Тезисы на тему истории. Часть I
Автор: Ярослав ГеоргиевичВ одной книге, которую я надеюсь всё-таки напишу, герой должен был зачитать соратникам небольшую лекцию по истории. «Небольшая лекция» в виде монолога разрослась на пару страниц, и это я даже не начал толком. От идеи пришлось отказаться, текст безбожно резать... Но выкидывать-то жалко! Так и родилась идея собрать все разрозненные мысли в одном месте. О ценности такого не могу судить, наверняка это давным-давно изобретённый велосипед, но — кому-то может показаться и полезным. Комментарии, замечания, дискуссии приветствуются.
Первая часть: Вступительное слово, «История — дерево», «Безволосое животное о двух ногах» и «Порядок среди хаоса».
Мне кажется, «история» подразумевает две самостоятельные вещи. Первая — то, что на самом деле происходило, и что мы никогда доподлинно не узнаем. Вторая — то, как это можно попытаться изучать, как стремиться, чтобы представление о минувших событиях было максимально близким к реальности.
История рассматривает прошлое как годовые кольца на спиле дерева. Каждое из колец отражает состояние общества в какой-то момент времени, все вместе — содержат исчерпывающую информацию о том, как оно появилось и куда в конце концов пришло. Для настоящего, для того кольца, в котором мы сейчас живём, той же работой — изучением состояния общества, выявления взаимосвязей и протекающих в нём процессов, занимается куча народа, от всевозможных политологов и аналитиков до простых следователей, судей и даже журналистов. Всё их отличие от историков — они пытаются понять, что происходит сейчас, а не что происходило когда-то, и используют для получения информации иные методы.
К сожалению, нельзя просто взять, надпилить что-то и посмотреть, что творилось в прошлом. Даже в том, что происходит сейчас разобраться трудно. По прошествии времени докопаться до правды становится ещё сложнее — уходят свидетели, теряются доказательства.
И последний тезис. Изучая историю, надо понимать специфику того, что она изучает, т.е. — человека и общества.
Какое-то время назад на Земле появились люди, существа, отличные от остальных, помимо прочего, размером и устройством головного мозга. Постепенно они начали менять окружающий мир, научившись не просто подбирать палки, камни, поедать падающие на голову бананы и померших своей и не своей смертью зверюшек, но стали сами провоцировать и даже планировать эти процессы, используя всё, что можно использовать, а что нельзя — переделывая так, чтобы стало можно.
Сначала это были зазубренные камни и палки-копалки, своеобразные «расширители» конечностей. Потом появились более совершенные инструменты, аналогов которым нет в природе, прирученные животные, и даже книги — «расширители» для мозга. Пришло понимание, что как инструменты можно использовать сородичей, ведь зачем делать что-то, что могут сделать за тебя.
Это было бы невозможно, если бы человек не был «стайным» животным. Уже в первобытных обществах, где все одинаково тянули лямку и выполняли общую для всех работу, это давало некоторое преимущество. И дело не только в том, что только толпой можно напасть на большого вкусного мамонта и загнать его, чтобы потом долго-долго и вкусно есть всем племенем. И не в том, что если кого-то в процессе охоты перешибёт, например, мамонтовым хвостом — при наличии сердобольных соплеменников, которые выходят болезного и вернут в строй, раненый не превратится в безвозвратную потерю и потом сможет прикрывать спину остальным, выхаживая следующего угодившего под хвост неудачника, врезультате чего племя помогающих друг другу станет больше и сплочённее племени тех, которым друг на друга плевать — и придёт к ним забирать одежду, волокуши и мамонтов.
Главное — формирование языка и то, что человек и научился делиться опытом и распространять наработки и изобретения между сородичами. Освоение новых, более эффективных способов добычи пищи привело к разделению труда, разрастанию человеческих общин и появлению узких специализаций, а наличие прибваочного продукта позволило высвободить руки и мозги для выполнения творческих работ, что со временем позволило перейти на качественно иной уровень.
Преобразования, связанные с разделением труда в человечеством обществе, чем-то напоминают переход от колоний одноклеточных к многоклеточным, когда произошло появление отдельных специализированных органов, каждый из которых «профессионально» выполняет только одну из функций. В противовес устаревшему варианту, когда всё «дилетантски» реализуется в рамках одной клетки, это дало качественно новые возможности — расти вверх, ближе к солнцу, и поставлять к «солнечным батареям» воду, потреблять разную пищу, видеть, слышать, думать, ходить, ползать и летать, а не просто еле-еле дрейфовать в какой-то питательной среде, рискуя быть сожранным, замёрзнуть или сдохнуть от голода, когда питательные вещества закончатся.
Сама по себе идея не оригнальна, в природе разделение труда встречается как минимум у социальных насекомых. Казалось бы, у нас нет с ними ничего общего, у муравьёв, пчёл или термитов особи с разной специализацией сильно отличаются внешне, а человеки-то все одинаковые. Но как бы ни так... Главная «фича» человечества — то, что будучи внешне одинаковыми, головным мозгом мы от особи к особи различаемся порой больше, чем иные виды между собой. Тут различия и по весу (что, на самом деле, не так уж важно), и по организации. Так, говорят, у Маяковского (вес мозга 1,7 кг против обычного 1,4) была даже уникальная область в коре, которая не встречается у обычных людей. Это только отличия по внешним признакам, документировать все нейронные связи и личный опыт, уникальный для каждого человека, пока не научились.
Звучит фанатстически, но, к сожалению, правда. То, что один человек становится гениальным пианистом, другой — великим учёным, а третий — бесполезным пьяницей, в значительной мере обусловлено особенностями строения мозга. Что печально — это больше врождённые способности, а не преобретаемые в процессе жизни, хотя нельзя говорить, что последнее совсем не влияет. То есть: если очень хочется стать кем-то, но объективно нет к этому предрасположенности — добиться успеха на выбранной стезе окажется крайне сложно, если возможно вообще. А кто-то, у кого талант есть уже «из коробки», обгонит «берущего задницей» даже не напрягаясь.
Что ещё печальнее — дети далеко не всегда наследуют способности родителей. Они вообще могут очень сильно отличаться от них, а появление разного плана гениев — вообще случайный процесс. У кандидата наук в семье может родиться сын-дурак, отпрыск наследственного пианиста может быть напрочь лишён слуха. А в семье алкоголиков или даже наркоманов может родиться гениальный, имеющий исключительные способности к чему-то ребёнок.
Если рассуждать логически, наиболее эффективное человеческое общество должно быть не жёстко фиксированной кастовой системой, как у тех же муравьев, где каждая особь с рождения обречена на выполнение конкретной работы. Оно должно представлять собой что-то вроде динамичного набора пазлов-кирпичиков, каждый из которых заточен под свою задачу и пусть даже малоэффективен при решении других. Периодически возникающие перед обществом вызовы требуют всякий раз нового набора «пазлов», и чем больше в обществе уникальных специалистов — Флемингов, Эйнштейнов, Ломоносовых, Мининых и Пожарских — и чем больше у них возможностей реализовать себя, «всплыть» из общей массы к тому проблемному месту, где они больше всего нужны, тем эффективнее такое общество выполняет свою функцию.
Какую функцию? Функция любой жизни вообще — поддержание, воспроизводство себя самой. Просто потому, что не будь она такой — жизнь исчезла бы, едва появившись. Жизнь — она как порядок среди хаоса, однажды случайно возникшая сложная структура, которая оказалась настолько устойчивой, что не только не разрушилась, но и стала воспроизводить саму себя, развиваться, приобретать всё новые формы, из которых эволюция раз за разом отсеивала всё лишнее, оставляя самые жизнеспособные экземпляры.
Это общее для всех правило. Даже если существовали ветви развития, направленные на нечто иное, и даже если они были очень хороши в чём-то — они уступили кормушку более «целеустремлённым» формам и(или) не оставили, в отличие от них, потомства.
И так будет всегда, жизнь — борьба за ресурсы и стремление к экспансии, к захвату жизненного пространства. Даже деревья конкурируют за свет, воду и питательные вещества, выживая из леса наименее приспособленные растения, что уж говорить о борющихся за ареалы обитания и кормовую базу животных.
Как происходит борьба? Для повышения конкурентоспособности, каждый организм из поколения в поколение преобразует составляющюю себя материю с целью более эффективного использования доступных ресурсов. Критерий эффективности всегда один: стремление к минимизации затрат. Всё в мире стремится к минимуму потенциальной энергии, и везде сама природа «выбирает» наиболее простой путь «рязрядки»: вода течёт к морю по наиболее «удобному» для неё руслу, молнии бьют в громоотводы и высокие деревья, ток течёт по проводникам, подключённым в обход резисторов, и так далее.
Естественный отбор действует схожим образом, принуждает выжимать из одних и тех же условий обитания всё, что только возможно, находя кратчайший и наименее трудозатратный путь, и если появляется новая, пусть более сложная структура, способная, однако, более эффективно использовать те же ограниченные ресурсы (свет, пищу, воду) — она побеждает.
А условия время от времени меняются, дополняются внешними «вызовами» — то глобальное похолодание, то засуха, то падение метеорита, то нашествие саранчи... Вот и получается, что при наличии нескольких видов, существующих в одних и тех же условиях с одинаковыми исходными данными, то есть доступными для использования ресурсами, природой выбирается тот, у которого наилучший КПД, причём в широком смысле, на всех режимах работы — в том числе и на «предельных».
Функция человеческого общества схожа с функцией жизни как таковой, потому что является просто более сложной формой её организации и существует в мире, который подчиняется тем же законам. Как и любой живой организм, обещство должно быть устойчивым, способным воспроизводить самого себя, выдерживать внешние потрясения и наиболее эффективно использовать на своё благо доступные ресурсы.
Общество — тот же порядок среди хаоса, только уже на ином уровне, где базовыми единицами выступают не клетки, а люди. Порядок и организация общества направлены на то, чтобы обеспечить энергетически как можно более эффективную структуру, и они всё дальше удаляются от состояния неэффективной и очень простой анархии.
Простейший пример преимущества порядка над хаосом — светофор на оживлённом перекрёстке. Пока он работает, машины имеют возможность проезжать сквозь него во все предусмотренные правилами стороны. Да, иногда приходится постоять на красном — но в итоге все проскакивают туда, куда им нужно, и каждый участник дорожного движения выигрывает. Но стоит светофору сломаться, перекрёсток встаёт намертво — хотя, казалось бы, прнципиальных отличий в ресурсах и исходных данных нет: дороги и поток машин тот же.
В современном обществе таких «перекрёстков» не один и не два, существует множество «органов», отсутствие которых приведёт к коллапсу: охрана правопорядка, здравоохранение, электричество, газ, водопровод, отопление, распределение продкутов, вывоз мусора, и т.д. Без всех этих элементов современная цивилизация была бы невозможна, и мы вынуждены были бы существовать небольшими кочующими общинами, находящимися на грани выживания — как наши предки.
За счёт некоторого ограничения свободы современное общество делает принципиально возможным сосуществование больших групп людей. Усилия отдельных индивидов, вектора их устремлений направляются в строго дозволенных направлениях, что формирует структуры для перераобтки и перераспределения потребляемых обществом ресурсов. Например, желание отдельных людей обогатиться за счёт торговли приводит к появлению устойчивых каналов, по которым начинают передаваться необходимые для существования каждого отдельного члена общества ресурсы.
Формирование любых структур сопряжено с проблемами. Где есть хотя бы двое, там уже есть две правды, два основанных на индивидуальном жизненном опыте взгляда на вещи, два не обязательно совпадающих вектора устремлений (хотя скорее каждый человек даёт не один вектор, а целую кучу, как иголки у ежа). Чтобы понять это, достаточно побывать на суде — каждая из сторон всегда или свято уверена в своей правоте, или очень хорошо делает вид, что для внешнего наблюдателя практически одно и то же. Ещё — после семейной ссоры можно попытаться сесть вдвоём и детально разобрать, из-за чего она произошла — практически всегда после такого разбора полётов, с выслушиванием всех сторон, выясняется много интересного.
Даже два человека не всегда могут ужиться и найти компромиссы. А чем больше коллектив, тем больше внутри него различных столкновений, разрывающих его сил. По моему скромному опыту группа из более чем шести человек — уже неуправляема. Тому не нравится этот, этому тот, тот не хочет туда, этот сюда, тому надо всё объяснять — сам ни воды не наберёт, ни костёр не разведёт, более того — даже не задумается о необходимости этого, а если попросишь — «а почему я?», и так далее. И чем больше людей вынуждены действовать вместе, тем менее группа управляема, а после достижения некоторой критической массы ещё и начинают появляться паразитирующие элементы, в масштабах страны — преступность, и т.д.
Вариант, когда условно шестеро вместе решают своё общее будущее — пример настоящей демократии, когда достижение консенсуса принципиально возможно и можно обсудить любой спорный вопрос, объяснить друг другу свою позицию, понять остальных и вынести на самом деле обоснованное, взвешенное, учитывающее все факторы и опыт каждого, удовлетворяющее всех решение. При всех плюсах, у такого способа управления большой недостаток — очень долгое время принятия решений, очень большие накладные расходы на управление (достаточно вспомнить производственные совещания, которые зачастую затягиваются на долгие часы).
И это — идеальный случай. С ростом количества членов в обществе, возможность достижения консенсуса становится всё менее реальной. Слишком разные люди, слишком широкий круг вопросов, слишком много торчащих в разные стороны противоречащих друг другу векторов. Одних мало интересуют какие-то конкретные вещи, иных — другие, кто-то принципиально не способен договариваться с кем-то по причине личной неприязни или из-за того, что слишком различен культурный и интеллектуальный багаж, и т.д. В какой-то момент такое общество вообще теряет способность выполнять коллективно какие-то действия и реагировать на внешние вызовы.
Сколько-нибудь значимые группы людей требуют высшего и авторитетного органа управления, чтобы не развалиться на составляющие и не превратиться в малоэффективную аморфную массу, не способную конкурировать с другими коллективами за ресурсную базу. Тем более, сознательных и деятельных индивидов, как правило, гораздо меньше, чем пассивных и инертных, которым всё безразлично и которые в общественной жизни участвовать не желают.
В конкурентоспособных обществах (другие — не выживают) из самых активных и пассионарных (в простейшем первобытном варианте — самых больших, сильных и злых) формируются элиты, которые берут на себя некоторую ответственность за судьбы других и влияют на жизнь общества в куда большей степени, чем его рядовые члены, привнося в первозданный хаос некоторый порядок и делая этим в целом лучше всем — хотя для кого-то, а возможно даже для всех, это может оборачиваться серьёзными притеснениями и ограничениями свободы. Естественно, что для осуществления своих функций таким людям требуются власть и привилегии, без которых управлять невозможно, и ценность того, кто управляет, всегда больше того, кем управляют, что отражается на социальном статусе и благосостоянии.
Так должно быть в идеале. По факту людей, идущих наверх по социальной лестнице, далеко не всегда ведут высшие идеалы, стремление дарить ближним добро и понижать энтропию в мире. Среди тех, кто возвысился над серой массой, начинается жестокая борьба за власть, приводящая к тому, что врезультате естественного отбора поднимаются наверх и сохраняют свои «посты» наиболее хитрые, коварные и беспринципные, отстаивающие что угодно, но только не интересы общества и той безликой серой массы, которая их однажды породила. В предельных случаях это приводит к тому, что поднимается бунт и беспредельщиков смещают.
Кроме того, для любого человека естественно желание обеспечить будущее своего потомства, а лучший способ это сделать — передать привилегии по наследству. Вот и получается, что после первых поколений новообразованной элиты, которые добились своего положения собственными кровью и потом, начинают появляться одно за другим поколения тех, кому просто повезло родиться в хорошей семье. И рано или поздно, просто исходя из теории вероятностей, в такой цепочке начинают появляться персонажи откровенно бездарные. И это не говоря о том, что тепличное существование «на всём готовеньком» и вседозволенность действуют разлагающе.
Несмотря на то, что даже самый бездарный представитель «старой» элиты имеет огромное перимущество перед рядовым членом общества за счёт того, что с детства живёт в определённых реалиях, знакомясь с прелестями элитного существования, учится командовать и управлять — даже несмотря на это, рано или поздно появляется внешний вызов, которому «старая» элита оказывается неспособна противостоять. После этого либо появляется новая элита, которая уничтожает или двигает в сторону от кормушки старую, либо — общество в том же виде перестаёт существовать. В первом случае цикл повторяется.
«Трудные времена рождают сильных людей. Сильные люди создают спокойные времена. Спокойные времена рождают слабых людей. Слабые люди создают тяжёлые времена».
При этом — нельзя говорить, что поведение общества всецело и полностью формируется волей элиты. Есть и воля народа, который очень сложно раскачать на что-то, но если уж он двинулся, сформировав единый для всех вектор устремлений — остановить его очень сложно. И я даже не о погромах, бунтах, революциях и партизанском движении. Может быть и просто мирное игнорирование, спускание на тормозах всех приходящих сверху инициатив. А может быть, наоборот, проявление излишней инициативы в отдельно взятых случаях.
Государства и отношения между ними можно было бы смоделировать как отношения людей. Поссорились, обиделись, договорлись, предали. Но такие воображаемые люди-государства — люди с тысячами лиц, поведением которых в каждый момент времени управляют воли тысяч людей. Иногда обращённое ко всем лицо может совершенно искренне улыбаться, в то время как плохо подчиняющиеся воле лица руки поднимают нож, а ноги вообще пытаются убежать куда-то. Нервные сигналы вообще, доходя до конечностей, могут очень сильно искажаться, и чем общество многочисленнее, тем оно сложнее в управлении.
Иногда какое-то из лиц может проступить сильней, и чья-то воля начать влиять больше. Но даже сильная власть никогда не становится полностью всеобъемлющей.
У сильной государственной власти, сосредоточенной в одних руках, есть одно большое преимущество — диктатор воспринимает государство как собственность, и относится к ней соответствующе. В таком варианте люди могут попадать на руководящие посты не только благодаря способности подсидеть ближнего, но и в силу профессиональных качеств, и с представителей элит начинают спрашивать всерьёз. Конечно, работает это только при наличии некоторого управленческого таланта и компетенций у правителя (яркий анти-пример — Хрущев).
Когда единого правителя нет, за власть соперничают приближённые к ней группировки, и для каждой из них государство является не собственностью, а ресурсом, откуда появляются коррупция, воровство, перетягивание одеяла, и подковёрная борьба и стремление к личной власти и обогащению могут нести вред для общества в целом.
Ещё, общество инерционно. Из теории автоматического управления: есть объект управления, есть датчики, позволяющие оценивать его состояние, есть орган управления, который формирует управляющее воздействие в соответсвии с данными от полученной с датчиков обратной связи и некоего «желаемого» значения (причём управление — это не выжать педаль в пол, в идеале оно подразумевает подачу сигнала строго определённой величины в строго определённый момент времени, иначе система пойдёт вразнос). Если объект управления склонен к инерции — могут возникнуть (и скорее всего возникнут) колебания, выходной сигнал будет мотыляться вверх-вниз от желаемого значения, пока всё не устаканится. К этому моменту, вероятно, потребуется подавать уже новое управляющее воздействие... А ещё могут быть люфт и гистерезис, когда какое-то время вообще не видно реакции.
Человеческое общество безусловно гораздо сложнее простой технической системы, но протекающие процессы во многом схожи, и это надо учитывать. То же колебание общественного мнения — во времена СССР, в 90е, сейчас.
Если обобщить, человеческое общество — это некая устойчивая структура (возможно — множество независимых структур), направленных на более эффективную эксплуатацию природных ресурсов для повышения конкурентоспособности данного общества в целом. Структура может формироваться традициями, религиозными догмами, законами, прихотью валстьимущих, уголовными «понятиями», в чём-то даже стихийно. Время от времени структура перестаривается, когда появляется более эффективный способ организации. Если власть продолжает управлять, как будто ничего не изменилось — будто водопроводчик, который птыается заткнуть воду там, где она течёт с особой силой, и перенаправить её туда, куда она течь по своему желанию не хочет — происходит революция, и старя элита смещается, либо — разрываемое внутренними противоречиями общество поглощается более устойчивым и успешным.