Папаша у ректора

Вечером того дня ректор Фельц сидел за столом в своем кабинете и чувствовал лёгкое разочарование. 

Нет, в кабинете опять было чисто и уютно, к тому же приятно пахло свежей краской, мореной доской и прохладной осенней свежестью, волнами задувающей в приоткрытое окно… 

Ректору хотелось прогуляться, хотелось растопить камин и попросить экономку заварить ему чай с лимоном. Ректору хотелось читать классиков, а не беседовать с чванливыми обывателями. 

В кресле напротив, постукивая пальцами по журнальному столику, развалился крупный, одутловатый мужчина с благородными залысинами и чуть выпяченной нижней губой. На его носу сидели на удивление маленькие для такого крупного лица очки. 

Рядом с ним на стуле устроилась, плотно сжав колени и теребя шелковый шарфик, полная миловидная дама. Дама смотрела на ректора исполненным надежды взглядом и молчала, как рыба, а вот мужчина в глаза смотрел редко, он разглядывал статуэтку короля Грегори и говорил низким, монотонным голосом, от которого, Фельц неотвратимо ощущал, что вот-вот разболится голова.

Не так уж и часто Фельц чувствовал себя мальчиком, которого отчитывают старшие. Зато все чаще приходило понимание, что с некоторыми людьми спорить бессмысленно. 

Все участники уздокского происшествия к вечеру испарились из туонского городка и решительно некому было держать ответ перед администрацией. 

И хуже всего то, что вместе со студентами испарился и Василь Комарович. 

Ректор Фельц разумеется слышал о тайных собраниях по защите родины. Комарович доложил, пусть в общих чертах, но ничего удивительного.

Не одно поколение студентов не обходилось без попыток совершить какую-нибудь революцию. Как правило за этим были замечены самые умные, серьезные и обделенные женским вниманием студенты. Впрочем этот идеологический гормональный бунт в большинстве заканчивался довольно быстро. Вместе с переходным возрастом и удовлетворением важнейших мужских потребностей. 

Так что ректор был не удивлен наличием в университете очередного общества “мертвых поэтов”. Он был счастлив тем, что в Уздоке не случилось никаких жертв среди его подопечных и утомлен необходимостью объясняться с этим непонятливым господином. 

- Многоуважаемый господин Левич. Уверен, ребята в порядке. Все самое страшное уже произошло и миновало. Им сейчас надо все обсудить, выплеснуть эмоции. Да, прискорбно, что никто из них не был сегодня на занятиях, но всех их видели в столовой, общежитиях и вообще на территории. Они просто сидят в укромном месте и обсуждают. Им есть что обсудить. 

- Извольте понять… - нетерпеливо перебил посетитель, - мальчик исключительно способный. С глубоким интересом к своему делу, читающий, серьезный… И внезапно попадает в дурную компанию. Как он вообще оказался в этом вертепе?

- Я же вам объяснил. Он сам вызвался состоять в добровольной дружине. Без нее сейчас никак. Время то военное. 

- Тем более… вам доверили детей. Вы что, не видите, кого берете в дружину? Нашего рохлю? Это просто смешно. Он же в седле, и то плохо держится. Можно было подобрать в дружину кого-нибудь поспортивнее. Карьера нашего мальчика определена совершенно в другой области. Это же очевидно!

Ректор с тоской подумал, что некоторые книгоиздатели совсем не читают классиков. Ему вспомнились строки из любимой поэмы:

               В шестнадцать лет младой испанец наш

               Был строен, ловок, хорошо сложен;

               Догадлив и умен почти как паж,

               Почти мужчиной мог назваться он..

Фельц разумно промолчал, и только многозначительно откашлялся, а посетитель продолжал:

- Впрочем, мы приехали говорить с вами по поводу его интрижки с этой медсестрой… интрижки в его возрасте дело понятное. Однако… давайте будем честными. Наш мальчик не ловелас и не красавец, чтобы дамочки падали ему на грудь по какой-либо другой причине, кроме как корысть и желание устроить свою жизнь рядом с аристократом. Все шито белыми нитками. Медсестра из бедной семьи. Мы ведь взрослые, образованные люди, знаем нравственные ориентиры таких девиц. Я не позволю, чтобы какая-то выскочка-прилипала забеременела от него и потребовала свадьбы… вы понимаете?

- О, отлично понимаю. - ректор Фельц позволил себе улыбнуться. - Но что вы хотите от меня? Запретить им встречаться? У меня нет таких полномочий. Говорите с ним сами. Но, как показывает практика сотен поколений, такие разговоры никогда не помогают. Юность. Да с… юность живёт ради любви…

- Да какой там любви? Я вас не понимаю. Это учебное заведение. И единственное, чем им следует заниматься здесь и сейчас, это учиться! 

- Скажите, ваше издательство публикует любовные романы?

- Разумеется, - господин поднял удивленный взгляд, весьма гротескный в линзе очков. - Любовные романы хорошо продаются. 

- Вот видите…

- Что я должен видеть? Я их не читаю, - высокомерно произнес Левич старший, - и мой сын тем более…

- А зря… Случается, там объясняют самые простые вещи на весьма наглядных примерах. Впрочем, поговорите с сыном. А может имеет смысл познакомится с его девушкой. Вы ведь не знакомы?

- В этом нет необходимости… 

- Я так и думал. Давайте поступим так. Мы поселим вас в гостевом доме. Лично распоряжусь о комнате и ужине и буду держать вас в курсе…

Провожая посетителей, ректор шаловливо шептал себе под нос:

О, нравственные северные люди!

                  О, мудрый климат, где любой порок

                  Мороз и успокоит и остудит!

                  Снег, я слыхал, Антонию помог...

                  На севере любовников не судят,

                  Но с них берут порядочный налог

                  Судейские, признавшие недаром

                  Порок довольно выгодным товаром.

В тот момент когда Левич старший чуть более сильно, чем это требовали приличия, хлопнул дверью, Левич младший хлопнул в ладони, призывая всех ко вниманию. 

Гул разнёсся по высоким сводам старого подвала Графского Зуба. И все, кто пришел на встречу примолкли, хоть и не сразу…

(Черновик проды, направленный)