Нагибаторы тоже плачут...
Автор: Галина КриптоноваКогда-то я уже писала про теги к своей ненаписанной книжке, о том, что по мере работы над задумкой, они перестали подходить. Но думаю, если я их не оставлю, читателей не будет. Мне кажется, не так важно, насколько теги соответствуют, важнее - будут ли по ним что-то искать. Некоторые авторы пишут, что среди потребителей этих тегов есть и те читатели, которые прочитают и другое, что им предложишь и удивятся, что, дескать, вот оно как, оказывается, бывает и такое... В смысле, есть читатели, готовые принимать что-то новое помимо привычных им произведений, написанных под копирку.
Помимо этих тегов, я для себя ставила задачу сделать так, чтобы главная героиня никогда не испытывала страданий, и всегда всех могла нагнуть, и чтобы у неё всегда получалось. Потому что в прошлый раз главная критика была про смакование страданий героини, и что она ничего не делает чтобы было лучше. В общем, с подобной критикой я и сама постоянно сталкиваюсь, ну вот решила, что если в жизни я ленивая дрянь, то пусть в книжке будет очень деятельная и инициативная героиня, которой некогда жевать сопли, потому что она постоянно пытается что-то делать. Но не может же быть так, что если героиню ударили, обидели, оскорбили, а она не чувствует ничего? Если она не может чувствовать боль, то должна чувствовать праведный гнев и желание отыграться, разве нет? Правда, некоторые любители критиковать чужих героинь за то, что те позволяют себя обижать, сами пишут не лучше, только и без боли и без гнева, а просто героиню обидели, унизили, оскорбили, а она даже не заметила, она по-прежнему любит своего абьюзера и слизью растекается всякий раз, как он предстаёт пред ней явно или в воображении.
Идея мне сразу казалась сложной для меня, потому что в моём представлении люди могут если не расстроиться, то в любом случае, на ниве подвигов по самовозвышению могут выдохнуться и устать. Правда, современные авторы это не учитывают, а современным читателям, вероятно, скучно читать не то чтобы описания сцен усталости, а даже упоминание. Правда, есть и другое, есть жалобы, мол, "у вас тут всё в бешеном темпе, нет эпизодов, где читатель мог бы отдохнуть". Причём, про одно и то же произведение, одному экшена мало, другому - простоя.
В общем, вписываться во все требования современных читателей мне было бы трудно. Они выдвигают те ещё задачки, и когда они выступают писателями, пишут про картонных героев, не чувствующих боли ни физической, ни моральной там, где авторы вне всякого сомнения испытывали бы её сами. Такие герои для меня нечто нереальное, я удивляюсь, как другие могут про них писать и читать, потому что я этого не понимаю и не чувствую, и мне оно не интересно. Но я решила, что чтобы моих героев зауважали, надо писать такое через любое своё авторское "не верю".
И сначала писалось очень тяжело и через не могу, но я думала, что справлюсь за два месяца, так что потерплю. Но и в два месяца не уложилась, поняла, что всё получается опять надолго, а значит нужно всё-таки поставить себе те условия, которые не будут приводить к дискомфортной работе и к полному отсутствию интереса. Ну и в итоге опять получается не такое, как у всех, много, мутно и в разные стороны, и то, что народ в массе своей не примет.
А сейчас я всерьёз думаю насчёт начала. Не распугает ли оно всех немногих читателей, которым могло бы понравиться продолжение? Я нарочно пыталась написать как в дешёвых лырах, чтобы зацепить ту незадачливую аудиторию, которой подавай картон, да чтоб хрустел погромче, потому что потренироваться хотела на кошках, в смысле, на этой аудитории. Но вот сейчас думаю, а нужна она мне?
- Начало -
- Вы не любите себя, Адептка Свёклова, совсем не любите! – стращал профессор Ньют, его чёрные глаза под мощными бровями буквально горели.
Долли невольно залюбовалась этими стрёмными и страстными глазами. А потом обратила свой взор чуть ниже. Не потому, что не выдержала пристального взгляда профессора. Такие брутальные ямки на щеках, один к одному белоснежные зубы в широком рту, волевой подбородок, мускулистая, толстая как у буйвола, шея, широкая мужская грудь под распахнутой кожаной курткой, курчавая чернота волос и таких же чёрных татуировок с драконами.
Профессор был хорош! А драконы на его вздымающейся и опадающей груди, казалось, тоже задышали, словно готовясь ожить и выйти в новое измерение с плоского мира кожи своего обладателя в объёмный мир настоящей реальности.
Долли снова подняла взгляд. Какие у профессора брови! Словно треугольные чешуйки наложены одна на другую, уголками наружу… Как у дракона… В причёске тоже было что-то драконье: волосы собирались клиньями на подобии костяных выростов, как у могущественной огнедышащей рептилии. А татуировка в пол-лица… Тоже дракон… Это так мужественно… А вот бы было здорово – замуж за дракона…
- Почему Вы думаете, профессор, что я себя не люблю? – стараясь, чтобы голос был томным, как в эротическом кино, осведомилась Долли.
Ведь правда! Она же желала себе всегда только самого лучшего, как и сейчас. Так почему же профессор ей такое сказал? Пусть отвечает!
Но вместо ответа Долли получила удар огромным кулаком, прямо в поддых, отлетела к противоположной стенке, обтянутой чёрной замшей и треснулась в неё спиной. Адская боль скрутила всё тело, было не продохнуть, не разогнуться. Сладостное предвкушение, вожделение, фантазии – всё мигом вылетело вон из головы, слёзы самопроизвольно хлынули из глаз двумя гремящими горными реками.
- Если бы Вы любили себя, адептка Свёклова, я бы сейчас Вас не ударил! Вы не любите себя, адептка Свёклова! Не любите! Не любите!
Прежде чем адская боль стала меньше и Долли почувствовала, что смогла-таки вздохнуть, казалось, прошла целая вечность. Но это «Не любите! Не любите!» стучало словно молотком по вискам. Так больно и обидно…
«Зато ты меня, сволочь, любишь», - злорадно подумала Долли, пытаясь совладать с растёкшимися по всему телу ощущениями, - «Бьёт – значит, любит! И так ли важно, люблю ли себя при этом я, главное, чтобы ты меня, паразит, любил! Возьмёшь, и вся моя будущая жизнь будет обеспе…»
Додумать она не успела. Профессор цапнул её могучей рукой за шиворот и вышвырнул в коридор, прямо сквозь толпу скучковавшихся под дверью девчонок, которые, кажется, вздумали подслушивать.
- конец начала -
Начало я ещё толком не вылизывала. Хотя косметические правки уже были, убирала слишком вызывающие подробности. Сначала сгоряча я их туда впихнула, чтобы сразу было видно, как горячо будет. Но потом всё-таки решила убрать, потому что настолько горячо всё-таки не будет. И это правда.
Но вот основательных и капитальных правок начала пока нет. Но я уже думаю над этим. Надо его привести в соответствие с общим настроением произведения. Какая бы сцена там ни была, показать её нужно так, чтобы не входила в диссонанс с продолжением и не выглядела вырванной из совсем другой книжки. Даже если она и распугает читателей, то всё равно, должна гармонировать и не входить в противоречие с характером самой героини, который у меня ограняется по ходу написания. Я не знаю как пишут другие. Может быть, заранее ставят себе условия, пишут карточки героя, где прописывают черты его характера, а потом неукоснительно следуют тем условиям, которые задали себе в начале. Я так не могу. Если у меня плохой герой потом начинает поступать хорошо, то мне нужно вернуться в начало и проверить, все ли его плохие поступки укладываются в целостный образ, или нужно их скорректировать.
- Начало продолжения -
Домой она добиралась кое-как, и настроение успело заметно испоганиться.
- Чего это ты как-то странно хромаешь? – поинтересовалась маман прямо с порога, - А глаза чего на мокром месте?
- Ничего, всё нормально, ма, - отмахнулась Долли.
Да только голос кряхтел.
- Не «ма», а мамочка! Мамуля! Мамусик! – требовала родительница.
И хватает у неё совести в такие минуты ещё и издеваться, когда превозмогать боль и лицо сохранять надо! Это не так просто, как пишут в дамских книжках, где всё будто бы само получается, и словно болеть не может или не должно. В общем, может, Профессор Ньют прав, и Долли себя недостаточно любит, раз позволила с собой такое сотворить, раз не ударила его первая… Да прямо промежду ног, вот бы его тогда скрутило! А потом он такой… «Выходи за меня замуж!»
Мысли, кажется, пошли в нужную сторону, и на душе стало становиться приятно, но маман предательски и беспощадно выдрала из сладостных грёз своим контрольным в голову:
- Чего-то ты как-то странно пыхтишь?
- Неудачно упала, - заявила на это Долли, и зачем-то ляпнула: - С лестницы!
И тут маман буквально всколыхнуло:
- А ну живо рассказывай, с какой такой лестницы ты так удачно упала! Показывай, где синяки?
Маман словно знала, что спрашивать и куда смотреть.
- Не хотела тебе сюрприз портить, - заявила Долли, - Но Профессор Ньют сделал мне предложение…
- Предложение? – у маман буквально глаза на лоб полезли, - Ты серьёзно? Ты серьёзно думаешь, что так делать предложения – это нормально?
- Да ты ничего не понимаешь! – взвилась Долли.
- Ну конечно! – отозвалась маман.
- Ты просто ретроградша старая! Динозавриха древняя! – неслась Долли в ответ, - Может быть во время твоей юности предложения делали стоя в луже на коленях с букетом цветов и коробочкой с золотым кольцом и бриллиантом высшей пробы…
- Да потому что он тебе не предложение делал, а просто послал! – повысила голос маман, - Видимо, ты по-другому не понимаешь, вот и…
- Это ты не понимаешь! – у Долли были силы разве что кряхтеть, орать в полный голос не давала адская боль.
- А ну показывай, куда он тебя ударил! – настояла маман.
<...>
От мыслей о Профессоре настроение упорно ползло вниз. Его надо было заполучить, но вот этого Долли почему-то ну совершенно не хотелось. Он бьёт. Может быть, это означает любовь, но чего-то такая любовь в восторг совсем не приводит. Лучше бы защищал от других, как положено мужчине. Как он защитил Глэдис… Или лучше пусть вообще не любит, любить ему не обязательно, главное чтобы содержал и всем обеспечивал, а там пусть хоть ненавидит.
Долли тяжело вздохнула. Чего бы там ни говорили про веру в себя, но она не представляла, как достигнет грандиозной цели. Как сделает это одним махом. А главное, как будет потом терпеть своё счастье? Ведь не даром же говорят – осторожнее с желаниями, они иногда сбываются! Вот выйдет Долли за Ньюта замуж, и это же потом всё время терпеть побои? Или, надо как-то правильно его нагибать и превращать в подкаблучника? Но как? Как его нагнёшь, ведь это здоровенная глыба! Не глыба, а прямо гора! Гора мышц и грубости, чёрствости и высокомерия! Как такого строить? Приучать добротой и лаской? Как пишут в дамских книгах про абьюзеров?
От этих мыслей буквально перекосило. Вот доброй и ласковой Долли себя точно не ощущала, а ещё догадывалась, что не хватит у неё терпения – смиренно вынести все полагающиеся издевательства, да ещё продемонстрировать эту самую доброту. Наверное, не верить в себя было большой ошибкой, но мучительно захотелось чего-то другого! Пусть меньше, пусть синицу в руках, но сразу! Побыстрее и без проблем! И какой только идиот придумал хотеть сразу небо в алмазах? Зачем их столько, что с ними со всеми делать?
Вот только поди признайся девчонкам, что согласна на меньшее… Обсмеют ведь!
- конец продолжения -
Короче, в конечном итоге у меня опять про страдалки. Героиня намерена действовать и дальше заполучать своего Ньюта, но ведь так как оно хочется - не получается, а то что получается - причиняет боль, страдания, унижения.
У меня была мысль развить дальше линию мести за нанесённые обиды. Не за те, которые нанёс Ньют. Его, само собой, надо будет наказать. Но поскольку это босс, то наказывать надо в финале.
Но были у Долли и другие обидчики, заставившие страдать.
Была у меня мысль рассмотреть месть, которую за Долли осуществил один её заступник. Но это была бы очень жестокая сцена, поэтому я решила от неё пока отказаться, во-первых, чтобы не раздувать объёмы, во-вторых, чтобы не повышать возрастной ценз. Правда, считаю, что сцена могла бы стать переломным моментом в сознании героини. С другой стороны, она уже и без этого начала догадываться, что нагибать всех вокруг - это не лучшая идея. А вплетать эту сцену в сюжет означало бы для меня ещё и подготовку фундамента под неё, то есть, увеличение объёма. Может, это было бы и интересно... Но, во-первых, слишком большие книги никто не хочет читать, во-вторых, мне самой хотя бы это написать сначала...
Так что пока вся мораль насчёт нагибаторства всех своих обидчиков ограничилось только теорией:
- * * * -
- Слушай, Долли, это всё тебе не игрушки! Нельзя с окружающими так! Особенно со своими близкими, со своими сторонниками. Твой Ян только с виду такой колючий ёжик, в душе он нежная фиалка, и когда-нибудь ты его своими выходками добьёшь. И тогда… - его голос стал торжественным и трагичным, - Когда тебе понадобится помощь друга, он… Нет, он не предаст. Такие не предают. Когда тебе понадобиться реальная помощь, он будет настолько ослаблен и подавлен, что просто сломается в самый ответственный момент и не сумеет тебя спасти! Чего толку, что у тебя хватает удали отрубить сук одним махом, если ты сама же на нём и сидишь!
- * * * -
Здесь помещаю под спойлером, какое было начало у книги "Не время для чудес", чтобы не постить новые блоги и не привлекать нового внимания. Потому что в любом случае тот проект у меня заброшен, и вот чего мне меньше всего надо - это если появятся заинтересованные читатели и захотят продолжения.
- У Вас будут проблемы, магистр Репова! – недовольным холодным голосом выдал профессор Змейлинг, поправил локон, выбившийся из каскада прямых, спадающих на плечи фиолетовых волос, - Вы боитесь тёмных духов!
Золя поёжилась. Стало обидно. С чего Змейлинг это взял? Да и вообще, как можно их бояться, они же – выдумки…
- Запомните уже! Человек ни на что не способен сам! – продолжал Змейлинг, - Всё, все те блага, которые мы имеем, - он обвёл растопыренной ладонью тёмное пространство кабинета, стены которого были обшиты бархатной чёрной тканью, - Всё это пришло от тёмных духов! Инженеры, изобретатели, дельцы, владеющие производством… Они получили все технологии в готовом виде оттуда! – он поднял палец, указывая в тёмный потолок, - Из Тьмы! Технический прогресс, победы в военных компаниях, власть… Всё дают они! А вы их боитесь! Я даже знаю почему! Это неизвестность для вас! Она вас пугает… Но только слабаки и нытики боятся неизвестности! Им нужна определённость, однозначность, чтобы всё было понятно, ясно, стабильно, предсказуемо… Чтобы был порядок, чтобы было прописано что делать… Им подавай ощущение комфорта и безопасности… Они даже готовы сами подчиняться, как овца, лишь бы правила были простые, и лишь бы они всегда работали! Но с таким настроем вы никогда ничего не добьётесь! И не сможете подчинить своего духа!
Золя потерянно молчала. А Змейлинг, вскинув подбородок продолжил:
— Зря Вы их боитесь! Зря считаете злом! Они не зло! Они лучше нас. Ведут здоровый образ жизни, красивы, романтичны, внимательны… — он мечтательно зажмурил свои обрамлённые густыми длинными ресницами глаза, — Но если вы будете постоянно их боятся, то и получите чего заслуживаете, то, что ошибочно приписывют тёмным – зло. Но это будет не их, а исключительно Ваша вина и ваш выбор! Вы сами к себе притягиваете всё это! И неприятности, и проблемы, и даже беды! Вам нужно встряхнуться и изменить свою жизнь! Ведь Вы – избранная! И боитесь… Что ещё может быть с тем, кто боится собственного счастья? – он легко вздохнул и другим голосом добавил: - Может, кто-нибудь расскажет про своего тёмного духа, может, у кого-нибудь уже есть? — пронзительный взгляд Змейлинга скользнул по рядам слушателей.
Быстро выбрав следующую жертву, профессор Змейлинг произнёс: — Магистр Стомова, прошу… — его и без того широкая улыбка стала ещё шире, а мягкий жест пригласил встать.
— У меня — вампир! — умилительно сложив ручки на груди, мечтательно произнесла Адель.
— Это просто прекрасно! — воссиял Змейлинг, — Вампир может подарить вечную жизнь! И не только своей единственной и первой любви, как это делают презренные эльфы, а каждому, кого укусит! Вампиры более альтруистичны в этом плане! Эльфы влюбляются только один раз, и делятся бессмертием только с возлюбленным… А вот вампиры… Они тоже влюбляются лишь единожды, но при этом могут раздать своё бессмертие ещё и друзьям, и знакомым, и даже друзьям друзей и знакомым знакомых… А оборотни? У них вообще существует только истинная пара – та единственная вторая половинка, которую надо найти и воссоединиться с ней. Тем не менее, оборотень может обратить абсолютно любого человека своим укусом. Так кто же более щедр? Кто более справедлив? По-моему, ответ очевиден!
— Он такой брутальный и чувственный… — продолжила Адель, блаженно улыбаясь, — Такой мускулистый, но не перекачанный… А когда он злится… Блеск! Обожаю няшу! У него выдвигаются клыки! Вот-такие! — она приложила указательные пальцы к уголкам рта.
— Но он ведь совсем не страшный? — косо улыбаясь, ядовитым голосом спросил Змейлинг.
— Что вы! — восторженным альтом заверяла Адель, — Няша уже давно с питания кровью перешёл на питание эмоциями! — она задорно улыбнулась и подняла вверх указательный палец: — Положительными эмоциями, кстати!
— Вот! — так же поднял указательный палец Змейлинг, и снова обежал всех взглядом: — Запомните! Нечего бояться! Совершенно нечего!
— Он поставил на меня свою метку! — продолжала лучиться Адель, оттягивая ворот свитера и показывая всем какое-то тёмное пятнышко у основания шеи, но в полумраке было не разглядеть.
Змейлинг уже скользил взглядом в поисках следующей жертвы:
— Кто-нибудь ещё хочет рассказать магистру Реповой про своего любимого няшу?
— Я, можно я! — уже тянула руку Аманда, Золина сестра по отцу.
— Да-да, магистр Поганцева! — растаял в улыбке Змейлинг.
А Золя который раз подумала: всё же хорошо, что отец не женат на маме. Иначе бы, вместо Реповой, пришлось бы быть Поганцевой тоже. Нет уж…
— У меня — брутальный оборотень! — восторженно затоковала Аманда, — у него тоже клыки, только они не появляются, они всё время есть! Таки брутальные — торчат снизу и чуть вперёд! Но не наружу! Какой у него подбородок… Выступающий! А ещё у него вертикальные зрачки, глаза янтарные, а какой торс! Весь в кубиках! — она сложила ручки замочком, мечтательно закатила глаза, тряхнула двумя длинными хвостиками, — Не то, что какие-то смазливые няшки, которых и мальчиками-то не назовёшь!
— А у меня, а у меня… — тут же принялась тянуть руку сидящая рядом с Золей Трифена: — У меня… Он мускулистый, но не перекачанный! У него волосы цвета индиго, фиолетовые глаза… Большие, как у анимешки… Такие же клыки… — она приложила указательные пальцы к углам рта точно так же, как до того Адель, а потом игриво прыснула кокетливыми смешками: — Он похож на Вас, профессор!
Кривая и умиротворённая улыбка профессора Змейлинга стала ещё шире, большие узкие глаза с длинными густыми ресницами ещё больше прищурились, разве что не замурлыкал.
— Но он не вампир! — продолжала Трифена. — Он — демон! Но без рогов и копыт! И без хвоста. Это не мужественно. Зато есть когти, по десять сантиметров каждый… Клыки есть — это мужественно. А ещё кожаные крылья, бархатистые на ощупь. Губы средней припухлости… Необыкновенно чувственный рот… — она задумалась, а потом добавила: — Обтягивающие лосины заправлены в сапоги, а ещё, — она захихикала, — Он не носит нижнего белья!
— Поаплодируем магистру Гулявцевой и её изощрённой фантазии! Восхвалим её богатое воображение! — Змейлинг зажмурился под нескладные аплодисменты собравшихся, — Демон — это тоже хорошо! Демоны даруют нам силы в исполнении наших желаний! И отдать душу в данном случае многими понимается неправильно. Не так. Любимому делу или любимому человеку мы тоже отдаём душу, но нас это не смущает… Просто любите демона всей душой, и он полюбит вас!
Эту идиллию прервал резкий пронзительный звонок.
— Наше занятие окончено! — поклонился Змейлинг, — Жду вас в пятницу на этом же месте!
Золя небрежно сунула в сумку блокнот и направилась к стене, где оставила свои туфли. Выйдя в коридор, ощутила, будто выбралась из-под толщи сырой земли, с плеч словно свалился груз, грудь наполнилась воздухом, а в глаза ударил яркий дневной свет, льющийся из окон. И словно подарил ощущение безопасности и избавления. Но ненадолго. Пройдя пару шагов, Золя обернулась. В коридоре было полно других студентов, они жались к стенкам, болтали о чём-то парочками, посмеиваясь, и Золе казалось — что все смотрят на неё и хихикают над ней.
Неуверенно оглядываясь, Золя направилась прочь от кабинета. Медленно, чтобы только окружающие не подумали, будто она от чего-то бежит. Самой собственное поведение казалось неестественным, но что ещё делать — Золя просто не знала.
Когда на выходе показалась Адель, Золя даже направилась назад. Импульсивно. Только потом осознала своё желание присоединиться к знакомой стае, словно с ней окажется под защитой от сторонних взглядов и насмешек.
— Правда, настоящий? — докапывалась у Адели вышедшая следом Трифа.
— Ещё какая правда! — уверяла показавшаяся за ними Аманда, — Да, он ещё и превращается! Они — реальны, они существуют! И если твой демон был бы таким же настоящим, у него были бы и рога, и копыта! И язык раздвоенный!
— Тебе нравятся змеи, а мне — нет! — фыркнула Трифа, оглянувшись на Аманду вполоборота: — Какого хочу демона, такого и придумываю! Не хочу с раздвоенным языком! И вообще, я разговариваю не с тобой, если не видишь!
— Да потому что у тебя никого нет! — неожиданно помогла Аманде Адель, косо посмотрев на Трифу.
— Да это всё наши фантазии! — заявляла Трифа, — Тёмный дух — плод нашего воображения! Значит, может быть таким, как мы захотим! Мы его придумываем и верим в него!
— Ничего мы не придумываем! — возмущалась Адель, — Ты проходила тест? Там тебе должно было быть написано, какой дух тебе соответствует! Раса, внешность…
— А ты, можно подумать, читала мой тест! — возмутилась на это Трифа.
А Золя передёрнулась, вспоминая результаты своего личного теста. Ей был напророчен тёмный супермен человек-таракан. Особенно ей запомнилось в описании его отличительных черт «подбородок, выступающий словно трамвайная платформа».
— Если дух воображаемый, — продолжала Трифа, — значит, можно придумывать что-то взамен результатов теста. В любой момент. Главное — верить в то, что придумываешь. Так же как верим в наш успех! Нужно верить, без этого ничего не добьёшься! Это такой психологический фокус, если тебе это о чём-то говорит! Демон живёт в нашем внутреннем мире, во внутреннем, сечёшь?
— Они настоящие! — настаивала Адель, — Я докажу тебе — они — настоящие! Мой сейчас придёт!
— Ой! — хмыкнула Трифа, — Ничего ты не докажешь! Мой Данте — красавчик, вот! — она фыркнула, подошла к Золе и деловито шепнула: — Совсем дуры свихнулись.
— Эй, ты кого это дурой назвала! — крикнула Аманда, — Да мой батя тебе покажет! — она сжала кулачок и погрозила им, — А мой Ори — ещё и добавит!
— Да уж, пускай покажет! — добавила Адель, — И мой Динофей тоже покажет!
— Золь, ты ж скажешь своему бате, чтобы он мне не показывал? — искоса посмотрев на Золю, потребовала Трифа.
— Он у нас с мамой почти не бывает… — неуверенно выдала Золя, — Вернее, без почти… Только звонит иногда…
— Но ты же можешь ему позвонить сама? — настаивала Трифа, — Объяснить, чего да как, и уладить эту ситуацию? Ради лучшей подруги?
А Золя была готова провалиться. Ну, зачем, зачем Трифа обозвала девчонок дурами? Кто её за язык-то тянул? Зачем вообще нужно было такое говорить? Прямо умерла бы, если бы смолчала? Да не будет отец ничего улаживать!
Но высказать всё это вслух Золя не решилась, и изрекла только жалкое:
— Я попробую… — и осознала, что весь вечер испорчен — теперь придётся ломать голову, как выкрутиться из этой ситуации – чтобы и Трифу не обидеть своим бездействием, и всё-таки не лезть с просьбами к отцу, потому что он только наорёт и наговорит гадостей и по поводу выбора подруг, и по поводу неумения посылать их с наглыми просьбами куда подальше.
— У тебя какой-то недобор с внутренним миром, — возмущённо выламывалась Трифа, — Что значит «я попробую»? В себя надо верить. Не «попробую» — а сделаю! Если не заявишь, что всенепременно сделаешь — то и не сделаешь! Если не пообещаешь, то не выполнишь… Поклянись, слышишь, поклянись матерью! Давай мезинчик!
Золя в конец растерялась, чувствуя, что если сделает это – то ситуация станет безвыходной. Но тут Адель требовательно дёрнула Трифу за рукав, привлекая внимание:
— Они реальны! — ревностно выдала она, — Вот он, мой Динофей!
Прежде чем оборачиваться, Золя немного отошла вперёд, но всё же оглянулась: Трифа стояла раскрыв рот и с изумлением смотрела на шикарного красавчика в чёрном плаще и широкополой шляпе из-под которой струились волнистые волосы до плеч. Глаза скрывались под тенью полы, а нижняя часть лица лучезарно улыбалась. Без всяких клыков.
Золя почувствовала, как самой хочется подойти, оказаться поближе, заглянуть парню в глаза… Да что там, прикоснуться, прильнуть, как это сделала Адель. И, кажется, намеревались сделать другие девчонки, поскольку начали ластиться к её кавалеру. Но Золя сказала себе твёрдое «нельзя». Парень чужой, и лучше даже не думать, чтобы обратить на себя хоть капочку его внимания. Это нехорошо, непорядочно, да и вообще, он сам первым будет презирать. А ещё посмеётся. Точно посмеётся над глупой неудачницей, положивший на него глаз.
— Клыки выдвижные! — заверяла Адель.
— А покажешь? — спросила Аманда, глядя красавчику в глаза.
— Девочки, разве вы не помните? — сверкая безупречно белыми зубами, с улыбкой осведомился красавчик, — Млохи про нас не должны знать! Никаких показов на публике!
— Пойдёмте куда-нибудь, где никого нет! — распорядилась Адель, — Ко мне пойдёмте.
Адель с Амандой направились в противоположную от Золи сторону, а Трифа, открыв рот, пошла за ними. Памятуя, что только что между девчонками был конфликт, Золя подошла и отдёрнула подругу за руку:
— Они тебя не звали…
— Да, как бы да… — опомнилась Трифа, и повернулась к Золе: — Но ты должна рассказать про это своему отцу! Что твоя сестра и её подружки всё время нас дискриминируют, не приглашают, не знакомят со своими парнями, и ещё обманывают, что вампиры существуют на самом деле! Да и вообще… — она вывернула руку, — Может и не звали, но надо уметь напрашиваться! — она уверенно двинулась за девчонками и объектом их пристального внимания.