свою тревогу или злость в конкретных действиях. А новость, что отпущенный из плена Ричард въехал в Лондон вместе со своей матерью и был радостно встречен ликующим народом, безусловно, способна была выбить из равновесия и человека менее холерического темперамента, чем Гисборн.

Кто бы мог подумать, что Ричарду удастся выкупить свою свободу! Ноллс подумал, что он совершил ту же ошибку, что и прежний король Гарри. Нельзя было недооценивать старую интриганку Алиенору – и ее безмерную любовь к старшему сыну…

Джон, совсем было наладившийся называть себя королем Иоанном, поспешно бежал во Францию – и, откровенно говоря, Ноллс его даже не винил. Лев вырвался на волю... Надо подождать, пока он не насытится – тогда он будет куда менее опасен. Хотя, по слухам, в плену Ричарда кормили хорошо, и он даже изрядно растолстел. Но это, вероятно, потому, что Ричард с юных лет привык объедаться и обпиваться, совершенно не задумываясь об умеренности – и, если обычный его образ жизни легко позволял ему растрясти жир, то долгое сидение на одном месте привело к тому, что он расплылся и обрюзг.

Можно себе представить, сколько у этого и без того беспокойного монарха накопилось неизрасходованных сил. К гадалке не ходи – будь в казне Ричарда хотя бы горстка золота, он бы уже собрал войска, взобрался на коня и принялся, по своему обыкновению, крушить все вокруг… Что, где, зачем – это дело десятое. Ричарду что Париж, что Иерусалим, что Ноттингем. Весь мир, должно быть, представляется этому человеку просто одним огромным ристалищем, созданным для того, чтобы он мог размахивать мечом и булавой и пожинать плоды своих побед (то есть на самом-то деле – поражений, так как никаких особенно внушительных побед на счету Ричарда не числилось… Даже его торжественное возвращение домой было заслугой его матушки, а уж никак не его самого).

…А ведь граф Хантингтон, похоже, что-то знал, - подумал Ноллс. Иначе как могло случиться, что он тут же после возвращения короля в Лондон начал повсюду предъявлять подписанные Ричардом верительные грамоты и требовать от подданных новой присяги возвратившемуся королю?

Послушный Локсли разношерстный сброд бурно радовался превращению в людей законного монарха. В самом деле, какой небывалый взлет – еще вчера быть отщепенцами,  ворами и бродягами, а теперь превратиться в представителей закона, которым сам король лично поручил спросить с их недавних гонителей за фелонию и измену!..

Роберту доносили, что на людей Локсли оказанное им доверие монарха оказало прямо-таки сногсшибательное действие – все они говорили о вернувшемся в Англию Ричарде чуть ли не со слезами на глазах и, видимо, считали, что, раз уж король соблаговолил назвать их своими сторонниками, то он исправит все допущенные в отношении каждого из них несправедливости, и тогда в Англии настанет истинный Золотой век. Коровы начнут доиться сметаной, старик Гэмвелл признает крестьянского парня Уилла Скарлетта собственным незаконным сыном, хотя и отпирался от отцовства почти двадцать лет, а приор со слезами радости примет обратно изгнанного из монастыря монаха Тука, облобызает его, как библейский патриарх блудного сына, и позволит пить сколько угодно эля и вина и не вставать к ранней заутрене…

И все это для них устроит добрый король Ричард, который на самом деле просто бросил их, словно вязанку хвороста в огонь – он знал, что в Ноттингеме и его окрестностях сосредоточена бОльшая часть преданных его брату лордов, и что крепости вроде Тикхила и Ноттингема людям Робина не по зубам, как и большая часть окрестных замков. Но верительные грамоты своему другу Хантингтону, разумеется, послал без колебаний. Пускай Робин Гуд и его люди немного пощиплют верных Джону лордов в ожидании того, как Ричард соберет свои войска – почему нет? Заодно и избавят Англию от своего присутствия, ведь люди вроде Уилла Скарлетта и Маленького Джона Ричарду нужны ничуть не больше, чем его младшему брату или вообще любому королю. Налогов от них не дождешься, а хлопот с такими «подданными» – через край.

Нет, положительно, Боэций сегодня не шел шерифу в голову…

- Милорд…? - окликнул Гисборн напряженным тоном, заметив, что Ноллс поднял взгляд от книги и смотрит в огонь.

Ноллс слегка сдвинул брови. Наедине Гай обычно звал его Робертом – а «милорд», как правило, не предвещало ничего хорошего.

- Что? – спросил он.

- Я не хотел вам говорить… в конце концов, это такая глупость… Но, думаю, по здравом размышлении, я все-таки обязан вам сказать. Кто-то из людей Робин Гуда – если только не он сам – всадил нам в ворота стрелу с посланием от Хантингтона.

- В самом деле? – хмыкнул Ноллс. – И кому оно адресовано?

- Вам, сэр. Ну, то есть – по большей части вам.

Сопоставив этот ответ с прежними словами о не стоящей его внимания глупости, Ноллс усмехнулся углом рта.

- Я так понимаю, ты прочел?..

- Да его уже _все_ прочли к тому моменту, как кто-то из стражников додумался послать за мной! – слегка покраснев, запротестовал Гай.

- Прекрасно, ничего не скажешь! «Все» уже прочли, а мне ты даже не хотел показывать… Давай сюда свое письмо, - протягивая руку, велел Ноллс. Гисборн извлек из поясного кошеля измятый, грязноватый, но при этом до сих пор пытавшийся свернуться в трубочку клочок пергамента, отправленного в Ноттингем таким «оригинальным» (ну, то есть для Робин Гуда…) способом – на древке стрелы. Ноллс развернул письмо, пробежал его взглядом и поморщился.

- Бог мой, я даже не знаю, что здесь хуже – почерк автора, его английский или попытки использовать латынь… Неужто Хантингтон на пару со своим монахом не мог сочинить чего-нибудь получше? Как вам, например, такое – «Роберт Ноллс должен сдать крепость и признать себя пленником законного короля Ричарда, который назначил графа Хантингтона своим представителем в Ноттингемшире, после чего он ответит за свои преступления». Кто именно ответит – Ричард или я?..

Гай перевел дыхание.

- Я рад, что вы, во всяком случае, не сердитесь, - сказал он с облегчением. – Я опасался, что это нахальное письмо вас разозлит.

Роберт дернул плечом – а потом, помолчав, спросил :

- Я ведь уже рассказывал тебе, что в детстве я несколько лет жил в доме своего двоюродного дяди?..

- Француза?

- Да. Но суть не в этом. Когда я туда приехал, мне было лет двенадцать. А у моего дяди был сын, который был лет на пять младше меня. Противный мальчишка, но свято уверенный, что ему предстоит стать великим воином. Он был настолько убежден в своей непобедимости, что, не задумываясь, лез со мной в драку. И каждый раз побеждал, что лишний раз убеждало его в собственной силе и непревзойденных воинских талантах. Как же – я хоть и на две головы выше, а ничего не могу с ним поделать!.. Мой кузен был страшно горд собой… На самом деле его боевые навыки здесь, конечно, были совершенно ни при чем. Просто, когда я только приехал к ним, и Филипп в первый раз ко мне полез, я дал ему по шее – а его отец за это задал мне такую трепку, что я предпочел в будущем не воспитывать своего нахального кузена, как бы тот на это ни напрашивался. Я рассудил, что получать тумаки от семилетнего мальчишки всё-таки куда приятнее, чем от его отца. У дядюшки была тяжёлая рука.

- Вот же засранец, этот ваш кузен! - зло сказал Гай, когда Роберт умолк.

Ноллсу стало смешно. В этой его реакции – весь Гай… Дураком Гисборн совершенно точно не был – но, когда дело касалось Ноллса, его мысли двигались какими-то причудливыми и непостижимыми путями. Вот и сейчас он, казалось, искренне считал, что Ноттингем нуждается в сочувствии по поводу обид, случившихся двадцать пять лет назад!..

- Ну, это пустяки... На самом деле, мой кузен не так уж плох, - возразил Роберт, ухмыляясь. – Когда он подрос, и вся эта история уже подзабылась, мы с ним отлично ладили. И не об этом сейчас речь. Я вспомнил про нашу первую встречу только потому, что поведение вашего друга Хантингтона здорово напомнило мне поведение Филиппа той зимой, когда я только прибыл к дядюшке. Наш Робин сейчас тоже чувствует себя непобедимым, хотя в одном только Ноттингеме, не считая Тикхила и остальных окрестных крепостей, более чем достаточно солдат, чтобы смести с лица земли весь его сброд… который Локсли так неосторожно вытащил из леса к нашим стенам. Вот только потом Ричард приведёт свои войска из Лондона – и от нас всех мокрого места не останется. Так что наш Робин может с чистой совестью задирать нос и упиваться своей доблестью – ну совсем как Филипп... И, если так подумать, то самым разумным в нашем положении будет поступить так же, как я поступал в свои двенадцать лет... то есть сдать Локсли Ноттингем" (с)

(полный текст здесь)

Как бы там ни было, теперь я могу с чистой совестью вернуться к другим своим текстам, а то эта неожиданная шуточная вариация ("смесь иронии, эротики и нежности", как выразился один из читателей) на время поглотила все мое внимание, так что я не мог ни вычитывать перевод "Истинного имени", ни продолжать стоящие на паузе романы - "Жанну", "Потерянный Рай" и вбоквелл по "Стали и золоту". Да что там, я даже книги читать не мог - все мысли были заняты другим.

Но вообще-то это были замечательные дни. После тяжёлого и затяжного гриппа я решил устроить себе передышку, и последнюю неделю не работал, а только гулял, откармливал себя вкусной едой и отдыхал. В этом - главное преимущество моего положения интеримера - можно, никого не спрашивая, самому устраивать себе каникулы, когда захочется. Вообще, я нередко думаю, что в своей работе с инвалидами во Франции я нашел идеал жизни, о которой мечтали в прошлом писатели и философы. Чтобы одновременно - полезный для общества, простой и честный труд, который радует своей осмысленностью и вообще просто _радует_ - и полная свобода заниматься им только тогда, когда тебе захочется, и не страдать от бедности. Книги, прогулки и писательство, и в довершение всего - возможность общаться только с теми людьми, с которыми мне интересно и комфортно, и полностью избегать всех остальных. Лучше, по-моему, и быть не может. А если добавить к этому счастливый брак и жизнь в одном из самых красивых и спокойных городов на Земле - то и подавно.