Ай да Васька, ай да сукин кот!

Василий с прищуром посмотрел на меня. В его взгляде читалось: «Что стоишь, чучело двуногое? Работай!». Я повиновался: взял стул и придвинул его к трибуне. Кот неопределённо мявкнул, не то покритиковав за нерасторопность, не то поблагодарив за помощь. Фиг поймёшь этих мохнатых. Надо бы русско-кошачий словарь себе прикупить или хотя бы разговорник. Василий вскарабкался на стул, постучал когтем по микрофону, откашлялся.

— Помните: строго пять предложений! — напутствовал модератор. — Остальное прячете под спойлер!

Сидящая в зале Агриппина сжала губы. Нервничает! Ещё бы! Я сам как на иголках. Только Василий Восьмой Солнцеликий в ус не дует. Небось, махнул рюмку-другую, пока травница не видит. Вот и спокоен, как то пресмыкающееся из поговорки.

Кот указал на короб. Я поставил его рядом с трибуной, снял крышку. Василий собирал короб сам, о содержимом я не догадывался, поэтому ненадолго завис под напором вырвавшихся изнутри ароматов. Кот подцепил когтем узелок, поставил перед собой, с удивительной проворностью для кошачьих лап развязал... По залу прокатился вздох изумления. Кто-то громко сглотнул. Модератор охнул. На тряпочке, благоухая дымком и пряными травами, лежал копчёный лещ. Голову ему заблаговременно отчекрыжили, рыбу выпотрошили и очистили от чешуи, поэтому ничто не мешало сразу наброситься на яство и впиться зубами в податливое, сочащееся жирком мясо. Разве что сначала шкуру содрать, но это можно одним движением сделать, а потом — трескать леща с урчанием и стонами...

Зрители ещё не знали, что кулинарная пытка только начата. На трибуне возникли пахнущие корицей печёные яблочки, мисочка утиного паштета с брусничной поливкой, ломти свежего хлеба, пропитанного чесночным маслом, квашенная репа, приправленная тёртым хреном, и горшочек гречневой каши на медвежьем сале. Довершили натюрморт штоф горькой можжевелово-мелиссовой настойки и две чарки.

Агриппина нахмурилась, кот же усмехнулся и подмигнул мне. Я вытащил пробку, плеснул нам по первой. Мы выпили. В зале стояла гробовая тишина. Кот куснул леща. Я взял ломоть хлеба, сунул в мисочку с паштетом, повозил, а потом откусил хороший такой кусок и принялся жевать. Несмотря на сладость брусника чуть горчила, и эта горчинка идеально сочетался с нотками чеснока. Свежий хлеб дурманил лёгким ореховым запахом. Я зажмурился от удовольствия.

Из блаженной неги меня выдернул настойчивый стук по пустой чарке. Я плеснул ещё. Модератор силился что-то сказать, но слова то ли где-то застревали, то ли вообще проваливались в желудок. В подтверждение последней версии из живота модератора донеслось урчание. Мы продолжали есть и пить, не обращая ни на кого внимания.

Спустя полштофа Василий обвёл присутствующих слегка окосевшим взглядом, понюхал микрофон, потёрся об него щекой, отчего из колонок донёсся звучный шорох, усиленный аппаратурой.

— Жили мы с Агриппинушкой, не тужили, — начал кот, — да завёлся у нас в избе Юрашка-дурашка, што та блоха, которую ни поймать, ни выгрызть, ни как аще уморить не получается, хоть тресни!

— Раз, — донёсся слабый голос модератора. Жив, уже хорошо.

— Потетеня тот Юра знатный, ништо поручить нельзя: ни дров нарубить, ни воды наносить, ни по дому прибраться — аль покалечится, аль имущество попортит, што убытку не счесть будет...

— Два.

— Токмо ежели его с двора погнать, пропадёт недотёпа в нашем мире, вот и пришлось приблудного оставить, заодно других от напасти энтой по имени Юра сберегли...

— Три!

— Сопли подотри! — не выдержал Василий.

— Четыре! — модератор ухмыльнулся.

— Ладно, змей, тогда пятое таким будет: люди добрые, мы тут на Трибуне АТ выступаем, накиньте лайков и комментариев, кому несложно, а мы вам настоечки накапаем да закусить пожалуем...

— Пять, — разочарованно протянул модератор, которому не удалось подловить кота.

Услышав про настойку и закусь, зал оживился.

— А где голосовать-то? — спросил кто-то.

— Вот по этой ссылке, любезнейший, — ответил я. — И комментик черкните, чтоб два раза не вставать.

Зрители обступили трибуну и стали по очереди выпивать. Василий следил, чтобы они сначала голосовали, а потом уже тянулись к чарке. Я подошёл к Агриппине, присел рядом, приобнял.

— Пропойцы, — беззлобно проговорила травница, просто констатируя. — Токмо признаю: сработала Васькина затея.

Я промолчал. По моему телу медленно разливалось тепло. Возможно, оттого, что рядом была любимая женщина. Или из-за выпитой настойки. Точно я не знал, и выяснять это совсем не хотелось...