Он думал...

Вечером после уздокских событий Ами ушла от Дроша позднее обычного, клятвенно пообещав вернуться утром и поцеловать. 

Едва она закрыла за собой дверь, как Дрош переоделся в шёлковую пижаму, протер лицо мокрым полотенцем и повалился на кровать в надежде поскорее забыться. 

Не тут то было… 

Мягкая перина словно бы стала каменной, а потолок комнаты общежития давил на грудь словно крышка гроба.

Дрош ворочался и ворочался, потом встал, выпил стакан воды и сел на кровать, тяжело уронив вялые, аристократические кисти рук на колени.  

Нервное перевозбуждение сублимировалось в активный анализ реальности, и тот уже не отпускал будущего историка до рассвета. 

Он курил в комнате, открывал и закрывал окно, лежал с темной повязкой на глазах, зажигал керосиновую лампу, ходил из угла в угол и снова тушил свет и ложился. 

Он думал. 

Его потрясли не эти малозначимые с точки зрения глобальной истории события, а то, как разительно отличается восприятие явления, когда о нем узнаешь не со страниц желтоватых, приятно пахнущих библиотечной пылью, сидючи в уютном кресле под пледом с чашкой горячего шоколада на журнальном столике…, а когда ты сам, вот весь такой теплый, уязвимый и мало понимающий, становишься свидетелем и участником пусть даже частной, но все же ужасающей драмы… когда чудом остаёшься в живых…  

И даже если не брать к переосмыслению масштабные войны древнего мира, даже если подвергнуть исторической правдоподобности самое немыслимое оружие древности, от которого в одночасье погибали миллионы живых существ, если взять только мир Новый. Скитание по океану,  первую войну трёх королевств с расами другого, откуда ни возьмись взявшегося мира. Битвы с великанами предгорья, когда катапульты размером с гору бомбили первые людские поселения, оставляя от утлых лачуг лишь щепки. Порабощение древних рас, череда восстаний реппертов, бунт медвежичей, самосожжение дриад… устроивших лесные пожары, не оставивших в живых ни единого человека на всем побережье Южных Перепусков. Кровь и смерть, кровь и смерть… в борьбе за выживание одних, внутри ничтожно медленного индустриального развития, ради власти и блага единиц, в условиях тысяч и тысяч частных драм. Вот она - вся эта ваша история цивилизации… и вроде бы ничего нового…

Дрошу всегда было не занимать исторического цинизма, но только лишь потому, что спал он на мягкой перине, а в кошельке носил отцовские золотые кавены. 

Теперь Дрош Левич ворочался с боку на бок, в ужасе осознавая, как наивно он мыслил и как ограниченно понимал безжалостность исторического процесса. 

Он смог уснуть только под утро. Да и то не уснуть, а так, задремать. Ему приснился дурной и на удивление реалистичный сон. В этом сне он и его друзья сгорели в руинах треклятого Уздокского амбара. Сгорели заживо, все, кроме Дамины Фок. Ее убили за десять минут до пожара...

Он очнулся в семь тридцать от тихого, но требовательного стука в дверь. Шелковая пижама прилипла к вспотевшему телу, но пот был холодный и Дроша бил мелкий озноб...

(Черновик породы)