Вкусно поесть, хорошо выпить...

Лео, войдя внутрь, остановился, как завороженный. Фламандцы гуляли от души. Пиво лилось рекой,  шутки сыпались одна за другой, на вертеле готовился барашек, а на крепких дубовых столах красовались миски, полные бобов с мясной подливой, блюда  с  разделанной  соленой сельдью с луком в окружении кругов колбас, ломтей окорока, кусков сыра и пирогов с соблазнительно румяной корочкой и ломтей хлеба.

Три десятка гуляк дружно возглашали здравицы  своим командирам, не забывая отдать должное веселым девицам, изображавшим скромниц. Все это так напоминало старые добрые времена в славном городе Кёльне, что Лео захотелось протереть глаза и прочистить уши. Правда они в своей студенческой компании пили не за командиров, а за друзей и учителей, но в остальном все было как тогда.  И никакой боязливой почтительности, угодливых  поклонов, нарочито вежливой внимательности.  Хорошо!

Хозяин смахнул полотенцем надоедливую муху и жестом указал новому гостю на один из дубовых табуретов, одновременно вручая тому деревянную ложку и кружку пива. Лео усмехнулся,  кажется, сомнений в платежеспособности гостя у хозяина не возникло.

Ветчина или  бобы, пирог  или колбаса?  Выбор был сложен, но, кажется, судьба решила за него — пирог оказался ближе. Лео уже собрался было отдать должное выпечке, как кто-то внезапно рванул его за воротник с твердым намерением затеять драку.

—  Вот ты где, негодяй? — возвопил молодой офицер. Размышлять, узнали ли в нем испанского гранда или он стал жертвой ошибки, было некогда, так что тяжелая кружка решительно впечаталась в голову противника. Против молодого герцога фламандскому офицеру было не совладать, а еще Лео подумал, что нападение сзади заслуживает, конечно, небольшого урока, но настроение себе портить не хотелось, а вернуться к пирогу было весьма желательным. Поэтому незадачливый агрессор должен был отделаться всего-то полетом за дверь. Оглушенный противник почти не сопротивлялся, трактирщик демонстративно отвернулся, а веселые гуляки, не услышавшие речей своего приятеля, кажется, довольно спокойно отнеслись к неожиданному желанию собутыльника проветрить голову.

— Жердь! — вдруг почти выдохнул Людвиг Виссен, по прозванию Лис, осознав вдруг, кого собирается выкинуть за дверь.

Молодой человек решительно развернулся и ткнул оглушенного приятеля на табурет, вспомнил, что для приведения человека в чувство стоит похлопать его по щекам… Еще, вроде бы, жженые перья помогают.  Решительно оторвав перо от своего берета, переодетый гранд сунул украшение в угли, а потом и под нос университетского друга. Вероятно, какие-то из действий молодого «капитана» оказались верными, потому что Жердь начал приходит в себя под одобрительные возгласы собутыльников.  Пришедший на огонек военный определенно  был своим, а чего почудилось их командиру в бравом  собрате, он и сам скажет, когда полностью очухается.

И, конечно, Лис Виссен сумел развеять сомнения приятеля. Потом Лис предложил выпить и на этот раз сам не отказался от выпивки.  Тяжелый переход, напряженные переговоры, омерзительные листки — будто лед весной на Шельде треснул и смел все барьеры и преграды, тщательно обустраиваемые молодым герцогом последние несколько лет. Он снова был беззаботным студентом, и, кажется, даже не думал, что гуляет и пьет с «фламандскими собаками».  Они орали песни — студенческие  на латыни и простонародные  на родном немецком и родном фламандском, вспоминали старых приятелей и университетские проказы. 

Сигнал к тушению огней застал веселье в самом разгаре, и трактирщик попытался было остановить  разошедшихся гостей, тем  более один из них громогласно вещал о  том, что непременно убьет этого «испанца Кюнеберга», будь он даже десять раз посланцем короля — рука у него твердая и по такой мишени он точно не промахнется. Конечно, приятели на него зашикали, а друг, внезапно протрезвев, прошипел что-то вроде «заткнись», но сообразив, что это почти невозможно, предложил грянуть «Черный отряд».

Веселье приняло совсем уже опасный оборот, потому что речь Жерди против Кюнеберга слышно было только в трактире, а нестройный хор пьяных голосов, восхвалявших доблесть наемников, мог перебудить полквартала — и точно, довеселились!

Дверь распахнулась, будто от крепкого пинка, и перед гуляками предстал сам протектор Низинных земель, и выражение его лица ничего хорошего ни хозяину, ни нарушителям спокойствия не сулило. Трактирщик как-то некстати вспомнил, что и десяти лет не прошло, как тогда еще рувард заставил почтенных магистратов Брюсселя из-за какой-то безделицы битый час стоять перед ним на коленях с веревками на шее, вымаливая прощенье. Не отягощенные знаниями почтенного хозяина, гуляки категорически не хотели трезветь, хотя от одного взгляда Александра де Бретея  пивные пары должны были полностью покинуть пустые головы.

— Так студенты гуляют, — только и смог пролепетать трактирщик, размышляя, как бы сделать так, чтобы его трактир не закрыли, и, если получится, никого при этом не повесили.

— Студенты, значит, — нехорошо усмехнулся протектор. — А ну — спать всем! —  неожиданно рявкнул Бретей, легко перекрикнув пьяные голоса, и во внезапно повисшей тишине так же громогласно распорядился оружие у гуляк собрать, огни потушить, а «студентов» уложить и до утра не выпускать. Хозяин благоразумно спорить не стал и доказывать, что у него не постоялый двор, также не решился.

— Утром пусть катятся восвояси — как проспятся, — с явным отвращением в голосе закончил свою речь протектор. — Еще не хватало дебошей на улице! 

С этими словами глава нидерландской делегации кинул трактирщику кошелек и с такой силой рванул за собой дверь, что труха с потолка посыпалась.