Запретный завет: где религия в социальной фантастике?

Кажется, нет более могучего культурного двигателя, чем религиозная идея. На протяжении тысячелетий она формировала языки, законы, города и войны. Её символы встроены в архитектуру, живопись, даже в программный код (проверьте хотя бы, сколько хэштегов содержит слово "ангел"). Но когда мы открываем книги социальной фантастики — жанра, призванного анализировать общественные структуры и их развитие, — то религия оказывается как будто... вытесненной. Замещённой. И, быть может, намеренно забытой.

Почему так?

Мы, читающие и пишущие, склонны искать причинно-следственные связи. Нам говорят, что религия принадлежит прошлому, что она уступила место науке, а веру в божество заменила вера в технологию. В киберпанке божественные атрибуты перешли к ИИ. В постапокалипсисе спасение приносит не пророк, а вакцина или главный сервер. Даже наш "современный Мессия" скорее хакер, чем святой. Всё это звучит логично — но, возможно, слишком логично.

Где все истории нового Завета? Как случилось, что общество, продолжающее формироваться под влиянием религии, почти не получает художественных проекций своих внутренних духовных конфликтов в фантастике?

Нет, я не говорю о религиозной литературе. Я говорю о религии как объекте художественного анализа, через призму альтернативных обществ, утопий, антиутопий, новых этик. Где исследования новых сект в условиях социальной изоляции? Где религии будущего — не в жанре эзотерического фэнтези, а в жесткой социологической фантастике, где вера — не «магия», а социальный регулятор?

Почему при столь мощной драматургической базе (падение, искупление, спасение, пророчество, ересь) религиозные сюжеты не стали «генетическим материалом» для новой фантастической мифологии?

Конечно, объяснения у нас есть.

1. Боязнь оскорбить.
Литераторы ходят по минному полю, где любое слово может быть воспринято как богохульство или неуважение. Но тогда мы должны честно признать: это форма самоцензуры. И это самоограничение куда опаснее внешнего запрета. Оно лишает фантастов инструмента анализа самых глубоких мотиваций человека — страха смерти, чувства вины, поиска смысла.

2. Убеждённость, что религия «устарела».
Но если религия — реликт, почему она так мощно влияет на политику, войны, законы о репродуктивных правах и цифровую цензуру? Фантастика, отказываясь от религиозных тем, как будто искусственно вырезает из картины общества один из главных факторов его поведения.

3. Неудобство структур.
Да, религии часто цикличны, метафоричны, основаны на иррациональном опыте. Но ведь фантастика и существует затем, чтобы «переваривать» такие структуры — переводить их на язык модели, гипотезы, эксперимента.

Альтернативные примеры — и почему их мало

Да, есть «Кантикль по Лейбовицу», «Чужак в чужой стране», «Children of Men», «Рассказ служанки». Но это единичные экземпляры, каждый из которых воспринимается скорее как исключение, чем как тенденция. Попытки работать с религиозным материалом встречаются нечасто, и почти всегда с оглядкой.

Интересно, что гораздо чаще встречаются антиклерикальные или карикатурные образы религии, чем попытки честного спекулятивного моделирования: а как будет выглядеть вера в обществе цифрового бессмертия?А что станет с понятием «греха» в мире, где вся мораль записывается и транслируется нейросетями?А как трансформируется институт исповеди, если ИИ будет знать больше, чем священник — и не забудет?

В чём суть запроса

Мы живём в эпоху, когда технологии уже фактически выполняют функции религии: дают надежду, требуют слепой веры, создают иерархии. Но фантастика слишком часто описывает эти процессы исключительно как техноутопию или технодистопию. Религиозный слой — сознательная вера в сверхчеловеческий порядок, эмоциональный опыт святости, трансцендентного страха, благоговения — теряется в свете ламп дата-центров.

Так может, пора вернуть его?

Может быть, стоит по-новому подойти к религиозному наследию — не как к догмату, а как к исходному коду, к набору архетипов, которые всё ещё работают, пусть и в изменённой форме?

Вопрос к вам, писатели, читатели, критики:

Какую религию создаст человек будущего?
И кто будет её пророком: живой, цифровой — или гибридный?
Почему мы всё ещё боимся об этом писать?

Если мы говорим о будущем человека, давайте не бояться говорить о его вере. Даже если она не похожа на ту, что в книгах, храмах и священных текстах. А может быть — особенно тогда.