Речи Высокого, речи Одина, шаманская инициация

"Речи Высокого" , "Старшая Эдда" (фрагмент):

Знаю, висел я

в ветвях на ветру

девять долгих ночей,

пронзенный копьем,

посвященный Одину,

в жертву себе же,

на дереве том,

чьи корни сокрыты

в недрах неведомых.

Никто не питал,

никто не поил меня,

взирал я на землю,

поднял я руны,

стеная их поднял —

и с древа рухнул.

Девять песен узнал я

от сына Бёльторна,

Бестли отца,

меду отведал

великолепного,

что в Одрёрир налит.

Стал созревать я

и знанья множить,

расти, процветая;

слово от слова

слово рождало,

дело от дела

дело рождало.

Руны найдешь

и постигнешь знаки,

сильнейшие знаки,

крепчайшие знаки,

Хрофт их окраси л,

а создали боги

и Один их вырезал...

Из моего романа-мифа "Конунг Согна":

Одним днём Од конунг пошел в лес. Ветер тогда был неспешный, а солнце пряталось за тучами. С моря веяло теплом и солью. Под ногами у Ода конунга скрипела усеянная сучковатыми ветками земля. Од конунг шел в глубь леса, слушая шум ветра в кронах и касаясь рукой шершавых стволов. Наконец он пришел к большому дереву. Это был дуб. Но Од конунг видел на нем листья ясеня. Од конунг никогда не расставался с оружием, и его копье, Гунннир, теперь было с ним. Од прислонил копье к стволу дерева, а сам стал взбираться вверх по ветвям. Вдруг выглянуло солнце и ослепило Ода конунга, он сорвался с ветвей, только вниз не упал – напоролся плечом на копье. Кровь заструилась по гладкому древку… Од конунг вдохнул дух леса и ветра и уснул.

Од конунг видел предвечернее поле и горящее огненным закатом небо, смыкающееся с землёй. Там было тихо и звонко от тишины. И откуда-то были слышны перекаты могучей, сильной и спокойной большой воды. Од конунг слушал эти перекаты, пока не увидел спокойное море и горы над фьордом, где вода чуть рябилась, серебрясь в лучах уходящего солнца. А затем Од конунг увидел Бёдварда, отца своей матери Берсы. Бёдвард стал петь Оду песни. Их было девять. А после для Ода мир стал мутным. Он видел знаки, сильнейшие знаки, крепчайшие знаки. Они были похожи на те, что он видел когда-то в Риме, но совсем отдалённо. За каждым знаком вырастало слово, а за словом дело. Девять дней и девять ночей прошло прежде, чем Од конунг рухнул с ветвей. Он вырезал знаки на кусках коры и окрасил их своей кровью.

Из нашего с Ольгой Гусевой романа "Солнце Ладоги" :

Иди за мной…» − снова услышал Рагнар. Он решил, что нет смысла сопротивляться. Он отпустил мать. Уговорил ее пойти к внукам и Асе в сад, где они сейчас проводили время, и заверил ее, как мог, что с ним все в порядке.

Но в порядке с ним было не все. Рагнар вышел с парадного хода на улицу. Куртка была теплой, но она его не согревала. Харальд встретил его за воротами. Они пошли в лес. Вместе. Харальд и Рагнар шли молча. Рагнар не смотрел Харальду в глаза, свои прятал. Не хотел, чтобы Харальд видел его таким. Но Харальд видел. Рагнару было холодно, вида он не подавал, но разве от зеленых глаз это укроется?

− Холод сжигает душу, − говорит уже в лесу Харальд.

Рагнар не возражает. Ему просто не хочется, чтобы Харальд видел его таким.

− Ну что стоишь? Глаза прячешь? – спрашивает Харальд, − вороном луна во тьму канет, и вернётся путь, что был мёртв. Так Алинка сказала… 

В этот момент Харальд очень похож на Влада. Рагнару не то, чтобы хорошо, но даже теперь это его забавляет.

− Пришло твое время, Рагнар, − говорит Харальд, − ты коснулся моего духа, ты – мой, а я – твой. Тебе, как и мне, вверх и вниз скакать. Иди.

Рагнар не понимает, что Харальд от него хочет. Он удивляется и только странно как-то и тихо смотрит на брата. 

Харальд усмехается. 

− Али тебя самому вести придётся?

Рагнар опешил, даже дернулся от изумления.

− Иди, Рагнар, − говорит Харальд.

Он берется за рукав куртки Рагнара и его, рукав, тащит.

− Снимай, она не нужна тебе.

Рагнар послушно снимает куртку. Харальд забирает ее и бросает на снег. Рагнару холодно. Но он не подает вида.

− Иди, Рагнар, наверх твой путь. Иди же.

Рагнар не мыслью, но ощущением наконец догадывается, чего от него хочет Харальд, он поворачивается к Харальду спиной и медленно идет к нему, к ясеню, что застыл впереди, в нескольких метрах от них, под снежным небом. Рагнар идет, все ближе и ближе конь Игга, конь Ужасного.

«Али ты думал, что я прекрасен обликом, когда хожу туда − вверх и вниз?» − раздается раскатистый смех Харальда, летя вдогонку Рагнару, − «До крови и сути разрывало мой дух, и кровь лилась, брызжа стылью и мёдом… Каждый раз, всякий раз… и теперь и впредь».

«Скейднир – это символ, я всегда скакал на ясене…»

Рагнар идет, не оборачивается. Он подходит к дереву. Смотрит на ветви, на их узор по холодному ладожскому небу, там, среди них тускло мерцает солнечный свет, чуть пробившийся через ряд хладных облак. Вверху летает черная птица, ворон – он кричит. Рагнар берется за ветви и взбирается по ним вверх… Это дается ему трудно – сил у него почти нет, но воля его духа ведет его вперед. Харальд берет лук и стрелы… стрелок зоркоглазый… Эти стрелы и лук дал ему Од, что стоит тут же рядом, на белом снегу, слегка рассыпчатом. Харальд натягивает тетиву. Он стреляет в птицу, птица падает. Рагнар срывается с ветвей, но не падает… 

«Твой черед, Гунннир…» − говорит Харальд. Он бросает копье, точно буря, летит оно, рассекая воздух. Копье вонзается точно в левое плечо Рагнара, над сердцем. 

«У тебя в сердце Лис, а у меня Волк…» − шепчет Харальд довольно, по-волчьи… или по-лисьи? А кажется, что и так, и так. 

Рагнар почувствовал, как железо копья обожгло его льдом и пламенем. Железо, которое сковал Влад, Волк… Кровь заструилась по гладкому древку… Тому самому, что Рагнар сделал сам из ветки вот этого самого ясеня… 

«В жертву себе же…», − облизывается Харальд хищно, − «…или мне». Глаза золотом горят, зеленым, но золотом , неистово.

Итог:

 − И спросить ничего не хочешь? – спрашивает Харальд.

− Ты истинно Неистовый, − говорит Рагнар, − ты бы бежал и бежал. Без устали.

− Да. А зачем я еще нужен? – усмехается хитро.

− Просто так, − говорит Рагнар. 

Он молчит какое-то время и говорит:

− Я все понял, если ты хочешь, чтобы я это сказал.

Харальд не может идти спокойно, он идет то с одной стороны Рагнара, то с другой. Дух его сам горит, хотя его пламя двигает других.

− Безумный ты, Харальд, − вдруг Рагнар говорит, − только ты мог до такого додуматься.

Харальд останавливается, скалится в предвкушении чего-то приятного. Жадно на Рагнара смотрит. Ждет, что Рагнар сам скажет. Почему-то он хочет, чтобы Рагнар произнес это вслух. Рагнар чувствует это, поэтому говорит, ему не хочется отнимать у Харальда удовольствие.

− Руны – это воплощенное слово… понятия… важные понятия, облеченные в форму… так сложишь – одно, так – другое… ошибиться можно – тогда худо будет. Понимать надо, что вкладываешь…

Харальд довольным Лисом вокруг него носится. Потом все же успокаивается:

− Урок хорошо усвоил. Береги это знание. Не всякому я его раскрыть готов.