Колония 4

"Однажды, мудрый царь Соломон снарядил морской поход на Испанию – дань с нечестивых язычников стяжать. Корабли отправились в плавание. Тридцать лет и три года ждал Соломон дань, а дождался только юношу, прибывшего на самаритянской посудине.

Юноша назвался сыном того раби, который руководил экспедицией в Испанию.

– А где дань? – спросил его Соломон.

– Славься премудрый царь богоизбранного народа, – возвестил ему юноша, – все отлично: дикие испанские язычники покорены; дань собрана; еврейская община разрастается и процветает...

– А дань то где?

– Потрачена на основание могучего города Толедум.

– Зачем?

– Чтобы дань охранять в стенах каменных от варваров-идолопоклонников.

– Ну а чего дань не привез? – разозлился Соломон.

– Далеко Толедум от морских берегов, пока ишаки с данью до пристани доберуться, ограбят их варвары. Нет у ишаков стен крепких да каменных, чтобы дань твою сберечь, о царь всех царей.

– И ты прибыл ко мне, чтобы это сказать?

– Не только, – улыбнулся юноша,– долго думали старейшины Толедума, как дань тебе переправить, и придумали: решили прадеда того пророка, который спасет столицу врагов Израеля тебе на попечение прислать – самое дорогое тебе послали – плод молитв праведных, любви к Богу, взращенный на дань, тебе обещанную.

– Там, где ишаки, груженые золотом и елеем не прошли, прошел вьюноша, тем елеем вскормленный.– догадался мудрый Соломон, и пригорюнился.

– Чего загрустил, царь царей, – спросил его юноша, – али что не так?

– Все так! Мудреет мой народ...и поступает так, как сам бы я поступил, но, "от многой мудрости - много печали", зачем мне прадед того пророка, который будет призван врагов моих спасти?

– Ну, это уже тебе решать, царь царей: кабы не прислали меня – так то гемморой, достойный царственных особ, но без их попечения на чужбине прозябающий; а вот прислали – гемморой весь в твоей власти. Никакое золото и елей не сравнится с таким подношением!

Соломон вскочил на ноги, подбежал к юноше, обхватил его лицо ладонями, притянул у себе, и поцеловал в лоб:

– Моя Прелесть! Расскажи мне, вьюноша, какой смерти придать тебя, дабы отпрыск твой нерожденный не спас врагов народа Израеля?

– От чресел моих должно произойти пророку Ионе, коего кит проглотит в назначенный Создателем час. Отдай меня на съедение кашалоту, тупая рыбина почует кровь Ионы, но не почует подлога, так не спасешь ты врагов народа Израэля, Иосифа и Авраама.

Послушался Соломон вьюношу, отдал на съедение кашалоту. Рыба та, кровь Ионину на дух не переносила, вот и выплюнула вьюношу, пока Соломон не видел. Так продлился род Ионы, и залечился гемморой Соломона, ибо сказано:"Блаженны неведающие!""

Валленштайн продрал заспанные глаза волосатыми кулаками, и внимательно вгляделся в еврейского мальчика-юнгу, байку которого он услыхал сквозь проходящий сон:

– Теперь понятно, почему в трудный час моряки Иону на борту ищут, чтобы в море на съедение кашалоту выбросить...

Юноша:

– Почему?

Валленштайн:

– Потому как ведают моряки, что кашалоты род Ионы на дух не переносят, и все выплевывают и выплевывают. Так, этот род до наших дней дотянул, о чем Библия умалчивает...

Матросы в кубрике на юте галеона "Батавия" смекнули, что проснулся более интересный затравщик морских баек, нежели юнга, обступили кругом Валленштайна, и один из них его спросил:

– А об чем еще Библия молчит?

Валленштайн:

– О судьбах таких людей-призраков, как мы. Нет галеона "Батавия" для Ост-Индской компании; нет нашего брата-пирата для родного дома на суше; нет курса для призраков в Библии, ибо там все про живых по церковным книгам числящихся...

Стефан Шульц молча слушал, как умело Валленштайн вешает лапшу на уши матросам, и наблюдал, как при свете лучины, на дальней стене юта, поднимался из пепла призрак величия генералиссимуса имперских войск...