О сюрреализме-2

Кажется, подошло время вернуться к прерванному разговору о сюрреализме и рассказе «Аша».

Прежде всего, признаюсь, что я боялся не увидеть ни одной попытки разобрать символы рассказа, но их оказалось целых две, что укрепило мою веру в человечество. Теперь, какие символы имел в виду я, когда писал рассказ. Прежде всего, Антон Киреев не писатель, ему в голову не приходило что-то сочинять до той минуты, пока он не увидел пустую книгу. Ему и писать-то нечем, кроме свёклы, хотя настоящий писатель должен кровью писать.

Комната, в которой Антон сидит, это начало действия. Можно считать, что это Антонова голова, можно придумать что-то другое, но, в любом случае, это исходник. Книга, это жизнь, которую Антону предстоит прожить. Написать самому, если Антон творческая личность, или просто прочитать, неспешно и вдумчиво, от начала до конца, как следует проходить свою жизнь. От рождения до смерти, от  А до Я, а вернее, от А до Ша! Потому у книги и название такое: «Аша». 

В жизни нет никакого предопределения, каждый сам творец своей жизни, если угодно – господь. Господь по гречески: «кире». Посему и фамилия у Антона Киреев. Вот только имя у него – Ан-Тон; не попадает он в тональность собственной жизни.

Если бы Антон взялся читать медленно и вдумчиво, не перепрыгивая через страницы, как следует проживать собственную жизнь, то ему не пришлось бы прыгать в окно, в комнате объявилась бы открытая дверь, и началась бы нормальная жизнь, местами скучноватая, местами хорошая, настоящая жизнь. Но Антону хотелось поскорей, да побыстрей, чтобы, как говорится, «не грузило», а было какое-нибудь приключалово… вот он и сиганул в окно. Какое может быть в Антоновой жизни приключение? Его даже автору было неинтересно описывать, а читателю читать. Ясно, что получил Антон дрыном по рёбрам и убрался на исходные позиции. Но не убили, свёкла выручила.

Тут бы задуматься, лечить рёбра и читать свою жизнь, неспешно, пока на страницах есть не порченый текст. Что по рёбрам получил – не беда, все мы в юности глупости творим, и нам это прощается. Но теперь дочитывай до открытой двери, ищи свою любовь и будет тебе счастье: ласковая Милаша, детишки, собственный дом, а не паучье гнездо. Но Антон опять ринулся галопом, в окно, на поиски чего-то посексуальней. Многие читатели, открывая книгу, ждут сексуальных сцен. Но ведь это не макулатурка с книжного развала, это жизнь от А и до Ша! Дешёвенький секс грозил обернуться быстрым концом книжки.

Опять выручила свёкла. Антон вернулся на исходную позицию и раскрыл книгу. Но вновь ему захотелось не жизни, а приключениев. Он взялся читать книгу своей жизни задом наперёд. Конечно, здесь игра с палиндромами, иной раз на грани и за гранью фола: «…Гнев, лезу в бой!» Но не это главное. Конец книги, это смерть героя, а смерть, пришедшая в молодости, когда вся остальная жизнь не прочитана, это война. Вот война и врывается в прежде безопасную комнату с бязевыми занавесками.

Кстати, бязь это тонкая хлопчатобумажная ткань, а хлопок в России не растёт. По недостатку Бухарских тканей, бязь на Руси подделывали коноплёй, тончайшего разбора. Спрашивается, что может скрываться за конопляными занавесками? Что хотел обрести в конопле Антон, и что нашёл?

Третий раз Антону позволяет выжить свёкла. Но книга испорчена безвозвратно. Осталась последняя возможность: её надо написать самому. Но как сказано в самом первом абзаце, книгу жизни следует писать кровью, а не свёклой.

И, всё-таки, почему свёкла? Свёкла – корнеплод, произрастание самой земли, нечто изначальное, дающее возможность жить, дышать, чувствовать. Я думал, можно ли заменить свёклу каким-то другим овощем. Получается, что нельзя. Картошка слишком обыденна, она не подходит на роль символа. Если бы Антон варил картошку, получалось бы, что он просто готовит обед. Репа несёт дополнительный смысл. Она вырастает большая-пребольшая и подразумевает наличие семьи, начиная от бабки и кончая мышкой. Редька, та, что хрена не слаще, не подходит, ибо её нельзя варить каждый день. Морковь и пастернак в представлении славян, являются афродизиатиками и тоже несут дополнительный смысл. Остаётся варить свёклу: странное, дикое занятие, позволяющее до времени продлить своё существование.

– Ну, – скажет читатель, – закрутил господин сочинитель сюжет верёвочкой! А я, что же, обязан всё это распутывать? 

Нет, не обязан. Но всё же, не мешает знать, что господин (кир) сочинитель не лепит слова просто так, что есть в его словах некий дополнительный смысл, который иногда может прозвучать эхом, если, конечно, читать вдумчиво и не торопясь.