Еще нейрокартинка: Танька и цикада

К первой части "Большого путешествия".

Вот, сделал в ChatGPT. C 4-й попытки, зато без ретуши.

Соответствующий отрывок:

Поддерживаемая с одной стороны Лиахом, а с другой – подоспевшим встревоженным Олафом, Танька с горем пополам, пошатываясь, добрела́ до рощи. Голова у нее кружилась, в ушах звенело, а сердце бешено колотилось, и каждый его удар отдавался пульсирующей болью в висках.

– Эх, Танни, ну разве можно тебе в такую жару – и с непокрытой головой... – сокрушенно вымолвил Олаф, устраивая ее в тени толстого кряжистого дерева с сероватыми, словно запыленными, узкими листьями.

Танька жалобно посмотрела на него, виновато улыбнулась. Она и сама не помнила, когда отбросила шляпу на спину – то ли пока гонялась за странной «саранчой», то ли еще раньше. И вот результат: напекло голову! Классические симптомы солнечного удара – прямо как в учебнике.

– Так, подожди-ка, – Олаф дотронулся до Танькиного лба, тут же поморщился и покачал головой. – Ну да, так и есть... Обожди, я сейчас!

Затем он продолжил, обращаясь уже к Лиаху:

– Скажи-ка, дружище: тут поблизости вода есть?

Тот подумал, затем хмуро пожал плечами:

– Не видел.

– Эх... Тогда давай к морю! – Олаф замолчал, чуть подумал. – Нет, лучше так: вы двое – побудьте с леди, а я сейчас!..

И он быстро, хотя и по своему обыкновению чуть прихрамывая, зашагал в сторону дороги.

– Эй! Фляжку-то возьми! – крикнул вслед Олафу Торин и, так и не дозвавшись, поспешил за ним следом.

Танька полулежала, прислонившись затылком к сероватой, испещренной глубокими трещинами и покрытой зелеными пятнами мха коре. Над ее головой нависала толстая, причудливо изогнутая ветвь, покрытая узкими листьями, немного похожими на листья ветлы. Тут и там среди листьев виднелись скопления буровато-зеленых плодиков, формой и размером напоминавших ягоды ядовитого сладко-горького паслена. Плодики казались подозрительно знакомыми. Но опознать их Таньке никак не удавалась: голова у нее по-прежнему болела, кружилась и очень туго соображала.

А потом кто-то некрупный – то ли большой жук, то ли мелкая ящерка – деликатно заскребся коготками по древесной коре совсем рядом с ее ухом. Безотчетно – какое уж тут любопытство, когда шумит в ушах и раскалывается голова! – Танька повернулась на звук – и испуганно отшатнулась.

Сгорбленное желтовато-бурое существо размером чуть побольше майского жука, не то насекомое, не то рак, размахивая похожими разом и на клешни, и на крючья пожарных багров передними ногами, деловито карабкалось по стволу возле ее лица. Сначала Танька даже не поверила своим глазам: существо показалось ей бредовым виде́нием, призрачным порождением перегретого мозга. На всякий случай она моргнула. Существо и не подумало исчезать, а когда Танька надавила пальцем себе на веко – честно раздвоилось.

Между тем безумие продолжалось. Высоко над Танькиной головой что-то скрипуче скрежетнуло, потом послышался жужжащий звон, быстро сделавшийся нестерпимо громким. Всверливаясь Таньке в уши, с кроны понеслось однообразное, словно издаваемое неким механизмом, пронзительное «ци-ци-ци-ци-ци-ци-ци». Птица? Или, может быть, какой-нибудь здешний кузнечик?

Не утерпев, Танька попыталась высмотреть в листве таинственного певца. Однако стоило ей задрать голову, как всё сразу же поплыло перед глазами, а к горлу подступила легкая тошнота. И все-таки она сумела одержать маленькую победу: таинственный певец отыскался! На толстой ветке примостилось странное насекомое, похожее сразу и на огромную муху, и на ночную бабочку: лобастое, пучеглазое, со стеклянно-прозрачными крыльями и толстым буровато-серым телом. Насекомое почти не двигалось, лишь изредка переступая короткими цепкими ножками. Оно вовсе не терло ими по крыльям и самими крыльями тоже не шевелило, так что было совершенно непонятно, с помощью чего оно издавало звук. Но оглушительный звон совершенно определенно исходил именно от него: уж Танькины-то уши обмануться не могли!