Субботний отрывок #5

…Они вошли в большой зал, оформленный в очень необычном стиле.

Первым делом в глаза бросалось отсутствие окон в привычном европейцу смысле этого слова – вместо них мягкий естественный свет проникал через панели, выполняющие роль почти всех стен, и выполненные из планок с проёмами, закрытыми листами светло-бежевой бумаги. Деревянные колонны квадратного сечения, покрытые тёмно-коричневым лаком в тон с планками на окнах, стояли по всему периметру помещения, и поддерживали декоративную галерею, выступающую внутрь и образующую второй ярус.

Вдоль стен спускались сверху вниз полотнища, на которых чёрным цветом были выполнены какие-то непонятные символы. Уже потом Коле объяснят, что они называются иероглифами. Под галереей и на потолке второго яруса висели небольшие фонари в виде белых бумажных цилиндров с орнаментом растительной тематики.

Ещё внимание маленького Пауэра привлекли статуи в доспехах и шлемах необычной формы, стоящие в нишах по краям зала.

Семейная чета Пауэров – Флóриан в официальном, богато украшенном камзоле, ведущий под руку Натали, одетую в пышное шелковое платье кремового цвета с вышивкой серебряными нитями, рядом с ними идёт Николай в строгом пиджачке с тонкой серебристой отстрочкой, держащий за руку сестру Асоку, платье которой оформлено в том же стиле, что и платье матери, подходят к хозяевам особняка, стоящим у фуршетного стола – немного полному мужчине средних лет с одутловатым лицом, одетому во что-то, напоминающее богато украшенный домашний халат, и женщине, утончённостью черт и красотой наряда не уступающей Натали Пауэр.

– Ямамото-сан, милая Ирен, позвольте представить вам всё наше семейство, – произносит отец. Его образ наконец-то не размыт! Это высокий, поджарый, словно гончая, мужчина, со светло-каштановыми волосами, постриженными по-военному коротко. Высокий лоб и скулы, словно высеченные из гранита, подчёркивают волевой характер их обладателя. Завершают образ офицера-интеллектуала внимательные серо-зелёные глаза и чисто выбритый подбородок.

– С Натали вы давно знакомы, – продолжает Флóриан. Его супруга делает лёгкий дружеский книксен, она улыбается и выглядит очень привлекательно.

– Наши дети, Николай и Асока, – Пауэр-старший делает приглашающий жест, повинуясь которому, Ник выходит вперёд и выводит с собой по обыкновению застенчивую сестру.

В памяти всплывает выученный ранее поклон и фразы, которые отец просил произнести:

– Хадзимемаситэ, Изуми-сама, дозоу ёросику онегайсимас.

В исполнении семилетнего ребёнка, привыкшего к общению на русском, и которого не обучали японскому языку, фраза звучит неуклюже, но мальчик старается, как и с исполнением поклона. Не зря же тренировался с отцом. Маленькая сестрёнка испуганно лепечет что-то неразборчивое, но повторяет поклон за братом.

Хозяева умилённо улыбаются, Изуми-сан делает ответный “эсхаку” и спрашивает супругу:

– А где же наше сокровище?

Ирен куда-то уходит, Ямамото продолжает болтать с Флóрианом, маленький Николя́, стоящий рядом с отцом, может расслышать только глубокий бархатистый тембр голоса хозяина особняка, но смысл разговора для него не уловим.

Натали присела возле дочери, приобняла и что-то ласково шепчет ей на ушко, видимо, заполняет паузу, чтобы малышке не было скучно.

Мальчик нетерпеливо начинает крутить головой, пытаясь рассмотреть убранство зала и необычные доспехи. Но отойти от родителей в незнакомом месте он опасается.

Прошло минут десять-пятнадцать, когда Ирен подвела к ним светловолосую девочку, одетую в синюю, с золотой вышивкой, вариацию домашнего халата. То, что этот вид одежды называется юката, Коля узнает гораздо позже.

Дочь Изуми, кажется, чем-то недовольна и капризно надула губки. «Горделиво-надменный взгляд ей ещё только предстоит освоить», – отметил бы повзрослевший Ник-наблюдатель, если бы это был личный дневник.

Родители выстроили детей друг напротив друга. Ямамото-сан собирался было что-то сказать, как вдруг…

– Хадзимемаситэ, Изуми-сама, дозоу ёросику онегайсимас, – произнёс Николя́ и повторил поклон в более глубоком варианте, чем прежде, обращаясь уже к хозяйской дочери. Может быть, эту задаваку удастся задобрить приветствием, которое понравилось её отцу? Асока повторила действие брата и проговорила: “Ёрошка-онегай…”

Ямамото басовито расхохотался, откинувшись назад, заложив руки за отвороты халата-юкаты:

– Нуууу, хозяйка, теперь тебе ничего другого не остаётся, как позаботиться о своих гостях!

Девочка в синей юкате мгновенно покраснела до кончиков ушей и смущённо спряталась за стоящей рядом матерью.

– Такао, доченька, к тебе гости пришли… – певучим голосом нежно произнесла Ирен. Наклонившись и приобняв дочь, она начала показывать и рассказывать, как правильно принимать гостей.

…Такáо Изуми или, если следовать правилам японского языка, Изуми Такáо. Единственная дочь и наследница Ямамото Изуми, несомненно, самого ревностного в Новой России ценителя всего, что связано со Страной Восходящего Солнца и японскими традициями. Именно к нему и его супруге, Ирен, приехали в гости Пауэры, чтобы познакомить Николая и Такао перед тем, как дети пойдут в первый класс лицея для тех, кто может себе позволить платить за более качественное образование, чем обычные школы. А семьи графа Ямамото Изуми и графа Флóриана Пауэра позволить себе это могли. И считали необходимым дать своим детям хороший старт для дальнейшей жизни.

Познакомившись ближе с маленькими Колей и Асокой, дочь Изуми сняла маску гордыни, оказавшись доброй и чувственной девочкой. Прикосновение её тёплой ладони, когда Коля впервые провожал Такао под руку, как настоящий взрослый кавалер – свою даму, к ожидавшему её автомобилю после первого учебного дня, он, казалось, запомнил навсегда.