Наш колхоз, восьмое марта уважает женский труд, бабы сеют, бабы пашут, мужики учёт ведут

Ну короче вроде надо здесь кого-то поздравлять, уместилась в заголовок, тут не буду повторять.

А точнее, ну понятно, я, как истинный циник, ничего праздновать не буду. Просто увидела тут пост, не буду говорить чей, и стало мне грустно. Почему-то праздник воспринимается как какой-то абьюз, только со стороны женщин в сторону мужчин, и мужчины выглядят там как какие-то шлюшки. Если уж себе желать каких, то посимпатичнее и внутренне и внешне. Вы правда, дамы, хотите чтобы по жизни вас сопровождали такие?

Тогда держите отрывок о дамских фантазиях.

Долли полночи думала о том, что сама она не хуже других девиц и тоже как-то сможет содержать своего личного вампира. Вторую половину ночи мучили уже другие мысли – а так ли хороши эти вампиры, как про них рассказывают? Вроде как и вечную жизнь они подарить не могут, и кровью их нужно поить, а где её брать – не ясно. Может, нужно сразу желать профессора Ньюта? И плевать, что самой не нравится. Но ведь думала же о том, чтобы запрячь его себе в подкаблучники, в рабы, сделать ковриком у двери и вытирать о него ноги. Разве не круто? Если рассматривать тиранов и деспотов так – то очень даже привлекательно выходит. Разве не круто – такого взять и подчинить? И да, деньги с него трясти. Постоянно. Если подмять этого абьюзера под себя, сделать так, чтобы от него не было никакого вреда, а была бы одна только сплошная польза, то почему бы не завести нечто подобное у себя под боком?

В общем, под боком хочется чего-нибудь красивого и милого. И машину для добывания денег тоже хочется красивую, милую, приятную, а не Ньюта. Но если исходить из того, что Ньют – это враг, то разве не приятно этого врага держать в неволе в качестве боевого трофея, напоминающего об одержанной над ним победе и постоянно мучить? А ещё доить, без конца доить…

Ответа Долли не знала. Ньюта мучить, может, было бы и не жалко. Но всё равно хотелось, чтобы обеспечителем всех благ был не он, а прекрасный принц из собственных фантазий, который, по сути, выполнял бы ту же работу, что и презренный раб, и дойная корова, но только… Добровольно и от большой и чистой любви. Потому что ему можно было бы доверять, на его нагибание не надо было бы тратить столько сил, с ним можно было бы быть слабой… В общем, откуда это желание – быть слабой? Быть надо сильной, исключительно сильной…

Думая об этом, Долли начинала изводиться. Она бы не отказалась быть сильной и всемогущей, но так, чтобы это было ещё и не трудно. Вот только что-то подсказывало, что ей этого почему-то не дано. А полагаться на одну только хитрость тоже было стрёмно. Вдруг хитрость не сработает, вдруг что-то не получится, и что тогда? Нет, тогда хорошо, когда тебя уважают не потому, что боятся, а потому, что любят… Вот только, разве кто-нибудь может любить? За внутренний мир, или даже за внешний? Это же известно, что любят всегда не тебя, а твои деньги… Но если у тебя их вообще нет…

Безвыходный круг!

На утро Долли поняла, что запуталась в своих мыслях окончательно. Зато, именно в этом состоянии она наконец-то уснула. И сны были не из приятных. Во сне тоже всё путалось. Тромос, Ньют, Ян, Фоня, они все являлись в каких-то странных обличиях, переплетались между собой, образуя какие-то немыслимые картины, Долли уже перестала понимать, чего же снится.