Субботнее

Входя в реку, Баташ был уверен – на противоположный берег ему не доплыть, только в Прорву, но туда ему, предателю и дорога. И вернуться обратно – не под силу.

Но Старухе было не до Баташа, под вой, лязг, стоны она плясала в долине, собирая свою законную подать. Так что Баташа только снесло течением к мосту.  Может так далеко бы и не оттащило, но грести он мог только одной рукой, другой держал высоко над собой лук. По охотничьей привычке – сам как хочешь, а тетиву намочить нельзя. Он зацепился за одну из опор моста и так выбрался.

Берег был крутой и илистый, поросший редкими кустиками осота, цепляясь за них и оскальзываясь на каждом шагу, Баташ выбрался к дороге. Но подниматься в полный рост не спешил: на дороге кричали на два голоса, всхрапывали лошади.

Старый знакомец Ржав по-хозяйски держал под уздцы  пару лошадей, запряженных в телегу. Черноволосая, коротко остриженная женщина, в мужских штанах и кургузом кафтанчике металась вокруг, голос у нее срывался:

– Я штаб-лекарь королевской службы! Вы не имеете права! – она захлебнулась, перевела дух: – Препятствовать!

– Гы! Слово-то какое, мудреное. Надо запомнить, – подал голос от второй телеги Горд. – Уймись, штаб-лекарь, возьми пример с подружек. Сестры вон точно знают, что не делается, то по воле Трех.

Горд кивнул на двух замотанных в черные платки женщин, сидящих на облучке второй телеги:

– Правда, святые сестры? – и хлопнул рукой по обрешетке телеги. Женщины, похожие на нахохливших ворон, только тесней прижались друг к дружке.

– Там раненые. Нас ждут. Как вы не понимаете?! – обреченно спросила лекарша.

– А я говорю, делиться надо, нам две лошадки, вам две – по-божески! – Горд  подошел, выбросил руку вперед и толкнул чернявую в грудь, так что она отлетела к борту телеги, стала хватать воздух ртом, как выкинутая на берег рыба.

– Ты зачем это, Горд? – спросил Баташ, выпрямляясь в полный рост. – Ты ж слышишь – госпиталь военный.

– А, выплыл-таки, сынок? – ласково спросил Лис. – Это хорошо. Значит, теперь всех лошадей заберем, каждому по одной и вьючная.

– Не смей! – Баташ сделал шаг вперед, Ржав не переставая улыбаться, отпустил повод, в руке у него блеснул нож.

– Ты кто такой, братуша, чтобы указывать? Сейчас решай, с нами, – Ржав перекинул нож в обратный хват и махнул почти перед лицом Баташа, – или без.

Но таким охотника не напугать, на секача, было дело, пришлось идти с ножом. Баташ отпрыгнул, сгорбатился, выхватил нож из-за голенища и пошел по кругу, поворачиваясь к противнику левым плечом.

– Значит, без! Вольному воля,  – подвел итог Горд, намереваясь зайти Баташу со спины. Но одна из «ворон» на облучке второй телеги залихватски крикнула:

– Йох! – хлестнула  поводьями и одновременно дернула вправо. Лошади рванулись, повинуясь поводу,  и одна из них сбила Горда плечом.

– Ах ты ж, сука! – Горд вскочил, собираясь поквитаться. Но тут посреди всей этой сумятицы возникли еще две фигуры. Один –  невысокий, коренастый, блеклый – поймал всхрапывающих лошадей, поддел Горда ногой под дых, снова отправляя на землю: 

– Полежи маленько! Остынь. Негоже так с божьими сестрами разговаривать.

Второй, вынырнувший у Ржава из-за спины, был высокий, с рыжими  косичками, стянутыми в жгут на затылке, в ухе – четыре золотистых колечка.

– Э, братец, не по закону, нехорошо поступаешь: лекарей да святош и в мирное время не обижают. А уж сейчас… – оружия у рыжего в руках не было, и улыбался он приветливо, но Ржав попятился, глядя на поблескивающие колечки.

Над лесом пронесся протяжный металлический звук, словно высоко в небе Ронха-Воитель со всего маху ударил в щит Пересмешника. Это, раздавив в кровавый кисель остатки ополчения  в центре, веллская конница столкнулась с бронированным ежом тяжелой королевской пехоты. Напоровшись на выставленные копья, завизжали лошади. Скрежетнуло и лязгнуло – фаланги сомкнули щиты и сделали единый шаг, тесня всадников.

– Шли бы вы, братушки, подобру-поздорову, пока ноги носят. Не до вас сейчас, –посоветовал рыжий. – Сами знаете, вольному воля, но тхору – смерть.