Жизнь

Пахло лекарствами и печеньем. Рядом кто-то пел песню, - там вдали за рекой зажигались огни, в небе ясном заря догорала… Глаза с трудом раскрывались, пришлось даже помогать руками. Над ним был белый потолок, странно высокий, он сохранял на себе следы побелки. Совсем рядом кто-то мальчишеским голосом продолжал тянуть песню.
Пришлось просыпаться и смотреть вокруг. Он в больнице, вокруг него старшие ребята, и почти все проснулись. Скоро зайдет нянечка и будет всем ставить градусники. От нее пахнет хлоркой. Снова пахнуло печеньем. Он скосил взгляд и увидел, как толстый мальчишка сидит на кровати и прямо из бумажного кулька ест квадратное печенье. Во рту появилась тягучая слюна, сильно захотелось печенья. Но просить бесполезно, толстый не даст, он делится только с теми кто старше его, а малькам никогда ничего не дает. А мальков всего трое, он сам и на год постарше два друга, один высокий худой и второй маленький и щуплый.
Он задумался какой день уже здесь по счету. На стене висел календарь из журнала Огонек, на нем противный и подлый Витька, отмечал сколько дней он уже лежит в больнице. Этот Витька собирался выписываться, а ведь его привезли позже на целых семь дней. Значит скоро уже будет двадцать восемь дней, как он, самый младший малек в палате, лежит в этой больнице. И никто из родителей ни разу не приезжал к нему. К другим приезжают, а к нему нет. Иногда казалось, что они забыли про него. Просто он им не нужен. А куда он может пойти из больницы, ему же всего семь лет. Да и зима за окном. Если бы было лето, то он бы сбежал в лес и там бы жил, как отшельник, про которого рассказывали старшие ребята.
Стало так жалко себя, что захотелось плакать, но он не будет этого делать, потому что ребята начнут смеяться и дразниться.
Скоро вызовут на уколы и половина ребят будет бояться, сегодня работает вредная тетенька, она ставит больнючие уколы и приходится сдерживаться из всех сил, чтобы не заплакать.
Он закрыл глаза и неожиданно что-то лопнуло в темноте и послышались звуки музыки. Сработал будильник. Глаза резко открылись и вверху увидели не беленый потолок, а натянутую блестящую пленку с глазками светильников по кругу центра комнаты.
Он быстро сел, нажал на будильник и стал оглядываться. Он не узнавал помещение где находился. Был все еще там в детской больнице, в поселке, в сорока километрах от его дома. Ощущение потерянности не отпускало. Медленно, постепенно, это состояние проходило, и он возвращался в свой мир.
Потер виски, затем лоб и уставился в окно. Конец зимы. Через панорамные окна видны крыши соседних домов. Вдали коробки и коробки однотипных высоток. Строили для молодежи, кто же будет жить в таких домах, в которых, когда сосед чихает, ему с двух сторон желают здоровья.
Странный сон. Да, он снился ему, когда он учился в начальных классах, но это было так давно. И это “желтуха”, после диагноза которой его вместе с другими ребятами увезли в эпидемиологическую детскую больницу. И там он вместо двадцати одного дня пролежал месяц, и родители ни разу не приезжали. Домой его увезла мама одной девочки. Дома он почти неделю не разговаривал с родителями.