Упущенные возможности

Упущенные возможности 

Сейчас пошла мода на экзотические имена. В нашем детском садике кого только нет, и Диана, и Рудольф, и Паулина, и Византия, а одну девочку зовут Меридит, и она единственная, кому ее экзотическое имя идет. 

В свои шесть лет она высокая, тоненькая словно тростиночка, с лицом ангела, и кожей цвета шоколада, с длинными прямыми волосами ниже попы, черными как вороное крыло, всегда заплетенными в тугую косу. 

Меридит без акцента говорит по-русски, она родилась тут, в Москве, хоть папа у нее родом из Нигерии, студентом тут был по обмену в Патриса Лумумбы, там с ним и познакомилась его жена, моя лучшая подруга Ниночка. 

И каждый раз, когда я прихожу в детский садик на работу, я воспитательница, и вижу Меридит, я думаю обо всех упущенных мною возможностях. 

Ведь так получилось, что именно я первой обратила внимание на высокого, красивого чернокожего студента, всегда с иголочки одетого, и видно было, что богатого. Я в него чуть ли не с первого взгляда влюбилась, буквально бредила им. Звали его Пьер, и родной его язык был французский, а у меня первый язык был английский, а второй итальянский. Подруга же моя, мы с ней с детского садика дружим, Ниночка, пошла учить французский еще в школе, и меня звала, а я отказалась... Это была моя первая упущенная возможность. 

А вторая случилась уже лично с Пьером. Мы тогда все на третьем курсе учились уже, праздник был по случаю Нового Года, и я очень хотела пойти, а Нина не хотела. Я уговорила ее. И, именно в тот вечер Пьер обратил внимание на Нину, а она на него. Они потанцевали, пофлиртовали и стали встречаться. На четвертом курсе поженились, на пятом родили Меридит, которую дома папа называет Машей, а мама Дитой. 

Мне Нина предложила стать крестной Диты. Я отказалась. И это была моя третья упущенная возможность. Я бы могла хоть видеть Пьера, если бы стала крестной матерью дочери лучшей подруги и мужчины, которого я и сейчас люблю. 

Я начинаю себя жалеть всякий раз, когда мысленно проговариваю про себя все эти свои упущенные возможности. Сижу на скамеечке, присматриваю за мелкими, и себя жалею. 

И тут от этого занятия меня отвлекает Дита, пробежавшая мимо меня – за ней гнался ее ровесник из параллельной группы, мальчик, которого звали Димкой и которого боялись все, кому не было больше двадцати годков. 

Дима был прирожденный хулиган. Агрессивный, изобретательный в своих подставах, хитрый, изворотливый, подлый. 

Кто более или менее знал его папашу, говорили о Димке, "Яблочко от яблоньки недалеко падает". 

И я знаю, что они говорили правду. Видела я его "papa" лишь один раз, но выводы я сделала те же самые, сын в отца! 

Увидев, что маленький гаденыш загнал Диту в угол и пытается больно дернуть ее за косу (фетиш у него что ли, я заметила, что он гоняется только за девочками с косами), я подбежала к ним, схватила его за руку и оттащила от девочки. 

—Ты паршивец, а ну оставь ее быстро в покое, и назад в класс, бегом! 

— А чего Вы раскомандовались, Вы воспитательница в другой группе. Я на Вас папе пожалуюсь. 

— Так-то по-твоему ведут себя мужчины? Ябедничают на тех, кто слабее? 

— Я еще не мужчина, я ребенок; папа говорит, что ребенка трогать нельзя!

— Знаешь, а я с твоим папой согласна полностью. Смотри, вот ребенок, девочка. Ты ее мучаешь, больно ей делаешь. Разве это хорошо? 

Димка вырывается, зло смотрит в сторону Диты и вдруг шипит себе под нос: 

— Она не девочка, она шлюха! Все бабы с косами – шлюхи! 

Он убегает прежде, чем я успеваю среагировать. Но мое решение сегодня всерьез побеседовать с его отцом принято окончательно. 

Я остаюсь на продленку, хотя я работаю обычно только до двух, потому что хулигана забирают в пять. 

— Мне нужно с Вами поговорить, — обращаюсь я к высокому мужчине, который точно Димкин отец, так они феноменально похожи. — Как Ваше имя-отчество? 

Я не очень умею общаться с мужчинами, тем более с родителями наших детей, я же никогда не принимаю участие в родительских собраниях, но сейчас мне нужно собрать всю свою волю в кулак и не отступить от цели. 

— Вячеслав Юрьевич. А Вы кто такая будете? 

— Я здесь воспитательница, в параллельной группе. Меня зовут Людмила. Дело в том, что Ваш сын...

— Ааа, я понял. Вы собираетесь сказать мне очередную гадость про моего сына. А знаете что, я Вам не позволю! Диме всего шесть лет...

— И он затравил уже практически всех детей в садике! Я уже не говорю о том, что он все время пытается дернуть какую-нибудь девочку за косу. А сегодня он вообще сказал, что все девочки с косами – шлюхи! Как Вы его воспитываете? Это он за Вами повторяет? Где его мать? 

— Мне кажется, Людмила, или Вы лезете сейчас не в свое дело? 

— Это было бы не мое дело, но... он постоянно норовит сделать больно – моей крестнице. 

— Тааак, значит, это все-таки личное. 

Вячеслав Юрьевич разглядывает меня холодным оценивающим взглядом. 

— Давайте поступим с Вами так. Завтра я найду время, встретимся с Вами в тихий час, посидим в кафе, попьем кофе и поговорим. Хотя скажу сразу, мне крайне несимпатичны дамы, которые суют свой длинный нос в чужие дела. 

— Хам!

— Но раз это личное... Вы придете завтра в кафе на углу к двум часам? 

— Приду! 

— Тогда и поговорим. 

Я по жизни хамов ненавижу, стараюсь держаться подальше, но эту встречу я не пропущу. Я должна защитить Диту. 

Войдя в кафе ровно в два, я вижу его за крайним столиком у окна, он мне машет, и внезапно я испытываю странное чувство – будто мое сердце ухает в пятки. 

Карие глаза заглядывают в душу, вкрадчивый голос сообщает, что он взял на себя смелость заказать мне двойной капучино. Мне не хватает смелости спросить его, как он узнал, что я люблю именно даббл капучино. 

— Садитесь. Вы пришли вовремя. Пунктуальны, спасибо, я это ценю. 

Пейте кофе, сейчас принесут десертное меню, а после мы поговорим. 

В итоге мы заказали, он чизкейк а я фруктовый салат. 

— Итак, Вы сказали, что мой сын обижает Вашу крестницу, даже назвал ее шлюхой... из-за косы. Вы еще спросили меня, куда смотрит - его мать. 

Он делает небольшую паузу и продолжает: 

— Мать его умерла три года назад. Она была родом с Украины, гарна девчина, высокая, стройная красавица, с ясными голубыми глазами и длинной русой косой. 

Мы были давно знакомы, но так, вскользь, а потом внезапно нас стало тянуть друг к другу, и через пару месяцев она стала моей женой, родила через год мне сына, а еще через пару начала изменять мне направо и налево. Мало ей было одного мужика. Но любить она все-таки продолжала меня. Я прощал измены – верил, что она перебесится, да и ради сына. 

Не перебесилась, а влюбилась. В женатика, в моего бизнес-партнера. Он клялся ей, что бросит жену, соблазнил ее, поспал с ней пару недель, и послал подальше. Сказал, что шлюха ему не нужна и дернул за косу. Он всегда так делал, когда бросал очередную любовницу, а ему нравились косы. Было это у нас дома; Димка все видел и слышал. 

Когда он ушел, моя жена с горя наглоталась каких-то таблеток, от чего потеряла сознание, живот ей вспучило, она вся посинела...

Я когда пришел домой, то увидел ее на ковре в гостиной, она уже была холодная, а на ней лежал Димка... у него была истерика, он звал маму и постоянно теребил ее косу... 

Я чувствую, что мой кофе вот-вот из сладкого станет соленым, пытаюсь вспомнить, красила ли я сегодня ресницы, не могу, и спрашиваю сдавленным голосом:

— Вы водили ребенка к врачу? 

Карие глаза начинают метать в меня молнии. 

— Мой сын не псих, ему не нужен врач!

— Ваш сын не псих, он просто пережил тяжелейшую психотравму, и у него посттравматический синдром. Ему нужна помощь и серьезная. 

— Я сказал, мой сын не сумасшедший! 

— Это не болезнь, это расстройство. И ему нужна серьезная психологическая реабилитация. 

— Он это все перерастет. Я же справился без всяких психологов... 

— Вы... 

— Мой отец изнасиловал и задушил мою мать, когда мне было чуть больше, чем Димке сейчас. Он и до и после постоянно избивал меня... Он ее ненавидел, мою мать, и меня по ассоциации с ней. Она все его издевательства терпела, а его это только бесило. Ее кротость и покорность будили в нем монстра, как и мои бесплотные попытки заступиться за нее. 

Он потом, после ее смерти, признанной несчастным случаем – упала, ударилась головой, скончалась, еще десять лет мстил мне за то, что я был ее сыном. 

День, когда он сдох, стал лучшим днем в моей жизни. У него случился инсульт. Я мог вызвать ему Скорую, но не стал. Сидел и смотрел, как он умирает. И ничего, и в бизнесе всего сам добился, и сына родил, и у него все хорошо будет, он забудет. 

— Вы не забыли... 

— Меня еще десять лет лупили. Но я это пережил. 

Я смотрю в карие глаза и отрицательно качаю головой. 

— Нет, не пережили. Думаете, что пережили, но это не так. Вы даже жену выбрали внешне похожую на Вашу мать. Внешне похожую, внутренне противоположность. Простите, что я вообще завела этот разговор... я только хотела, чтобы мальчик оставил в покое девочку... Я даже предположить не могла...

— Так и бывает, лезем в чужую жизнь, не предполагая, с чем там можно столкнуться... А у Вас имеются скелеты в шкафу? 

— По сути лишь один... Я всегда считала свою жизнь чередой упущенных возможностей, и привыкла себя жалеть. 

— Что за возможности? 

— Встретив в институте одного паренька, я не могла с ним объясниться потому, что в школе учила другой язык; стала учить его язык, но тогда он уже влюбился в мою единственную подругу. Я была у них на свадьбе подружкой невесты, и ненавидела себя за то, что ненавидела – ее. Потом у них родилась дочь... Я отказалась быть ее крестной, хоть сейчас считаю себя таковой... Новая упущенная возможность. 

Потом они стали дипломатами, оба, а я – скромной воспитательницей в детском садике. В знак уважения ко мне Нина и Пьер отдали малышку Меридит в мой садик. Она живое мне напоминание обо всех упущенных мною возможностях. 

Давно я ни с кем так не откровенничала...

— Я вот тоже первый раз за эти годы рассказал кому-то правду, а не стал придумывать очередную "сказку про белого бычка". Из меня наверное вышел бы неплохой фантаст... 

Слушайте, Вам же не нужно назад. Пойдем погуляем... в парк. Прокатимся на Чертовом Колесе, покатаемся на пони... 

И черт меня дернул сказать, "пойдем". 

С того дня прошло два года. Я на восьмом месяце беременности, Дима вчера внезапно назвал меня "мама", а я вот уже два года как не ношу кос, делаю себе каре, и ни о чем не жалею. Ни о чем, буквально. Встретив Славушку я внезапно поняла, что в моей жизни не было упущенных возможностей. Не было ни одной.

 Просто Бог взял меня за руку и вел, как говорится, "через тернии к звездам". Я поняла это, когда Слава впервые меня поцеловал. Это было на том самом Колесе Обозрения в тот самый, первый наш день. Я встала полюбоваться городом, а он вдруг стал любоваться – мной, взял за руку, потянул, и поцеловал. Город меня больше уже не интересовал. 

Да, наверное, я была однажды влюблена в другого, но любовь свою я встретила однажды раз и навсегда. 

Мои отношения с Ниной сейчас лучше, чем когда либо до этого. Она станет крестной нашего сына, когда через три недели он у нас родится. 

И я знаю точно, каждый раз, когда теснее жмусь к своему мужу, что ни о чем я больше в жизни жалеть не стану. 

Я только благодаря Славушке поняла всю глубину и истинность этого высказывания, "все, что ни делается, все к лучшему". 

Подобравшись ко мне сзади, Димочка гладит меня по волосам: 

— Тебе так идет эта прическа, мам! 

Я закрываю глаза от удовольствия. 

Упущенные возможности? Это не про меня.