Золотые брактеаты первых веков нашей эры
Автор: Варвара ШульеваНа Скандинавском Севере в первых веках нашей эры, точнее, в эпоху великого переселения народов (IV—VII вв.), бытовали интересные "подвески" — золотые брактеаты с изображениями и рунами.
Брактеат — плоская тонкая монета из золота с чеканкой на одной стороне. В эпоху переселения народов их носили как украшения. Как считают исследователи, брактеаты носили в качестве медальона или амулета. Брактеаты изготавливались на севере, а золото для них везли из Римской империи.
По всей Северной Европе были найдены более тысячи брактеатов. Они датируются эпохой великого переселения народов и делятся, как правило, на четыре типа в соответствии с их иконографией (по Монтелиусу): на A-брактеатах изображен мужской бюст в профиль, B-брактеаты несут изображения одного или нескольких человек в полный рост, C-брактеаты изображают мужской профиль на четвероногом животном, вероятнее всего, лошади, на D-брактеатах можно различить сильно стилизованное животное, похожее на дракона.
Рунические надписи и изображения на брактеатах делались путём отпечатывания матрицы в тонком золотом листе. Это означает, что несколько копий одного и того же изображения и текста могли быть изготовлены с одного и того же матричного штампа.
Выглядели брактеаты так.
Брактеат с о. Фюн, Дания, с надписью Alu. Надпись alu часто встречалась в магических надписях.
Брактеат из Винделева, Дания, с упоминанием Одина. Считается самым ранним зарегистрированным упоминанием Одина в форме wodnas ‘Wōd[a]nas’ . Примерная расшифровка надписи: "Жертвоприношения(?). (Я) помогаю ловцу. Яга – он/кто (есть) человек Одина".
Эту интересную тему мы не обошли с Ольгой Гусевой в нашем романе "Солнце Ладоги". О брактеатах у нас сказано так:
Лиза читала про вельское жито, римское золото.
Беременность протека тяжело, но по её разумению рождение будущей дочки стоило и того.
Но сейчас все её мысли и ощущения бродили-плясали-прыгали вокруг Рима… и золота.
«Хьяльд начертал для Кунимунда руны на вельском жите…»Лиза читала книгу одного исследователя Древней Скандинавии. Надпись, за которую зацепился ее взгляд, была сделана рунами на золотом брактеате, плоской монете с чеканкой на одной стороне. Такие монеты бытовали на скандинавском Севере в первых веках нашей эры, это было позднее, чем помнила Лиза, но и эти сведения были для нее тоже важны.
− Что ты можешь из этой книги узнать сверху того, что тебе уже известно?
И с любопытством, и с насмешкой прозвучали эти слова… Но главное Лиза узнала голос.
Она захлопнула книгу, вскочить не вышло, физические параметры теперь были не те, что б так сделать. Но она-таки поднялась на ноги, так споро, как уж смогла. Были среди Лизиных знакомых люди, которые искренне полагали её и Костю любовниками, на самом же деле… всё было гораздо более связано. И ещё на самом деле в этой жизни она впервые попыталась повиснуть у него на шее при встрече. Но вот не вышло, её комплекция как-то не очень способствовала теперь.
Костя
Золото — один из самых важных символов нашей книги, о золоте я уже писала здесь: https://author.today/post/629181
Но хочется добавить сюда еще суждения Кости по этому поводу:
1.
Уже когда он уходил, она спросила для кого предназначено всё это золото, что они собирают вот уже девять лет, Костя ответил, прозвучало слитно, так слажено, будто он наизусть выучил эти слова, прежде чем теперь ей их сказать, Лиза даже улыбнулась, слушая эту речь, весьма внимательно притом:
− Я верю в то, что когда-то люди не знали воровства. Во всяком случае тех вещей, что творили сами, потому как то, что содержит часть твоей души, лишь с твоего благоволения несёт добро, зато, если уж добровольно отдаёшь то, что по ощущению должно быть отдано, вот тогда в мир приходит нечто сверх исходного, я знаю – того, для кого мы собираем это золото, я в этой жизни точно встречу, время пришло, и он уже где-то здесь должен быть.
2.
Серое небо и серая дорога и янтарно-золотой полог осенней листвы по правую, как и по левую руку. Костя никогда не слушал музыку в машине, чувство утомительной монотонности в пути не было ему знакомо в принципе, в дороге его мысли летели, не рассеивая внимания к действительности, а наоборот. Будучи в движении, активном или пассивном, Костя видел мир, как нельзя более ясно.
Сейчас он думал о дорогах − римских. Когда они появились, мир стал другим, он знал, что было именно так. Впрочем, теперь об этом не трудно было узнать любому интересующемуся, но некоторые тайны тысячелетней империи остались в прошлом… и кое-какие из них в его памяти.
С конца августа Костя ощущал, что события там, где его взгляд всегда становился наиболее пристальным, как будто стали внешне тише, а внутренне мощнее. И именно теперь ему подумалось что, когда Алунир был «гостем» в римской империи, там, кажется, назревало, а может уже сходило на нет, но вроде бы витало подобное же ощущение.
Книга, за чтением которой он недавно Лизу застал, была и ему знакома, и её стремление читать о том, что, казалось бы, она знает лучше авторов таких книг, он тоже понимал, по себе знал. В одной из книг он прочёл, буквально на днях, о вождях то, что отчего-то чуть карябало мысль до сих пор. Речь шла о вождях Рима и о тех, с кем они боролись по всему северо-западу империи на протяжении довольно внушительного временного отрезка. Он так для себя понял ту мысль, о которой думал сейчас: по сути, с идейной точки зрения, вожди северян проиграли, потому что захотели именно той власти, какой была римская. И вот тогда, видимо, их собственная суть, народов и их вождей, треснула в самом основании, необратимо… И теперь некое коренное отличие той власти живо разве что в памяти о прошлом, а ещё в вечности.
Последнее Костя видел ясно, а вот разложить на общепринятые на сегодняшний день понятия не стал бы и пытаться. Не хотел и, возможно, не смог бы.
Впрочем, чисто с точки зрения человеческой природы, надо бы помнить, что империя просуществовала поразительно долго для человеческой организации, и внешняя атрибутика проявления её власти была такова, что острый, практичный ум, не мог не признать очевидную… рентабельность?
Косте это слово чем-то не понравилось внутри данного суждения. Или вот само по себе.
3.
И теперь вдруг словно бы впился в глаза и кровь образ старого мира… когда он мог бы повести себя иначе и даже обязан был…
Вот так когда-то золото древности и янтарь «восточного пути» сияли на путях славы, а уж богатство во вторую очередь… Это для Кости не звучало цветасто или напыщенно, он знал, что хлада на тех путях много больше, чем огня, какие бы жаркие языки пламени ни вспыхивали, и более всего красен этот путь был, потому что кровь его красила. В вечности то сияние чисто и ясно, что солнечный свет, но на земле… на земле и воде до сих пор стынет след ненапрасной ярости.
Лирическая тоска иронично закралась в самую глубь сознания, пожалуй, для нынешнего мира эти вот соображения о путях и славе и правда чересчур оторваны от реальности…