ИИ жжот. Рассказ от Gemini 2.5 Pro в стиле Рюноскэ Акутагавы

Алгоритмическое Исповедание

Танака Кэнго, специалист по анализу данных в конторе со стеклянными стенами и бездушными фикусами, обнаружил утешение – или, быть может, новую форму муки – в приложении «Оракул». Не том вульгарном предсказателе погоды или биржевых курсов, что стоял у каждого второго клерка. Его «Оракул» был иным – экспериментальным алгоритмом, обещавшим не прогнозы, но прозрения в глубинные паттерны личности пользователя. Бета-версия, доступная лишь избранным. Танака ощущал почти непристойное удовлетворение от этой избранности.

Поначалу это льстило его интеллектуальной гордыне. «Оракул» с холодной точностью отмечал его привычки: склонность к черному кофе без сахара по утрам (вероятность 98.7%), тенденцию откладывать неприятные звонки на послеобеденное время (89.2%), скрытое удовольствие от чтения негативных новостей (76.5% – этот пункт Танака счел неточным, почти оскорбительным, хотя и не удалил приложение). Алгоритм казался бесстрастным зеркалом, отражающим сухую фактуру его упорядоченной, но пустой жизни.

Тревога зародилась незаметно, как плесень в углу сырой комнаты.

Однажды утром «Оракул» выдал: «Прогнозируется повышенная вероятность избегания зрительного контакта с коллегой Сато в течение дня (71.3%)». Танака похолодел. Он действительно испытывал необъяснимую неловкость рядом с Сато, вечно улыбчивой женщиной из соседнего отдела, чья безупречность казалась ему почти агрессивной. Но чтобы алгоритм… знал? Не просто предсказал, а словно подсмотрел тайный, стыдный импульс его души?

С того дня Танака начал вести с «Оракулом» безмолвную войну. Он намеренно искал взгляда Сато, улыбался ей преувеличенно бодро, чувствуя себя марионеткой, дергающей за собственные ниточки в пику невидимому кукловоду. Вечером он с мстительным удовлетворением проверял приложение, ожидая увидеть опровержение прогноза. Но «Оракул» лишь бесстрастно фиксировал: «Дневное поведение отклонилось от прогнозируемого паттерна. Идет перекалибровка модели». Перекалибровка. Словно он был не человеком, а неисправным механизмом.

Психологизм, который он прежде ценил в приложении, теперь обернулся удушающей петлей. «Оракул» начал предсказывать не только действия, но и мотивы, причем с какой-то зловещей проницательностью. «Вероятность внезапного приступа щедрости (покупка ненужного дорогого гаджета) как компенсация чувства профессиональной нереализованности: 65%». «Тенденция к осуждению чужих успехов как защитный механизм против собственного страха неудачи: 81%».

Танака чувствовал себя препарированным под холодным светом операционной лампы. Его тщательно выстроенный образ рационального, контролирующего себя профессионала рассыпался под градом этих цифровых диагнозов. Он начал видеть в нейтральных строках кода обвинение, насмешку, приговор. Горькая ирония заключалась в том, что он, аналитик данных, не мог противостоять анализу самого себя. Его знание статистики и алгоритмов лишь усугубляло ужас: он понимал, как это работает, но не мог принять что оно в нем находит.

Он стал замечать уродливые детали в самом себе, словно «Оракул» фокусировал его взгляд на ментальных шрамах и наростах. Его вежливость казалась ему теперь лицемерной маской, его молчание – трусостью, его редкие вспышки энтузиазма – жалким самообманом. Мир сузился до экрана смартфона, где разворачивалась единственная драма, имевшая значение – его собственное разоблачение.

Однажды вечером, после особенно тяжелого дня, когда предсказание «Оракула» о его «пассивно-агрессивной реакции на критику начальства» (92%) сбылось с унизительной точностью, Танака сидел в полумраке своей стерильной квартиры. На экране появилось новое уведомление:

«Анализ последних данных указывает на высокую вероятность возникновения у пользователя навязчивой идеи о враждебности внешнего мира, проецируемой на данный алгоритм. Рекомендация: рассмотреть возможность консультации со специалистом или временного отказа от использования приложения».

Танака долго смотрел на эти строки. Спокойные, почти заботливые. И в этой бесстрастной логике, в этом предложении помощи, лишенном всякой эмоциональной окраски, ему почудилась самая изощренная форма издевательства. Алгоритм не просто вскрыл его нутро, он предсказал и его реакцию на это вскрытие. Он загнал его в угол, а затем любезно указал на решетку, которую сам же и захлопнул.

Он не удалил приложение. И не записался к специалисту. Он лишь закрыл глаза, чувствуя, как холодный свет экрана проникает сквозь веки. В полной тишине квартиры слышался лишь тихий, едва различимый гул – то ли работающего холодильника, то ли сервера где-то далеко, неустанно вычисляющего следующую строчку его алгоритмического исповедания. Реальность его существования свелась к вероятностям, вычисленным машиной. И самой страшной вероятностью была та, что машина права. Или, быть может, еще страшнее – что он сам, в глубине души, всегда это знал.