Полуночная гостья. 6.36

Берег встретил нас красками красной вечерней зари.

Ветер, старый фонарщик, зажег быстро звезд фонари.

Вон мерцают, но как-то нерадостно, первые три.

И сдались мы измотанно в плен беспокойному нервному сну.

Проходили всю ночь мы по острым кошмарам опять из войны на войну,

Чтоб в финале от смерти поклон передать океанскому дну.

Но рассвет вторгся в страшные сны без особых затей,

Оборвав хоровод повторяющихся смертей.

А тревога говорила нам с утра:

Завершать скорее странствия пора,

Оборвать вражине жизни тоненькую нить,

Чтобы плоть ее смогла в могиле сгнить. 

И Сюзанна немедля на камни жемчужину положила.

От предсмертного стона ее задрожала в нас каждая жила.

И прощанье с колдуньей усталость мою обнажила.

Задымившись, вмиг вязкая едкая жидкость, на камень с жемчужиной пролилась,

И жемчужина жизни вся сжалась и жалко сдалась,

Превращаясь стремительно в желтую жидкую грязь.

И расселся, растрескался камень, а после рассыпался прахом.

Пропитался весь воздух мгновенно звериным безудержным страхом,

Ощущеньем, что что-то закончилось крахом.

Сквозь пространства рвался крик,

Рвал пространства страшный крик,

Предвещая смерти миг.

Закачалось солнце в смятенье,

Заметалось солнце в смятенье

И укрылось смутной тенью. 

И в тени этой тающей вспышкою встало виденье.

Показались – и смутно, и зыбко – последней колдуньи лесные владенья.

Над пылающим призрачным пламенем лесом взвилась леденеющим призраком птица.

Лед, сковавший пространство, мешал ее крыльям во всю свою силу забиться.

Ледяным полыхая доспехом, до неба достала безликая страшного духа фигура.

Пламя гасло. Деревья, заледенев, преклонялись пред духом понуро.

Протянул Ледяной десницу,

Ухватил он цепкими пальцами птицу,

И отчаянно птица забилась,

А видение тут же скрылось.