Предмет как герой. День первый. Валенки

Иллюстрация создана в Copilot

В стары годы, когда ещё о кроссовках да кедах слыхом не слыхивали, а обувью на каблуках только аристократки да вояки похвалялися, жили-были себе в семье одной валенки. Невзрачные такие, сероватенькие, но достаточно прочные да ещё и оверсайз. Короче, на любую ногу. Да оно и понятно! Чего на каждого валять-то, когда можно сделать одни на всех и за ценою постоять?

Так вот и работали валенки попеременно, но регулярно то на главу семейства, то на супружницу его, то на детишечек, а то и вовсе на деда с бабкой. Оттого и приобрела серая зимняя обувка опыта вагон в делах человеческих. Ибо насмотренности – хоть пальцами жуй и пяткой сплёвывай! Ну, и решили валенки стать коучем по отношения всяческим. Заодно хранить честь людскую, ежели не с молоду, то уж как придётся.

Бывало, потянет папашу-то на левые приключения... Набует он валенки серые единственные, да – шасть за ворота! Думает, сейчас ка-а-ак гульнёт знатно, да шиш там! Валенки несут его то к сватье, то к братье, а то и вовсе к чиновникам по делам каким. И всё мимо проститутошной аль полюбовниц резвых. Или вот жена его порешит потратить денег на базаре побольше, да побольше, а валенки смекают – и несут прочь от лавок с кудесами бабскими. Не дело это рубли с копейками на помадки-раскраски финькать! Детишечек, знамо дело, в школу доставляли бесперебойно, а деду с бабкой давали на завалинке посидеть. С такими же дедами да бабками. Чай, разговор подушевный жисть пожилую продляет да скуку-тоску разгоняет. Ажно никаких дохтуров не требуется! Всё экономия.

И стала та семья примером всей деревне и околотку! «Вот ыть онэ – здоровые отношения», – дивилися все соседи. И только ведунья одна головою покачивала, вслед семейству хорошему посматривая. Давно поняла она, что дело тут явно тёмное. То есть серое, добром нескончаемое. И ведь, как в водку глядела!

Пришла пора – и заневестилась одна из дочерей, по имени Настасья. Валенки ей тут же в пару определили Петра. Неплохого такого работника, да и из себя вполне видного. А что? Не пьёт, не курит, девок шибко за места мягкие не щиплет. Своя избушка опять же имеется, корова там, куры, лошадь, даже телега справная.

Но девка вредная и своенравная давно глаз на Кольку положила, щёголя деревенского. Красив он был, ничего не сказать! Кудри светлые вьются, усы колосятся, картуз козырьком поблескивает, голенища у сапог – мягкие-премягкие, по моде подвёрнуты. Но на этом все достоинства-то и кончалися.

Был тот Колька бабник бабником, кобель кобелём! Всех девиц привечал – и хромых, и косых, и рябых. Так прямо товарищам и говорил: «Если есть у бабы рот, стало быть, она и не урод! А кто на вниманье не отвечат, того мы колечком привечат!» Короче, многим сердца поразбивал, так и не женившись.

Вот потому валенки были строго против, чтобы Настасья до Кольки на танцульки шастала. То в библиотеку её затащат, то с тётке Праскеве на блины, то мимо Петра пройдут, а то и вовсе порвутся так, что негожие до плясок молодёжных становятся. Девица по спервоначалу, конечно, валенки подшивала, потому как собственной обувкой ещё не разжилася, окромя ботиночек красных кожаных. Да куды в них в метель-то попрёшься? Токмо на льду больно спиной навернёшься.

А Колька упёртый был, всё Настасью на сеновал раз за разом приглашал. Так уж её динамо задевало, что готов был на время остальными утехами половыми поступиться! Уж больно хотелось нос товарищам утереть, что с евойных неудач с Настасьей гоготали вечно. Но валенки продолжали делать своё высокоморальное дело. И даже специально перестали подшиваться, чтобы всяк в семье дома сидел и попросту по улице не прохолаживался.

А тут и Новый год наступил, как же без фейерверков малых да гармони заливистой? Все подружки Настасьины на танцы-гулянки собрались. А там-то – Колька! Ну, как вот такое пропустить?! Плюнула дева на валенки с дырками, да так босиком по снегу к милому и побежала. Однако далеко не ушла...

Свалила её буря снежная, лишь поутру в сугробе нашли оледеневшую. Кое-как домой оттарабанили, а там и ведунья Настасью откачивать пришла. Пришла, глазом зыркнула и говорит неполживо: «Дело оченно сложное! Не жиличка она на свете этом, ибо отморожена не столько по пятки, сколько сердцем. А коль выкарабкается, то на ней род и прервётся, дитёнков иметь боле не сможет. Стужа своё забрала».

Колька, как прознал про слухи такие, так сразу новый роман с новой девкой закрутил. А Настасья так лежать дома и осталася, ни жива, ни мертва. Погрустнела семья, но так рассудила: минус один рот пока, ни кормить, ни особо поить не надобно. На лавке валяется – много места не занимает.А там – как боженька рассудит. И стали все существовать дале по-прежнему.

И только валенки пуще прежнего кручинились. Как так-то? Они уж за Настасьей следили да переслеживали, а толку, выходит, как с овцы шерсти клок? Ну, уж дулюшки! И побежала тогда серая пара к Петру в дом, всю обувку попинала, поперепортила, да там за печкой и затаилася.

Смотрит Пётр, ан нечего набуть! Ни лаптей летних, ни сапог межсезонных. Всё рваное, мятое, скукоженное да на люди выйти негожее. Только валенки какие-то незнакомые за печкой стоят. Ничего вроде такие, относительно крепкие, хоть и подшитые в некоторых местах. Ну, делать нечего, сунул ноги свои в единственный оверсайз серый и за порог вышел.

И тут как понесло его! Понимает парень, что идёт куды-то, а куды – неведомо! Ноги, словно сами, несут! Несли, несли, так и донесли до избы Настасьиной. Зашёл Пётр, видит, дети читают в книжке чего-то, бабка пироги печёт, дед ложки строгает, мать пряжу прядёт, а отец отчего-то зимой косу натачивает... Подозрительно! И все ведь босые, как и девка, что на лавке лёжнем лежит. Прямо вся така ни жива, ни мертва. Но красоты писанной!

А валенки его прямо к красотке несут, да быстро так, словно на тройке с бубенцами! Пётр от изумления прямо на половице спотыкнулся – да в губы красотке своими воткнулся! А она возьми да очнися от ледяного сна... Батя ажно косу на пол выронил, чуть кошку не порезамши.

Ну, ясен-красен, потом сыграли свадебку Петра да Настасьи. Ибо кем поцелована, тому и милована. Гудели день, да два, да три! Ажно Колька с зависти чуть не удавился. Но потом передумал и в город с революционерами дружить рванул.

Настасья с Петром к нему в избушку от родителей съехали, да стары валенки по совету ведуньи на всякий случай прихватили. Им вроде как и не нать, да обувка сама практически в руки прыгнула. Мол, забирай меня скорей, да вези за сто морей! И носи меня везде, так как взрослые вы все. А потом у пары и детишки пошли. Сироты детдомовские. Их валенки обычно раз в год приносили.

Ну, в общем, нормальная многодетная семья сложилася. А Настасью потом, когда царска власть покончалась, нова власть даже медалькой наградила, аки мать-героиню. Ибо не та родительница, что выносила и на свет произвела. А та, что воспитала да подняла. Ну, и валенками заодно обеспечила.