Человек без судьбы
Автор: Итта Элиман- Маланец! Это же Маланец! Маланец!
Пригнувшись в дверном проеме и вступив ходулями внутрь, он снова оказался в амбаре… Однако теперь в полной чистоте ума.
Праздник Урожая с нетерпением ожидал его, символа всего худшего в человеческой природе, предназначенного глумлению, закидыванию объетками, избиению, поливанию мочой и блевотиной - презренного шута - Маланца.
Сверху он видел десятки пьяных лиц, движение потных тел, взметнувшихся из-за столов при его появлении…
Амбар гудел, звенел посудой, скандировал хриплыми мужскими голосами, визжал расхлябанными бабьими…
- Маланец! Это же Маланец!
В вареве этого супа из человеческих тел, в зеленом тумане, что сопровождал его с того самого форта, от которого остались лишь политые дерьмом руины, в этом тумане… огни масляных ламп тоже виделись зелеными и зелеными виделись фигуры ведущих его комедиантов.
Толстый пьяный король в одном чулке, его отштеханая королева-Пчелка, Кошечка и Собачка… Сонный Погги…
Они закончили репризу и расступились, давая дорогу великому поэту Пастушке, Петухобогу Эрику Травинскому…
Он сделал шаг к центру зала, и шторы тумана раздвинулись, как театральные портьеры…
Перед ним была залитая светом керосиновых ламп - сцена, она же - помост, она же - чан с пивным суслом.
В фокусе света повисла, привязанная к ростовому колесу в позе солнца, одетая в наряд невесты, староста художественного факультета Дамина Фок… Их Дамина…
Над ней парил, расправив перепончатые крылья, чешуйчатый отец… владыка его ума… поводырь…
Все звуки стихли, и голос отца вонзился в голову острыми иглами, прошивая смыслы прямо на ткани его сознания…
Голос был спокойный и низкий, как у Эмиля, - отцовский голос.
И он говорил:
“Взгляни на них. Ничтожные людишки. Каждый из них не стоит и вздоха вселенной. Смерть их или жизнь - пылинка. Но вместе, вместе они составляют суть мироздания - человечество. Че-ло-ве-че-ство. Ему надлежало выжить. Ты задумывался - зачем? Зачем мать-история всякий раз возвращает популяции этих жалких созданий на лоно вселенной? Потому ли, что они - суть сосуды для нечто большего, коему иначе не выжить в плотном мире! Не все, но лучшие, а лучшие - это всегда селекция. Отбор.
Ты хорош, очень хорош, мой мальчик. Но полон пустых эмоций. Отринь их. Убей в себе то, что делает тебя слабым… Мнимый долг, глупый стыд, пустые сомнения, привязанности ко всяким прочим людишкам… Эту самую любовь… что по сути лишь животный инстинкт и не более.
Вытрави все лишнее из души… выжги… Вытерпи это один раз, и тебе больше не будет больно. Никогда. У них не останется оружия против тебя. Ты станешь неуязвим.
Истинная свобода. Нет ничего прекраснее, чем победить в себе слабого звереныша и стать хозяином своей судьбы. Сосудом для высшего духа.
Тебе понравится. Воля твоя обратится мгновенным действием, мгновенное действие - легкой победой. Шагом к абсолютной власти сильной личности над ничтожествами!
Все женщины будут твоими, пред тобой распахнутся все двери, ты будешь писать стихи, которые останутся в памяти сотен поколений. Или что ты там еще хочешь. Любое! Ты получишь полную связь с космосом, станешь великим!
Хочешь стать великим?
Я знаю - хочешь! Я покажу тебе, каково это! Впусти меня! И я покажу…”
Голос умолк, чешуйчатый превратился в красную вспышку, понесся прямо на него, вошел глухим ударом ему в грудь, слился с ним, стал им…
Эрик почувствовал, как неизмеримо могучая сила устремилась по венам, словно поток весеннего сока по ветвям миллионолетних деревьев, чьи корневища вонзаются в землю до самого Подтемья…
Эта сила ударила в горло, плеснула в голову и в низ живота, разбудив в нем такую жажду жить, какую он, и без того жадный до жизни, еще никогда не испытывал…
Поднялось, заклокотало в членах жгучее желание бежать что есть мочи, неистово кричать, разбивать кулаками препятствия, яростно убивать врагов, страстно оплодотворять женщин… Жить… Жить! Он ощутил, что может все, что угодно, даже полететь, убить взглядом, заставить расти и распускаться цветы, заставить мужчин упасть на колени, а женщин задрать юбки. Он может заставить пивное сусло стать водой или кровью. Может все…
Реальность вокруг него стала четкой и ясной…
И он больше не был собой, он был… другим собой…
Прекрасная невеста перед ним больше не была знакомой, он не знал ее имени, он знал только одно - она предназначена ему в невесты, она его по праву, древнему праву первой ночи с лучшей из девственниц мира - богиней вечности… матерью всего сущего… И он причаститься ею, осветит ее и окропит…
Его руки уже сорвали бутафорскую личину, а потом и уродскую хламиду, его мужское достоинство стрелой арбалета обратилось в сторону ростового колеса с ритуальной жертвой…
Вокруг невесты вырос ореол белого света, чистота ее стала материальной, словно огромная снежная простынь полощется над чаном с пивом, в которое опущены ее босые, украшенные лентами и цветами ноги…
Рядом с ней замерли другие создания женского пола, целый хоровод, в одеждах, золотых и синих, длинные ленты их поясов взмываются от невесть откуда взявшегося ветра…
Всех их он тоже оплодотворит, каждой наложит на губы печать своей силы…
Он делает шаг на своих ходулях, уже готовый спрыгнуть с них, и спотыкается взглядом о пристальный взгляд кого-то в женском хороводе. Останавливается и берет это лицо в фокус, приближает к себе силою мысли, велит ему опустить с носа и губ ткань…
Он видит… Черные глаза без зрачков, типичный раскос для представителей расы того мира, который рухнул на его мир из ниоткуда и расколол все на до и после, который лишил его всего…
Глаза смотрят прямо ему в пылающее от осознания собственного могущества сердце… Взгляд приковывает, сознание трескается…
Из груди вырывается сноп красного света, Эрика откидывает назад… от чана, от Дамины, и Итты, чей взгляд вырвал его из власти чешуйчатого… пусть на миг… но достаточно.
Ходулина поскальзывается на разлитом пиве, мир резко кренится на бок, затем его плечо и скула впечатываются в пол.
Он не чувствует боли, но видит…
Яркие вспышки красного, зеленого и белого света, мигающее зарево, в котором быстро мелькают обрывочные картинки… Чешуйчатый отец расправляет перепончатые крылья, взмывает под потолок амбара, из зеленого становится красным...
Лицо Колича склоняется и исчезает.
Птичьей стаей взмывают над толпой тарелки, кубки, объедки и лампы.
От этих ламп летит такое множество искр, что их фейерверк заполняет весь амбар.
Возгораются столы, пламя быстро поднимается по стенам…
В огненном этом шатре огромная лысая бабища с двумя острыми ножами-саблями вырастает позади Дамины, ножи вскидываются, делают сальто, в них отражается рыжее пламя, а в пламени - черные, без зрачков, иттиитские глаза Итты.
Глаза приближаются и приближаются, в них видно бурление океанских волн, россыпи звезд… черный космос, в котором ослепительно белая фигура Дамины раскидывает освободившиеся от веревок руки, по ее ногам течет кровь. Фигура замирает на миг и раненой птицей, камнем падает вниз…
Пивное сусло становится кровавым полотном, над поверхностью которого всплывает белое лицо Дамины - ее мертвые глаза смотрят мимо всего - вверх, к Небесью…
Эрик видит это лицо так близко, что может разглядеть каждую ресницу, каждую пору, каждую чёрточку на серой оболочке навсегда ослепших глаз… Видит бледные нецелованные губы, их припухлости и трещинки, видит изящную раковину уха, наполовину заполненную кровавым суслом…
Раздается взрыв…
Грохот разрывающей уши силы…
Кровь из чана забрызгивает прогоревшие стены амбара, те рушатся, пылающая крыша стремительно приближается, касается пола и… разлетается в щепки, погребает под собой всех…
Всех…
Сгорают заживо все, кто был в амбаре на момент явления Маланца. Сгорает он сам, сгорает его Итта…
“Зря ты меня не послушал… зря остановился… теперь они все мертвы… и ты тоже, ты тоже мертв…”
Чешуйчатый, теперь красный, с короной, напоминающий петушиный гребень, склоняет над ним свое бесстратсное лицо и тает в огне.
Но прежде, чем все кончается, на Эрика падает книга - мореная инкунабула в человеческой коже.
Книга машет пустыми страницами, как крыльями. Эрик хватает ее, земля расступается, и он летит вниз, летит, прижимая книгу к груди…
Летит долго…
*прода, чтоб меня! эпизодик
Новая глава выложена...