Разбитый стакан

Создано в Copilot

— Блюм! Бзды-ы-ы-ы-нь! — стакан со звоном упал на кафельный пол и, естественно, разбился на мелкие и не очень стеклянные кусочки.

— Вот ты криворукая растяпа! — послышался в голове голос моей давно умершей ба.

— Ты цела?! — крикнул из комнаты больной Джованни, валяющийся с температурой в постели.

— Не поранилась? — спросила свекровь, подъехав к дверному проёму на инвалидном кресле. Ей сложно передвигаться самостоятельно после двух переломов бедра.

— Я щас уберу! — засуетился младший брат мужа, зашедший проведать родителей. Он достал веник, а точнее типичную эквадорскую щётку с длинной ручкой и совок.

— Да ладно, я сама накосячила, я и уберу, — ответила я, забирая из рук деверя щётку и совок и пряча предательские слёзы отвращения к себе.

И пока я заметала осколки, в голове так и крутился въедливый голос моей ба: «Вот ты криворукая растяпа! Опять посуду угрохала, кто тебя замуж возьмёт! Ничего не умеешь делать, всё из рук валится, дождётесь, вот умру я!... Кто за вами подтирать и готовить будет?! Ты же нескладная, здоровье хреновенькое, привлекать никого не хочешь, очёчки носишь, шрамик этот на лбу прячь получше...»

13 лет автономной жизни с моей ба (с моих 12 лет*), наверное, убили бы многих. Но я каким-то волшебным образом пережила жёсткие манипуляции и газлайтинг. То ли благодаря упрямству, то ли богатому воображению, которое каждый вечер перед сном рисовало мне картины другой семьи. Где все друг друга любят и уважают. Где никто не попрекает куском хлеба, внешностью, увлечениями. Где никто не читает твои дневниковые записи в скромной потрепанной тетрадке. Где никто не стремится выдать тебя всеми силами замуж раньше 18 лет, а то и продать старому боссу-харассеру твоё молодое тело за работу секретаршей. Где никто не применяет политику двойных стандартов: к тебе — одни правила игры, к себе любимой — другие. Где никто не врёт в глаза и за глаза. Где тебя никто не контролирует. Где тебя принимают ровно такой, какая ты есть, и уж точно не будут переделывать-перемалывать по своему усмотрению.

И вот я в той самой семье, пусть и разговаривающей на совершенно другом языке — испанском. И я знаю, знаю, что никто не будет меня журить за один случайно разбитый стакан. Но в голове всё звучат отголоски мёртвого человека, которого я не простила и, пожалуй, вряд ли когда-нибудь сделаю это. Потому что человека, страдающего нарциссическим расстройством личности (подтверждённый диагноз, о котором мы узнали спустя годы** и который пылился в карточке психоневрологического диспансера вместе с клинической депрессией, так, видимо, и недолеченной), простить не-ре-аль-но.

Я убрала осколки стакана, но слёзы почему-то не убирались. «Я с зарплаты куплю новый стакан!» — сквозь всхлипы пробурчала я. Джованни очень удивился. «Амор, — сказал он, гладя меня по голове и кашляя в сторону (всё-таки простуду одним посудным бздынем не победить). — Это просто стакан, тебя никто за него ругать не будет. Мы сами побили немало посуды. Но если тебя это сделает счастливее, то не вопрос, покупай. Просто мы переживали, что ты могла пораниться, а стакан... Это просто вещь, одной больше, одной меньше».

Нет, я не жалуюсь. Я просто написала очередную заметку о том, что травма после нарцисса может жить годами даже с самой распрекрасной психотерапией. И даже в самой превосходной семье, где все друг друга любят и уважают. Это лишь очередная заметка о некоем факте, который есть. Но, возможно, эти слова помогут выжить кому-то ещё... Вы не одиноки.

_______

*Так получилось, что во время развала СССР, который длился не один год, меня оставили на попечении моей ба по материнской линии. Отец-военный мотался с мамой и моим младшим братом по гарнизонам советских республик, которые всё отделялись, отделялись и отделялись. А мне надо было доучиться 8-й и 9-й классы, а потом куда-то поступить или пойти в 10-й и 11-й. Но кто же знал, что временное пристанище станет практически перманентным на десятку с лишним лет?

**Только в последний год жизни ба, когда пришлось заниматься её деменцией и выписывать препараты.