Подъезд

Подъезды заброшенных домов, ждущих своей очереди к сносу. Что-то в них есть таинственное, мистическое.

Поднимаешься по пыльной, усыпанной мусором, оставленным покинувшими дом жильцами лестнице, прислушиваясь к гулким шагам, отражающимся эхом от обшарпанных стен. Смотришь на полуоткрытые, а то и сорванные с петель двери, на полутемных лестничных клетках, и дрожь пробирает, покрывая мурашками кожу.

Сквозь грязные окна подъезда пробиваются пыльные лучи солнечного света, освещая нацарапанные каракули, оставленные теми, кто уже никогда сюда не вернется, как надписи на могильных надгробьях.

Тишина… Она какая-то зловещая тут, тягучая. Застывшая памятью когда-то проживающих людей, их судеб, и желаний. Не будут больше смеяться дети. Не будут ругаться соседи. Не будут здесь больше шумно, всем подъездом, встречать Новый год, как не будет и дней рождений, и даже похорон больше не будет. Дом умер навсегда.

Три дня назад я вступил в наследство.

Моя тетушка, о которой я никогда не слышал от родственников, царствие небесное, оставила мне, и именно только мне, шкатулку, в которой лежала фотография красивой улыбающейся девочки лет семи, в розовом платьице, с белыми бантиками в тугих, белокурых косичках, серебряного, потертого кольца и письма.

Небогатое скажу я вам наследство.

Не нажила старушка за свою долгую жизнь богатств. Даже квартира, в которую я сейчас поднимался, не была приватизирована, и должна была отойти государству, и теперь пойдет под снос со всем домом, а мне не достанется ничего.

Из всего наследства меня заинтересовало только письмо, так как девочку я не знал, а кольцо ценности не представляло, но вот то, что было написано в послании заставило задуматься.

Этим позднем летним вечером, я поднялся на третий этаж, покинутого всеми пятиэтажного дома, приготовленного к сносу. Единственная запертая во всем подъезде дверь моей покойной тетушки встретила меня порванным дерматином, и скрипом заржавевших петель. Все жители давно съехали, забрав с собой вещи и жизнь этого дома, и только мою тетушку вынесли на кладбище, оставив в квартире все так как было, не тронутым.

Я потянул на себя обшарпанную дверную ручку и вошел.

На вешалке, в пыльном коридоре, старое, серое, поношенное пальто, под ним стоптанные туфли и запах старости, тот самый запах прожитой жизни, нафталина и лекарств, присутствующий в квартирах, одиноких стариков.

От угла с ободранными лоскутом обоями, до перегоревшей лампочки на потолке, вытянулись нити сплетенной в спираль паутины, с засохшими мухами. Неприятные ощущения заброшенности, и какой-то безысходности, саднили в душе от увиденного.

Я прошел в комнату... https://author.today/work/380852