Момент Истины - 2 или Наш Паровоз...

(идея миниатюры навеяна обсуждением)

Вредители кругом и шпионы. А так же диверсанты

Капитан Алехин. 

Военная форма, безусловно, отличное прикрытие для разведки как в оперативных так и совсем глубоких тылах, впрочем, на том же железнодорожном транспорте встречались и более сложные, оригинальные маски.

В моей памяти очень свеж еще был случай зимой в Кургане.

Мы прибыли туда по тревоге, рано утром: перехваченная и дешифрованная накануне радиограмма свидетельствовала о наличии на станции весьма квалифицированного наблюдателя, фиксировавшего передвижение войск и прибытие товарных эшелонов с грузами снабжения для военных заводов.

В первый же день мы обратили внимание на бродившую около эшелонов совсем маленькую девчонку. Разбитые валенки на босу ногу — в начале февраля — лицо тронутого умом человека, выбивающиеся из-под платка давно нечесаные волосы, потухший, ни на чем не останавливающийся взгляд и повторяемое, как в полусознании, охриплым голосом:

— Мамочка!.. Мамуля... Родненькая моя...

Ее уже знали на станции и не раз проверяли: и  служба инспекции железной дороги, и милиция, и комендатура, и транспортный отдел госбезопасности.

Подошел к ней в тот вечер и я.

— Девочка!..

Она не остановилась и даже не обернулась, и я, догнав, взял ее за локоть.

— Что ты здесь делаешь?.. Документы какие-нибудь есть?..

Лишь когда я достал из кармана и подержал перед ее глазами армейское офицерское удостоверение личности, она наконец прореагировала: вытащила из-за пазухи грязный, замасленный мешочек и, доверчиво отдав его мне, пошла дальше вдоль путей. Я вновь догнал ее и остановил.

В мешочке, кроме книжки железнодорожника на имя Семеновой Анны Сергеевны, выданной перед войной в Воронеже, справки об эвакуации из этого города и профсоюзного билета, находились две похоронные на старших братьев, измятые солдатские письма-треугольнички от отца и извещение о пропаже без вести матери (ее-то она и звала, бродя по станции) со штампами полевой почты и военной цензуры, выписка из истории болезни и справки двух железнодорожных больниц, где она лечилась. Ни один документ не вызывал подозрений.

Она уже прижилась на станции; ее охотно подкармливали в воинском продпункте и откровенно жалели.

Ночью, подробно докладывая по "ВЧ" начальству обстановку на станции, я упомянул и о Семеновой.

— Ее надо в больницу, — заметил подполковник. — Подскажи коменданту или начальнику милиции. На станции, во всяком случае, ей делать нечего.

На другой день в комендатуру пригласили городского психиатра — благообразного старикана с круглыми очками в металлической оправе на отечном усталом лице.

Он ознакомился с медицинскими документами Семеновой и около часа осматривал ее, пытаясь разговорить и ласково называя голубушкой и милушей. Все положенные при ее диагнозе симптомы, рефлексы и синдромы оказались налицо.

Я тем временем в соседней комнате, еще раз проверив ее документы, прочитал и письма. Это были трогательные своей искренностью и любовью послания немолодого сержанта-фронтовика своей тяжело больной дочери. Осмотрел я и заплечную торбочку Семеновой: куски хлеба, грязный до черноты носовой платок, такие же грязные, жалкие тряпки — белье, немножко сахара. Все это держалось вперемешку, нормальный человек никогда бы так не положил.

— Случай ясный, — сказал мне доктор после ухода Семеновой. — Место ей в лечебнице для хроников, но таковой, увы, не имеется: перепрофилирована под госпиталь, сами знаете какой поток раненых... В больницу же взять ее не можем: на всю область у нас шестьдесят коек, — сняв и протирая носовым платком очки, сообщил он. — На очереди сотни больных, и мест не хватает даже для буйных... А она совершенно безвредна... Ко всему, при ее бредовом восприятии действительности, при ее постоянной надежде встретить мать, изолировать ее было бы просто, знаете ли, бесчеловечно... Пережить такое... Потерять двух братьев и мать... Что это для маленькой девочки, нам, мужчинам, невозможно даже себе представить.

Бедный доктор... Тут оказался бессильным и его сорокалетний опыт врача-психиатра. Он так и не узнал, да если бы ему и сказать, он едва ли поверил бы, что вместе с операцией по двадцатикратному замедлению физического развития организма, все симптомы, рефлексы и синдромы были отработаны и "поставлены" Семеновой в байресской клинике профессора Асиры Цирахонаны.

Заподозрил ее Таманцев.

Любопытно, что, увидев Семенову впервые, он попросил меня получить по его аттестату и передать ей свой пайковый сахар и, как он сам потом признался, "чуть не прослезился".

Когда же девчонка попалась ему на глаза в четвертый или пятый раз, он уловил, что, проходя мимо теплушек с людьми и зовя, как и всегда, маму, она время от времени поглядывала на платформы с техникой, словно считала. Под вечер он осторожно проследовал за ней мимо водокачки в сторону дальнего станционного тупика и еле успел прикинуться катящейся по своим делам дрезиной, вовремя заметив, как она подняла руку на уровень глаз, чтобы при помощи осколка зеркальца, зажатого в кулаке, на ходу, не оборачиваясь, проверить, не ведется ли за ней наблюдение. Спустя короткое время она вывела его к одиноко стоящему паровозу, возле которого потом мы взяли радиста, но уже в ту минуту, когда, заметив зеркальце, Таманцев юркнул на соседнюю ветку, участь "Анны Семеновой", позывной Ню-тян (настоящую фамилию, имя и личность установить не удалось), квалифицированного агента Кансейкёку была решена. И хотя захват произошел не вполне удачно - резидент ЕЛ-629, как истинный самурай, устроил самоподрыв котла - но нужных улик среди обломков более чем хватало.

Я видел ее через неделю на следствии: абсолютно осмысленный, холодный взгляд, поджатые губы, гордая осанка, во всем облике — презрение и ненависть. Она категорически отказалась отвечать на вопросы, молчала до самого конца, однако, уличенная показаниями радиста и вещественными доказательствами, была осуждена и расстреляна.

Девочка, помешавшаяся после гибели на фронте двух братьев, — это была отличная оригинальная маска с использованием и эксплуатацией великого, присущего всем нормальным людям чувства — любви к детям.

Создание Асиры Цирахонаны действовало на узловых станциях в наших тылах годами. Страшно даже подумать, сколькими жизнями заплатила страна за все время ее шпионской деятельности...